Когда я был маленький, а было это довольно давно, сорок с лишним лет тому назад...
Ну вот да: сорок с лишним лет ездишь в метро, и нет ни одной станции в Москве, где бы ты не был – а все равно, вот когда спускаешься, ждешь поезда, заходишь в вагон, слышишь «Осторожно, двери закрываются, следующая станция...» - всё равно чувствуешь какое-то волшебство, какую-то Тайну, как будто ты опять совсем маленький, и всё вокруг так интересно, всё сулит новые открытия и приключения, и чуточку страшно, и так волнительно...
Когда я был маленький, то моё личное метро тоже было маленькое. Мы жили в двух шагах от «Водного стадиона», а бабушка жила на «Войковской», одна остановка, ну вот и весь твой маршрут.
Даже не маршрут. Мы с мамой иногда ходили встречать отца с работы, просто прогуляться, и вот мы заходим на «Водный» с той стороны, где «Выхода нет», но нам-то как раз туда и нужно, и я подхожу к ограждению, просовываю голову между этими железными штырями, это замечательный возраст, когда ты еще даже ниже перил... И смотрю, смотрю на эскалатор, вглядываюсь изо всех сил, слышу, как подходит очередной поезд и надеюсь, что уж на этом-то отец точно приедет! И мы его встретим, вернемся домой, обязательно поиграем, лучше всего в футбол или хоккей, или смастерим что-нибудь, папенька у меня очень рукомесленный! Но его всё нет...
Это от волнения. На самом деле я точно знаю, что отец всегда появляется ровно в 18.35, это самое лучшее время на Земле, когда обе стрелки часов почти совпадают. И до сих, и ранним утром, и особенно вечером, когда я вижу на часах это время, чуть позже, чем «половина седьмого», на пять минут – у меня тут же делается отличное настроение! Отец с работы!
А потом иногда мы провожаем маму, она иногда работает «в ночь». О, это целый ритуал! Это значит, что меня отвезут к бабушке на «Войковскую», но мы обязательно пойдем с ней провожать маму на работу, дойдем опять же до метро, спустимся, но не войдем, только мама пойдет. И исчезнет там, после этих разноцветных автоматов, где меняют деньги на «пятачки»...
«На работу». Какое-то время я полагал, что «мамина работа» - это вот стоять у этих автоматов, опускать в них монетки, а потом ждать, когда снизу с веселым звоном вылетят пятачки! Собственно, я и сейчас так считаю. Это самое лучшее занятие на свете: сверху опускаешь одну монетку, а внизу получаешь две, или три, или даже четыре! И если мне чего-то и не хватает сейчас в этой жизни – то автоматов этих, желтый для «гривенников», зеленый для «пятнашек», а лучше всех красный, куда двадцать копеек! (или не красный? – но не суть)
Но лучше всего, конечно, когда сам едешь в метро! Спускаешься по лестнице, на «Водном» эскалатор только на подъем, а на «Войковской» их и вовсе нет, но все равно здорово. Смотреть в тоннель, видеть свет, потом поезд вылетает, тормозит, двери открываются с таким шипением, заходим – «Осторожно, двери закрываются!» И едем.
Наш вагон обычно последний, но один раз мы с отцом дошли до первого, а там в двери, которая к машинисту – была протерта дырочка, и в эту дырочку если посмотреть – ух! Ух, как это всё выглядит, если смотришь не по бокам вагона, а вперед! Жаль, что только до «Войковской».
А у бабушки-то... а у бабушки старинная швейная машинка марки «Зингер» (но это не точно), но зато – с педальным приводом. Я еще даже не знаю, что это «шительная машинка», но зато точно знаю вот что: если давить руками на педаль, то колесо с боку очень быстро раскрутится, и получится как в метро!
Это самая лучшая игра на всем белом свете! Ты машинист, ты объявляешь: «Осторожно, двери закрываются!» Потом педалью раскручиваешь колесо, это мы типа «едем», потом мы типа «тормозим», останавливаемся, и ты объявляешь: «Станция – такая-то!» И поехали дальше.
Да, это самая лучшая игра. В нее можно играть бесконечно, это первое, что я делаю, когда приезжаю к бабушке, и делаю очень долго. Вот прям до мозолей на руках, вот практически как в период подросткового созрева..(зачеркнуто) вот когда мы на сборах военных загремели в наряд по кухне, и сломалась картофелечистка, и мы вдвоем с одним хорошим парнем Пашкой реально руками тонну картошки перечистили, вот такие же были мозоли... «Осторожно, двери закрываются!» И – поехали!
А потом...
Потом однажды я вырос, с «Водного» мы переехали на Северную рабочую окраину, где никакого метро у нас не было, но всё равно: вот однажды поймал себя на той мысли, что подходишь к метро – и вот ждешь какого-то волшебства, какой-то Тайны. Хотя ты уже давно большой, взрослый. Но немножко волнуешься, когда слышишь: «Осторожно, двери закрываются!», прямо как в детстве...
- Пап, а тебе ведь скоро полтос, оказывается! – заявил однажды старший сынок.
И это замечательный возраст. Склероз уже развит настолько, что попросту не помнишь, сколько тебе именно исполнилось, день рожденья помнишь еще, но какой он именно по счету – уже нет. И только с небольшой радостью отмечаешь тот факт, что, как и раньше, сорок с лишним лет назад, спускаешься в метро, немножко грустишь от отсутствия разменных автоматов, а также от того, что не нужно бросать в щелочку пятачок, а потом совсем чуточку, но все-таки замирает от волнения сердце, когда слышишь:
«Осторожно, двери закрываются!» И ты опять маленький, и всё впереди.