В периоды аграрного Восстания и 1920-х годов крестьяне были недовольны теми экономическими условиями, в которых они оказались. Оба периода были свидетелями подъема политических движений, которые стремились помочь фермерам в их экономическом бедствии, таких как популистское движение в конце 19-го века и в начале 20-го века. Эти факты и соответствующее политическое воздействие свидетельствуют о подлинном разочаровании фермеров.
Тем не менее, Аграрное восстание озадачивает экономических историков, потому что некоторые из предполагаемых первопричин не соответствуют историческим фактам. Это побудило некоторых экономических историков глубже вникнуть в фундаментальный источник несчастья фермеров, что привело к выводам, которые предполагают, что влияние коммерциализации было в центре реальной проблемы. Причины уныния фермеров в 1920-х годах, несомненно, различаются и все же напоминают аграрное восстание в различных поверхностных деталях; тем не менее, основной причиной проблемы остается та же самая - коммерциализация, которая еще раз доказала, что фермеры «больше не свободны от давления и последствий изменений в этой экономике».
На протяжении второй половины XIX века фермеры были крайне недовольны своими условиями. Они полагали, что их нежелательное состояние было результатом эксплуатации, которая мешала фермерам получать адекватную отдачу от их тяжелой работы. В частности, фермеры жаловались на то, что ставки фрахта были несправедливо высокими, цены на их культуры падали, а процентные ставки, взимаемые ростовщиками, были чрезмерными. Они утверждали, что железнодорожные компании, бизнес-посредники и банки эксплуатируют их посредством монополистической практики. Гнев, который фермеры испытывали к тем, кого они обвиняли в предполагаемом положении, был, несомненно, подлинным. Это ясно из того факта, что возникли многочисленные политические движения, которые стремились избавить фермеров от экономического давления.
Однако немногие из обвинений, выдвинутых фермерами во время Аграрного восстания, получают фактическую поддержку. Утверждение о том, что железнодорожные компании преследовали фермеров, является необоснованным, учитывая, что данные свидетельствуют о том, что ставки фактически снижались. Это подтверждается сближением цен, полученных фермерами. Например, в 1871 году фермеры в Миннесоте получали только 74 процента от средней цены в США за свои товары, а в 1891 году этот показатель вырос до 95 процентов. Банки и ростовщики, как утверждали фермеры, не взимали абсурдно высокие процентные ставки. Вместо этого ставки снижались из-за усиления конкуренции. Поэтому, учитывая отсутствие обоснованности, реальный источник разочарования фермеров во время аграрного восстания, как указывалось ранее, должен лежать в другом месте.
Источником гнева фермеров, согласно Мэйхью (1971), была новая система коммерциализации. Эта система привела к зависимости фермеров от рынков, кредитов и особенно цен, которые, как утверждает Мейхью (1971), ранее не были жизненно важными, «учитывая высокую степень самодостаточности», которой пользуются фермеры. Мейхью (1971), в частности, утверждает, что основным источником гнева фермеров было то, что они «возражали против растущей важности цен», от которой их успех стал зависеть. Это особенно беспокоило фермера, потому что его личный успех теперь зависел от факторов, совершенно не зависящих от него, и это было чем-то, что тяжелая работа уже не могла гарантировать. Наряду с впечатлением фермера о потере самоопределения он «оказался на мировом рынке, на котором колебания цен не имели для него никакого смысла».
Норт (1966) заявляет, что доходы фермеров больше не защищены от стихийных бедствий, таких как засухи, из-за роста цен. Цены будут оставаться низкими из-за импорта сельскохозяйственных культур из других стран мира, что часто приводит к огромному сокращению доходов фермеров. Следовательно, реальным источником аграрного восстания была коммерциализация, и гнев фермера в конечном итоге был вызван тем фактом, что «он был заперт в системе, где его успех или неудача теперь зависели от цен». Подобно аграрному восстанию, фермеры в 1920-х годах также жаловались на свои экономические условия, и в этот период были сформированы новые политические движения, которые обращались за помощью к борющимся фермерам. Кажется разумным задаться вопросом, могло ли действительно быть фундаментальное сходство между причинами гнева фермеров как в конце 19-го века, так и в 1920-х годах.
Сельскохозяйственный кризис 1920-х годов был в значительной степени результатом финансовых обязательств, взятых во время земельного бума после Первой мировой войны. Экономика Соединенных Штатов была усилена за счет возросшего спроса Европы на ее сельскохозяйственные культуры. Об этом свидетельствует тот факт, что оптовые цены в середине 1919 года были более чем в два раза выше, чем в 1913 году, что отчасти было результатом увеличения спроса на американскую продукцию. Так же Соединенные Штаты имели торговый баланс с положительным сальдо в 4,9 млрд. Долл. США в 1919 году. Они оба были результатом разрушительного воздействия, которое Великая война оказала на сельскохозяйственный сектор Европы. К концу войны «большая часть Европы была близка к голоду», особенно Центральная Европа, которая особенно пострадала.
