Люблю я на машине по ночам ездить. Не в какое-то конкретное место, а вообще. Сядешь себе в нее, заведёшь, слушаешь, как она урчит себе тихо, и думаешь. Порой всякая чепуха в голову лезет, совсем не запоминаешь, о чем ты там думал. Потом только как будто вынырнул неожиданно, а в голове щёлкнуло – мне ж ехать надо. А куда ехать, зачем ехать – забыл.
Вот так и в этот раз было. Ехал себе, ехал, на дорогу смотрел. А сам где-то в другом месте был. Так часто у меня бывает, когда на дорогу смотришь, а на самом деле ее не видишь. То есть видишь, один кто-то видит, а другой ты в это время, к примеру, на суде за массовые беспорядки отвечаешь. Разговариваешь там, то с журналистами, то с адвокатом, то с судьей этим чёртовым.
И вот стою я, значит, на трибуне, кругом народу полно, как будто кого-то это все интересует. Сидят и смотрят, разинув рты, а я речь пламенную произношу, и презираю их, нарочито так. Дескать, навязанные вам стереотипы, сами не знаете, чего хотите, каждый второй не своей жизнью живет. Про всю эту чепуху, в общем. А сам, на трибуне стоя, думаю, что за чушь я несу. И вот этот третий, который наблюдает за тем, какую чертову ахинею я мелю – он, наверное, самый нормальный из всей нашей братии. Потому что ему это не интересно, он есть захотел. И на ухо мне шепнул заодно, что Максиму позвонить надо. А я так, вполоборота с трибуны повернувшись, говорю ему:
- Какому Максиму позвонить? – и брови насупил, как будто припоминаю что-то.
- Да Максиму, к которому ты едешь сейчас. – Это тот, третий я говорит. Который нормальный, скорее всего.
- Еду? Как еду? А речь? – Пробормотал я. И тут трибуна пропала, потом все кругом задвигалось, как будто зеркала в карточную колоду сложились и остался я опять один.
И поворот на Оленегорск, самый настоящий. Метель метет жуткая, ветер, сразу видно – зима. И как будто ненастоящее всё, а указатель поворота на Оленегорск – он настоящий. Самый, что ни на есть.
Я по нему поворачивать не стал, а повернул наоборот, в другую сторону. В Оленегорск мне не надо, я там уже был два раза.
Первый раз – это когда еще молодым был, лет сто назад. Или тысячу. Сейчас уже и не вспомнишь так сразу, но то, что молодым – это точно. Меня еще на обратном пути из поезда на берегу озера выкинули, потому что денег на билет не было. Мы тогда с актерами театра какого-то и редакцией газеты с чудным названием «Алло, гараж!» Гиперборею искать ездили. Театр не помню, а газету помню, хотя газету близко не видал никогда, а в театре был.
Я и про то, что они актёрами были не запомнил бы, память у меня ни к черту, но уж больно забавная штука там со мной произошла. Смотрел я там один спектакль, или, как модно в кругах нас, театралов, говорить, ходил на одну постановку. История там, в общем-то, незамысловатая была – какие-то люди сидели в доме, занесенном снегом, а к ним в гости еще один зашел. И стал про остров в океане рассказывать, его-то я запомнил – Санта-Крус называется. И плел им всякие небылицы про этот остров, а еще про дальние странствия и прочую ерунду, какую всегда плетут, когда понравиться хотят. Была там она барышня, в этом доме. Он вроде как всем рассказывал, а на самом деле – барышне этой понравиться хотел. Я тоже так всегда заливаюсь, когда понравиться хочу. Про любовь, в общем, спектакль был.
И был там один негодяй, не то отец этой барышни, не то еще какой-то родственник. Или наоборот, жениться хотел. Негодяй, одним словом. Всё рассказчику мешал и подначивал его, как всегда бывает. Не хотел он, чтобы они поженились, это как пить дать. Так они и не поженились, наверное. Хороший, в общем, спектакль был. А потом, после спектакля, мы с актерами пили что-то. Они грим смывали и наливали, в комнате специальной. И дядька там был, который негодяя играл. И вот, ей-богу, я всё понимал, а на дядьку этого косился. Потому что вот и пьем что-то вместе, и разговаривает он, как человек, а я-то знаю, что он негодяй. Так я и не разобрался, где он на самом деле настоящий был. Ну, вы понимаете, о чем я.
