Проникновение восточных мотивов началось вместе с Великим переселением народов. «В историческое время переселения по северную сторону Каспийского моря, — писал Г.Н. Потанин, — совершались почти только с востока на запад, потому мы должны заведомо предполагать большие заносы с востока на запад и ничтожные с запада на восток». Европейские эпосы, легенды, сказки во многом перекликаются с восточными сказаниями.
Сказки, легенды невозможно навязать силой, они плод культурного влияния. Русские историки не любят тему влияния татар на культуру России. Татары вспоминаются, когда речь идет о негативных чертах российского общества. Тогда появляется тема «татарщины», «азиатчины». Порой даже нынешнюю отсталость России объясняют татарским игом. Но в действительности татарская культура проникла глубоко в русский язык и культуру, включая быт и сознание.
Исконно русскими считаются такие былины, как сказ об Илье Муромце. В качестве аргумента выставляется его крестьянское происхождение. Однако это характерно для многих сказок мира. Илья сиднем сидел 30 лет, что тоже не уникально. Как писал выдающийся историк искусств, музыкальный и художественный критик, архивист, общественный деятель В.В. Стасов, «в одной песне минусинских татар, богатырь Канак-Калеш рассказывает, что «в детстве своем он пролежал 40 лет на одном месте, накрытый камнем». Одна песня сибирских киргизов говорит, что богатырь Ак-хан 70 лет просидел, не вставая». И далее в сюжете восточных повествований происходит то же самое, что с Ильей Муромцем. Стасов делает вывод: «Все это повторилось, буква в букву, в начале наших сказаний с Ильей Муромцем». Последующий сюжет о Соловье-разбойнике имеет аналоги в сказаниях сибирских татар. Причем, совпадения есть даже в деталях.
Потанин сближал Илью Муромца с Бал-Дорчжи тибетских легенд: «Илья, убивающий насильника Идолище, это Бал-Дорчжи, убивающий насильника Ландарму, царя с бычьими рогами». И остальные эпизоды из былины об Илье Муромце имеют аналоги в восточных сказках. Потанин продолжает: «Репертуар об Илье как будто основан на сказке об Ирин-Сайне, но только другой редакции, в которой эпизоды, общие с Гэсэриадой, были рассказаны с той же полнотой, как в Гэсэриаде».
Не все эпизоды о Соловье-разбойнике заимствованы, но имеются аналоги в сходных образах. «Образа, вполне подобного нашему Соловью-разбойнику, — писал Потанин, — нет ни в сказке об Ирин-Сайне, ни в повести о Гэсэре, но сходная тема найдется, если в Соловье признать пограничного сторожа какого-то царства, в роде Сокола, сторожа царя Прожора, в белорусской сказке об Илье у Романова. Соловью как пограничному сторожу, убивающему врагов на дальнем расстоянии, будет отвечать старуха колдунья предания о Шуно и о Тас-хара, которая убивала людей на расстоянии 99 ночей ходу. Персонаж, подобный этой колдунье, есть и в Гэсэриаде».
Из сравнения былины об Илье Муромце с восточными сказками Потанин заключает: «Пограничный сторож, являющийся в ордынском сказании обставленным сходными темами и подробностями, свидетельствует, что это не позднейшее создание русского творчества, а образ древний и международный».
Далеко не все были согласны со Стасовым и Потаниным. Еще в 1852 году Алексей Хомяков писал об Илье Муромце, что былина «носит на себе признаки глубокой древности в создании, в языке и в характере… Ни разу нет упоминания о татарах, но зато ясная память о казарах, и богатырь из земли Козарской, названной справедливо землею Жидовскою, является соперником русских богатырей; это признак древности неоспоримой». Заметим, что в то время «земля Жидовская» было синонимом «Хазарского каганата» без каких-либо негативных оценок, причем основным населением Хазарского каганата были тюрки, говорившиеся на языке, близком к булгарскому.
В пользу мнения Стасова говорит совпадение сюжета об Илье Муромце с тюркскими сказаниями. Сама былина была записана лишь в 1840-х годах в Архангельской губернии. Устная традиция нередко меняет названия и сюжеты.
С. Булич в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона писал о Стасове: «В противность мнению, что былины представляют собой самобытное национальное произведение, хранилище древнейших народных преданий, Стасов доказывал, что наши былины целиком заимствованы с Востока и дают лишь пересказ его эпических произведений, поэм и сказок, притом пересказ неполный, отрывочный, каким всегда бывает неточная копия, подробности которой могут быть поняты лишь при сопоставлении с оригиналом; что сюжеты, хотя и арийские (индийские) по существу, приходили к нам всего чаще из вторых рук, от тюркских народов и в буддийской обработке; что время заимствования — скорее позднее, около эпохи татарщины, и не относится к векам давних торговых сношений с Востоком; что со стороны характеров и изображения личностей русские былины ничего не прибавили самостоятельного и нового к иноземной основе своей, и даже не отразили в себе общественного строя тех эпох, к которым, судя по собственным именам богатырей, они относятся; что между былиной и сказкой вообще нет той разницы, какую в них предполагают, усматривая в первой отражение исторической судьбы народа». Несмотря на критику Стасова фольклористами, исторические данные подтверждают его выводы о восточных мотивах в западной и русской устной литературе.
Источник : https://realnoevremya.ru/articles/179548-rafael-hakimov-kochevniki-dali-miru-shtany-i-sedlo?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com&utm_campaign=dbr