«Обычно для выхода на Кутузовский Лиля была размалевана, как клоун Олег Попов.
С каким-то невероятным вишневым румянцем в пол-лица, бордовым ярким ртом и бровями, нарисованными прямо по напудренному лбу.
Я запомнил, что на ней всегда был яркий шелковый платок Hermes, из-под которого выглядывала задорная рыжая косичка, какие носили малолетки в начальных классах.» (С. Николаевич, «Театральные люди»)
Когда Лиля Брик выходила из своей квартиры на Кутузовском, 4, ее спутником обычно был «старик с пижонской жокейской шапочкой, смотревший по сторонам с вполне еще бодрым мужским любопытством».
Это был Василий Катанян, последний муж музы русского футуризма. Режиссер-документалист, а также писатель, он был на 11 лет моложе своей супруги.
«Зимой она была закутана в какие-то баснословные меха, в которых утопала, как в сугробе. Чаще всего это была необъятная шуба насыщенного сочно-зеленого, травяного цвета.
«Крашеная зеленая норка, - авторитетно подтвердила мама. Наверняка из Парижа». Таких шуб на Кутузовском больше ни у кого не было.»
«Из-за этой еврейки стрелялся Маяковский»
В 2019 году вышла книга Театральные люди Сергея Николаевича (журналиста, телеведущего и главного редактора журнала «Сноб»), в которой он вспоминает историю, очевидцем которой был в юности:
«Однажды я стоял в очереди в кассу гастронома «Украина», когда Катанян пришел с Лилей, заботливо посадил ее на мраморный подоконник, а сам пошел пробивать сырки и кефир.
Вся очередь, в основном состоящая из женщин среднего возраста и старше, растерянно замерла при виде старухи, словно явившейся в гриме и костюме из оперы «Пиковая дама».
Лиля делала вид, что не замечает этих взглядов. Под их прицелом она провела всю жизнь, и, похоже, ей действительно было плевать, кто и что о ней подумает. Уставившись в одну точку, она что-то тихо насвистывала, покачивая ногой в черном лаковом сапоге.
Когда Катанян вернулся, голосом маленькой девочки потребовала себе сырок в шоколадной глазури и, развернув его хищными пальцами с алым маникюром, стала быстро-быстро уплетать, словно белочка орехи. Кажется, она даже почти пропела от удовольствия: «Какой свежий!»
Вся очередь смотрела, как жует Лиля Брик. «Из-за этой еврейки стрелялся Маяковский», – кто-то тихо произнес за спиной, и я буквально кожей почувствовал ожог ненависти.»
Действительно, вокруг Лили Юрьевны воздух был буквально наэлектризован противоречивыми чувствами – от поклонения до ненависти.
Майя Плисецкая, которая много лет дружила с Лилей (полтора десятка лет балерина с мужем отмечали Новый год у Брик), сформулировала эту атмосферу очень точно:
«Вокруг ее имени накручена уйма чертовщины, осуждений, ненависти, укоров, домыслов, сплетен, пересудов. Это была сложная, противоречивая, неординарная личность. Я не берусь судить ее. У меня нет на это прав…»
Вышла к Пусику в мир иной
Однако другие артисты были гораздо резче в своих суждениях.
Актриса Татьяна Егорова в романе-исповеди «Андрей Миронов и Я» вспоминает, как на своем любимом спектакле – «Клоп» Маяковского – Лиля буквально лежала в первом ряду, в середине. В черных касторовых брюках, в черной шелковой блузе, волосы выкрашены в красно-рыжий цвет и заплетены в косу, как у девицы.
«Лицо музы, теперь уже мумии, набелено белилами, на скулах пылают румяна, высокие брови подведены сурьмой, и намазанный красный ротик напоминает смятый старый кусок лоскутка.
Красивый вздорный нос. Бриллианты – в ушах, на костлявых и скрюченных пальцах изнывает от тоски несметное богатство в виде драгоценных колец.
В письмах в Париж она писала поэту: «Пусик, привези мне хорошенький автомобильчик!» А поэт писал: «Но такая грусть, что стой и грустью ранься!» И ранился. Насмерть.
А она теперь сидит и смотрит его произведение. О чем она думает? О поэте, об автомобильчике, о старости?
Через несколько лет она упадет, сломает шейку бедра и сядет навсегда в кресло. Но «навсегда» длилось недолго. Сидеть? Инвалидом? Никогда!
И она пригласила педикюршу, сделала педикюр, надела выходное платье, выпила горсть снотворных и вышла к Пусику в мир иной. Там они разберутся и насчет автомобильчика тоже.»
Диаграмма смерти
В 1978 году Лиля Юрьевна Брик, которой тогда было 86 лет, находясь в Переделкино, приняла смертельную дозу снотворного. Андрей Вознесенский, который называл ее ЛЮБ, согласно инициалам, вспоминал:
«Я видел ее последнее письмо. Это душераздирающая графика текста. Казалось, я глядел диаграмму смерти.
Сначала ровный гимназический ясный почерк объясняется в любви к Васе, Васеньке – В.А. Катаняну, последней прощальной любви, - просит прощения за то, что покидает его сама. Потом буквы поползли, поплыли. Снотворное начало действовать.
Дальше плывут бессвязные каракули и обрывается линия - расставание с жизнью, смыслом, словами – туман небытия…»
При подготовке поста были использованы книги: С. Николаевич, Театральные люди; Т. Егорова, Андрей Миронов и я; М. Плисецкая, Я, Майя Плисецкая; А. Вознесенский, На виртуальном ветру .
Было интересно? Пожалуйста, поставьте 👍 и подпишитесь на мой канал! Спасибо за внимание!
Читайте на этом канале:
👉 Камни вместо кораллов: «ювелирная» афера Лили и Оси Брик
👉 Ул. Горького, 8: как жила семья Михалковых-Кончаловских в «доме лауреатов Сталинских премий»
👉 «Ночники» в Архангельском: как советская элита гуляла в закрытом ресторане для своих
#серебряный век #культура #знаменитости ссср #звезды ссср #маяковский #гуляем по москве #прогулки по москве #экскурсии по москве #знаменитые женщины #знаменитые люди