А заливаюсь я и остановиться не могу почти всегда, когда хочу. Чтобы никому не понравился – тоже. Всегда так со мной бывает.
Второй раз, когда я в Оленегорске был, и вспоминать не хочется. Такие дела.
Так что не поехал я в Оленегорск, а остановился среди леса, в стороне от дороги. Из-за метели и шоссе не слышно было, так что как будто один в лесу я был тогда. Телефон достал, стал Максиму звонить. Максим – это тот друг, к которому я в гости поехал.
- Максим, привет! С Рождеством тебя! – Это я из вежливости, надо же что-то сказать было.
- Привет, Андрей, взаимно! Как дела? Когда в гости ждать? Жизнерадостно так отвечает. Люди всегда жизнерадостно отвечают, наверное, когда не знают, что им из соседнего двора звонят. Если бы почаще звонили – осторожнее были бы, как пить дать. Так я теперь думаю.
- Часа через полтора, максимум. А ты где живешь, куда подъезжать-то? – Я сам сказал и думаю, что сейчас вот Максим скажет, что на отдыхе в Египте, тут-то моей поездке и конец. Про ночевку-то я ни с кем не разговаривал.
Максим и правда задумался, но не о том, о чем я думал. Он уже тогда, наверное, план строил, хоть я об этом и не знал.
- Я тебя встречу на дороге, минут за десять позвони, как поворот на зверосовхоз проедешь, хорошо?
Всем бы такое самообладание.
Я трубку повесил, а сам из машины выйти захотел, необходимость такая возникла. Сижу, смотрю наружу, а выйти боюсь. Со мной так часто бывает – сидишь в машине в лесу, фарами светишь, видишь кусты всякие и деревья, а выйти боишься. Потому что никто не знает, чего там не видно, за этими кустами. Вроде бы как и нет там никого, это понятно. Но в голову всякая чепуха лезет. И не зверь там, и не человек. А что-то неизвестное, и от того страшное. Потому что неизвестно, что оно выкинуть может, когда ты выйдешь. Может, сожрет тебя, а может, и утащит на другую планету, чтобы опыты всякие ставить. Никогда нельзя угадать, что придет в голову неизвестному за кругом света, когда ты один в лесу бываешь. Может, и головы у этого неизвестного нет, а ты боишься. Или там ёж говорящий.
Так я и сидел, даже закурил, чтобы решить – выходить, или нет. И вдруг сзади свет яркий появился, всё вокруг осветил, как будто звезда зажглась.
- Ну вот и всё, прилетели за мной… Сижу, а сам не боюсь, потому что готов к этому был. А потом звук раздался, как будто машина сигналит, я даже удивился, что у инопланетян на тарелках тоже гудки есть. А потом голос сердитый кричит:
- Ну так вперед, или назад, может, решите?! Я на работу опаздываю!
Мужик там на машине приехал. Наверное, дорога эта все-таки не кончалась в загадочных болотах, как я придумать успел.
.... Здесь был значительный перерыв ....
Не то, что бы я головой поплыл, или еще какая катавасия случилась. Так обычно думают, когда три года, или чёрт его знает, сколько лет спустя, рассказ продолжают, бывает.
Я головой тогда не двинулся, и инопланетяне меня не забрали, понятное дело. Сидел себе в машине и сидел - ни боже мой.
Просто когда три года спустя снова рассказывают - кому только что в голову ни придёт. Ну так и одуванчиковое вино настояться должно, куда ж без этого-то.
А вообще - мужик спросил, поеду я дальше, или нет.
Я высунул голову из окна, прямо во все эти снежинки с небес - и сказал:
- Да я тут просто остановился, не принимайте близко.
Вот ей-богу, так и сказал
Сейчас, конечно, странно звучит - и несколько лет прошло, и Снегозавр уж ушёл. А тогда так и было - сказал я ему:
- Сейчас в сторонку сдвинусь, проезжайте!
Хорошо, чтоб так в жизни было легко сделать. Вот, допустим, мешаешь ты какому-нибудь паршивцу, который то фарами моргает, то анонимки на тебя в жкх пишет. А ты ему: да не дрейфь, чувак, я на обочину, а ты жги дальше, мне твои ценности неинтересны!
