...В тот самый злосчастный день, когда связь учителя с Феклушей открылось, а Прохор избил и прогнал неверную жену, деревенские мужики отправились к домику у заводи. Разумеется, его хозяину не поздоровилось. В придачу к разбитому в кровь лицу и поломанной руке он получил предупреждение, что если завтра же не уберётся - будет забит насмерть. Учитель не стал искушать судьбу и следующим утром нанял телегу, наскоро собрал свои вещи и отправился восвояси. Только если побои жён для мужиков были делом обыкновенным, даже естественным, то с учителем вышло не всё так гладко. Первым же делом по прибытии в уездный город он отправился в полицейскую управу. Там засвидетельствовали нанесённые ему раны. Как только потерпевший поправился и стал пригоден к путешествию, коляска из центральной полицейской управы направилась в сторону Покровки.
Нескольких мужиков, в том числе и Прохора, арестовали и отправили на допрос в город. Через некоторое время "зачинщики беспорядков" вернулись, но Прохора с ними не было. Во время допроса открылось, что документы Прохора - поддельные, а сам Прохор - не Прохор, а давно разыскиваемый преступник, и грозит ему каторга, за что – неведомо. Приехал пристав, заколотил дом, забрал какое-то имущество. И долго ещё в деревне эта история обрастала новыми чудовищными подробностями – благо фантазия у местных баб была неистощима.
- Сгинул твой Прохор, - подытожила Акулина. - А такой мужик был, такой мужик! Хотя, если честно, тут есть часть и моей вины. Я с самого начала знала, что так может обернуться. Ведь Прохор никакой мне не племянник!
- Как не племянник? - изумилась Феклуша. - Но вы говорили...
- Говорили, говорили… - передразнила тётка свою собеседницу. - Я надеялась, что всё у вас сладится. Не важно, что было в прошлом, главное - чтобы сейчас человек жил по-людски. А ведь так оно и было, пока ты... Да что там говорить! Троих одним выстрелом убила!
- Троих? - Взволнованно вскрикнула Феклуша. - Что же с Ксюшей, она жива?
- Да сиди ты спокойно! - разозлилась Акулина. - Не ори! Жива, должно быть... Жила она после того, как ты пропала, у меня. Прохор тогда сильно запил. Искал он тебя, долго не мог успокоиться. Переживал, что ты погибла, оттого и запил. Должен был кто-то девочку кормить, да и боялась я за неё, сама понимаешь... Потом и Прохора не стало. На сходе назначили меня опекуном, внесли ваше имущество в опекунскую книгу. И вдруг, когда уже холодно было, первые заморозки стукнули… Да, под Николу зимнего было дело… Так вот, является к нам в Покровку этот твой учитель. Ирод окаянный! Прохвост, чтоб ему пусто было! При нём бумага из какого-то там суда. В ней написано, что мать у ребёнка без вести пропавшая, отец - осуждён на каторжные работы, сама девочка - сирота. А раз Прохор не Прохор, то ваш брак признан ненастоящим, и девочка - незаконнорожденная. А раз она незаконнорожденная сирота, значит и дорога ей – в городской сиротский приют.
- Какой приют, говорю я ему, отродясь у нас такого не бывало. Вырастим девку, подымем на ноги. Я сама сызмальства сиротой была, работала, жила как все, замуж выдали. Больно не хотела я её отдавать. А он, как знал, приехал с приставом, и всё эту бумажку мне под нос тычет:
- Решение совета! Под суд пойдёшь! Это - ради ребёнка!
Думал испугать меня судом, ишь - окаянный! Я - в крик, бабы прибежали, окружили дом, кричат:
- В чём ребёнок виноват? Не отдадим девочку!
Тогда он стал рассказывать, как это хорошо жить в приюте. Что у неё будет и жильё и еда, и учить её будут там, чему уж - не знаю. И что скоро все сироты не будут перебиваться с хлеба на воду, а будут жить вместе в приютах. В тепле и достатке. Как в Европе! Обзывал нас тёмным народом... Эх, морда! Убила бы! Из-за него всё!
Акулина перевела дух, немного помолчала, чтобы успокоиться и продолжала:
- В общем, покричали наши бабоньки, да разошлись. А Ксюша вместе с ним уехала. Может и вправду хорошо там ей будет? Вроде не должен был он врать при полицейском. Да и вот, у меня бумагу оставил.
Тётка подошла к красному углу и вынула из-за иконы сложенный в несколько раз листочек:
- Это тебе. Может, найдёшь девочку, если Бог даст.
Документ, а именно постановление сиротского суда, гласил, что незаконнорожденная Ксения Торопова, 8 лет от роду, определяется в детский приют, на государственное попечение.
Феклуша приходила в себя от таких неожиданных известий.
- И вот ещё, знай, - вывела её из оцепенения Акулина, - у нас в деревне тебе места нет. Мужики наши больно Прохора уважали. Как его взяли - всё тебя да учителя вспоминали. С полюбовника твоего - как с гуся вода, ничего с ним не станет, а тебе может не поздоровиться.
- Да, я понимаю, - наконец откликнулась Феклуша.
- Так что, иди огородами, да через лес. Даст Бог, не увидят!
- Где же сейчас Ксюша? В каком приюте? - спросила Феклуша.
- Учитель сказывал, что повезёт её в уезд. Там, должно быть, и томится, бедненькая!
Феклуша вышла во двор, окинула прощальным взглядом стоявшую на пороге Акулину и уже развернулась, чтобы уходить, как услышала вслед:
- Подожди!
Акулина зашла в избу. Смахнув рукавом набежавшие слёзы, она достала из печи свежеиспечённый хлеб, завернула в лежавшую на скамье тряпицу и протянула Феклуше:
- Вот, возьми, на дорогу.
Феклуша порывисто обняла тётку, бывшую последние годы её единственным другом и помощницей, а та, уже не скрывая слёз, запричитала:
- Загубила жизнь свою, девка, ой загубила! Хоть живая, слава тебе, Господи! Где же ты была всё это время?
- В монастыре, у Иверской.
- Ну, не оставил значит Господь! Иди, найди свою Ксюшеньку!