Случай, о котором я хочу поведать, произошёл со мной летом 1956 г. Тот год был щедрым на урожай ягод. Особенно много уродилось голубики, которая росла в изобилии на болотах близ нашей деревни, укрытой когда-то предками подальше от государева ока и верных слуг его, в густых труднодоступных дебрях некогда дремучей тайги. Но человек, оставляя за собой обширные плешины вырубок, на какой-то период времени объективно создавал условия для высоких урожаев дикорастущих ягод. На болотах, освобождённых от деревьев, в иные годы столько нарастало клюквы да голубики, что, помнится, зайдешь в такой благодатный уголок - и глаза разбегаются от открывшегося изобилия. Стоишь какое-то время в счастливой растерянности, не зная, какому кустику или холмику поклониться.
В то далёкое лето я, пятнадцатилетний щупленький подросток, в меру своих сил и возможностей, старался внести свою лепту в общесемейное ударное предприятие, каковым являлся ремонт дома, затеянный матерью. Судя по его внешнему виду, он был выходцем из прошлого столетия, так как даже старики, выглядевшие подстать ему, и те не могли припомнить дату его постройки. Так вот, я пристрастился ходить и за голубикой. Благо в тот год у нас в деревне кем-то был организован пункт по закупке этой ягоды у населения.
В один из тёплых солнечных дней, позавтракав, я собрался идти в лес. Мама в напутствие сказала: «Если меня сегодня не позовут на колхозную работу, я тоже к тебе подойду». Она знала, где и на каком болоте я собираю ягоды. Совсем недалеко, километрах в двух от деревни.
Прошло часа два, а может и больше, как я пришёл в лес и начал наполнять посудину голубикой. Вдруг на гриве, поросшей молодым, чуть выше человеческого роста, березняком, послышался мамин голос: «Серёжка, а-у-у». А я почему-то не любил в лесу отзываться голосом на голос. Проще говоря, не «отухивался», а, закладывая в рот по два пальца от каждой руки, свистел, то есть «отсвистывался». Об этой моей привычке знали все мои близкие и родственники, и на сей счёт они никаких замечаний не делали.
Так я сделал и на этот раз. Спустя непродолжительное время, уже ближе послышался всё тот же голос: «Серёжка, а-у-у». Я снова отозвался посвистом, посматривая в сторону, откуда доносился голос матери.
Прошло еще несколько минут ожидания. Из зарослей никто не появлялся, хотя, по моим расчётам, мать должна уже была выйти в зону моей видимости, на чистое болото. Вместо этого, ещё ближе, но всё ещё в зарослях, снова послышался голос, похожий на мамин: «Серёжка, ау-у-у».
После третьего оклика мне вдруг стало как-то не по себе, наступило малоприятное жутковатое состояние. И на последнее «мамино» «ау» я отзываться не стал, решил выждать, что же последует дальше. Но больше так ничего и не дождался: ни матери, ни её голоса. Находясь в недоумении и растерянности, я всё же продолжил собирать ягоды до конца дня.
Вечером, вернувшись домой, я первым делом спросил у матери, приходила ли она ко мне в лес. «Нет, - говорит. - Какой лес, целый день работала на колхозном поле».
Тогда я рассказал ей о том, что произошло в лесу. Ну и, вполне понятно, поинтересовался, что бы всё это значило. На что она с присущим суеверием для малограмотной деревенской женщины ответила: «Тут, не иначе, замешана нечистая сила, которая под видом матери хотела унести тебя куда-нибудь подальше в лес, откуда ты не смог бы выбраться. И она бы это сделала, если б ты отозвался на её третий оклик...»
Вот такая однажды приключилась со мной история. Хотите - верьте, хотите - нет. А я, вспоминая о ней, до сих пор гадаю: что же всё-таки это было?