Но так, конечно, не получится.
Поэтому я отъехал в сторонку и проследил его исторический путь в моей судьбе.
Больше он в ней не появлялся, понятно.
А я на шоссе выехал, к Максиму путь продолжить, как и собирался.
Только лёгкое сожаление осталось, что он не инопланетянин.
И так еще сотню километров по заснеженному шоссе.
Только звёзды снежинок и галактики ихних облаков в рожу. Оникса со мной не было и объяснить, для чего они сюда - некому было.
Впрочем, когда я во всём этом вихре в Мурманск ворвался - Максим не разочаровал.
Это сейчас он большим начальником на Земле-которую-нельзя-называть работает. А тогда он еще особо никем не работал.
Он меня в гости ждал, если вы понимаете, о чём я.
А тогда в гости ждать - погода самая что ни на есть подходящая была.
Снег с неба крупными хлопьями валил. Прям как жизнь в хороший год - что ни мгновение - то событие.
Так он мне по телефону и говорил:
- Ты мчись по жизни, сквозь события. Как справа кого знакомого увидишь, чтобы остановиться - так и тормози. Тут местный горнолыжный курорт рядом.
А если не увидишь, с кем рядом остановиться - так, значит, и ни с хер-то важно было.
Понятное дело, не так он сказал, но я именно так запомнил.
Я коммуникативные предписания выслушал и подумал, что с Гаутамой поговорил. В этой пурге и на этой широте всё, что угодно, разговором с Гаутамой померещиться могло.
И стал ехать дальше.
Даже если без Оникса едешь, а инструкции по телефону получил - однозначно Гаутама гораздо глубже в курсе, зачем ты сюда прибыл.
Всё равно Джейка Ла Ботца слушал.
Его раньше-то никто не знал и сейчас никто не знает, так что вещи текли своим чередом.
Снег под колёсами скрипел недовольно, я уж устал порядком тогда, но Мурманск всё равно неизбежно наступил.
Но наступил не как все города - табличкой, а как-то ненавязчиво, в сторонке.
Не сказать, что так часто бывает - едешь ты, едешь, а тут вдруг понял, что приехал. Но бывает же.
Кругом фонари, перед тобой дорога, с неба снег, а справа - курорт горнолыжный, оказывается.
И там тоже люди сверху падают, на белом фоне.
Не так высоко, как в том же Кукисвумчорре, с самого верху и до низу видать даже сквозь машину. Но тоже падают. И разряжены точно так же - как попугаи.
Но это совсем другое место было, ей-богу.
Вроде всё то же самое. И фонари, и снег, и люди. Может даже фрирайдеры, кто их знает.
Но ты о них ничего не знаешь, а откуда они падают - и подавно, хоть и видишь всё.
А на повороте туда, откуда они вверх поднимаются, чтоб упасть - Максим стоит.
Стоит, курит и никуда не смотрит.
Правильно, куда ему смотреть. Таких фар, что из темноты приезжают - пучок каждую затяжку. А как мои фары выглядят - он и не знает, я ж ему не говорил.
Так и встретились.
Он смотрел никуда, а я фарами светил. И думал, что вот он меня ждёт тут, я его вижу, а он меня - нет.
И я стою и думаю - а вот если я сейчас постою, развернусь и уеду - поймёт он, что я это был, или так еще постоит, посетует, что так и не приехал отдалённый знакомый из неизвестного города, и отправится домой.
И так и не узнает, что я приезжал, посмотрел на него и уехал.
Но ехать назад мне всё равно некуда было, так что я к Максиму подъехал и остановился.
А он дверь открыл, залез, сел и спросил:
- есть хочешь?
Нет, ну вы представляете? Я ехал к нему со всеми своими шмотками в багажнике и жизнью в голове, не оставил нигде места, чтобы вернуться, по пути инопланетян боялся, а он, после двух лет невстречи, спрашивает, хочу ли я есть.
Соврать трудно в таком случае, потому что это, наверное, самый важный вопрос в это время. Раз Максим так решил. В конце концов это я к нему ехал, а не он ко мне, так что ему точно виднее было, что сейчас важно, а что - нет.
Так что я сказал, что хочу.
Такие дела.
После 》