В течение этого времени американские фермеры процветали из-за возросшей зависимости от своей продукции. Чистый доход фермерского населения на душу населения в 1919 году более чем удвоился по сравнению с тем, что был в 1913 году. В 1920 году стоимость сельскохозяйственной недвижимости практически удвоилась по сравнению с ее ценой в 1912 году. Цена на сельхозугодья в основном определялась ожидаемым будущий доход, который можно было бы получить с земли. Учитывая обширное восстановление и реконструкцию, с которыми Европа столкнулась после войны, неудивительно, что американские фермеры и покупатели земли ожидали, что будущий доход от сельскохозяйственных угодий будет довольно высоким и будет продолжать расти. Это оптимистичное ожидание привело к тому, что фермеры и покупатели земли продолжали вкладывать значительные средства в сельскохозяйственные угодья, хотя цены были исторически высокими.
Поэтому из-за высоких цен на землю фермеры все больше и больше должны. Это демонстрирует общая задолженность по ипотечным кредитам в фермерских хозяйствах, которая неуклонно росла в течение этого периода и, наконец, достигла своего пика примерно в 1923 году. Младшие ипотечные кредиты, которые были вторыми ипотечными кредитами в дополнение к основной ипотеке, также значительно увеличились в период бума до 1920 года. Это позволило покупателям земли купить сельхозугодья по высокой цене; тем не менее, как указывалось выше, они оказались в большом долгу. Джонсон (1973) утверждает, что происшествие «между 1918 и 1920 годами является одним из наиболее впечатляющих эпизодов роста ожиданий… в американской истории». Ожидание продолжения процветания сельского хозяйства в Соединенных Штатах вскоре оказалось ошибочным, как только стало очевидно, что сельскохозяйственный сектор Европы восстанавливается гораздо быстрее, чем предполагалось. Это неожиданное восстановление оказало разрушительное влияние на стоимость американских сельхозугодий и, следовательно, на фермеров с крупной задолженностью.
К 1920 году стоимость сельскохозяйственной недвижимости начала падать с высоты, которой она достигла во время послевоенного земельного бума. Всего за 5 лет после 1920 года цена на землю упала почти на 26 процентов. Как указывалось выше, стоимость сельскохозяйственных угодий определялась ожидаемым будущим доходом, который можно было бы получить с земли. Ожидается, что он будет достаточно высоким из-за прогнозируемого долгосрочного медленного восстановления сельского хозяйства в Европе. Однако, как только стало ясно, что европейское сельское хозяйство быстро восстанавливается, ожидаемый будущий доход американских сельхозугодий, который учитывал ожидаемую зависимость Европы от американских сельскохозяйственных продуктов, начал уменьшаться. Последовательное и неуклонное падение стоимости земли относительно платежей по ипотечным кредитам привело к высоким показателям выкупа ферм.
В 1920 году среднее количество выкупа ферм на 1000 ферм было около 3,8. К 1926 году это число возросло до 17 ферм на 1000 человек. Поскольку стоимость земли продолжала падать, фермеры «столкнулись с деморализующим и удручающим опытом устойчивого обесценивания капитала». Это особенно расстраивало фермеров, как отмечает Джонсон (1973), потому что «прирост капитала был для них важной частью пожизненного дохода». Послевоенный бум с ростом стоимости земли только укрепил это ожидание. Фермерам, у которых была большая задолженность, которых было много, приходилось следить за тем, как «их капитал исчезает» и «многие сталкиваются с банкротством или потерей права выкупа только из-за снижения стоимости земли». Однако важно отметить, что после того, как доходы фермеров в 1921 году сильно пострадали, они снова начали постепенно расти, в то время как стоимость земли продолжала снижаться. Это, правда, немного странно, учитывая, что стоимость земли в основном определялась ожидаемым будущим доходом от этой земли. Поэтому представляется разумным выяснить, почему цены на землю не выросли бы по сравнению с их низкой базой 1921 года наряду с доходами?
Как намекает Джонсон (1973) на протяжении всей своей статьи, подробности ситуации в 1920-х годах показывают, что расхождение доходов фермеров и стоимости земли было следствием того, что во время оптимизма земельного бума заложился фундамент. Очевидно, что спрос на сельскохозяйственные угодья уменьшился, потому что стало очевидно, что Европа больше не будет зависеть от американского сельского хозяйства, что привело к снижению цен на сельскохозяйственные угодья. Фермеры, несомненно, скорректировали свои ожидания, как только они это признали, хотя сомнительно, что младшие ипотечные кредиторы сделали такую же коррекцию. Перестройку фермеров можно увидеть в продолжающемся падении цен на землю. Это могло произойти из-за того, что многие фермеры решили вместе отказаться от фермерства, что привело бы к устойчивому снижению спроса на сельскохозяйственные угодья.
Кроме того, это ознаменовало бы соответственно устойчивое и непрерывное снижение цен на сельхозугодья, поскольку все больше фермеров следовали их примеру. Это подтверждается резким ростом выкупа ферм. Многие из этих взысканий, возможно, были результатом того, что фермеры решили не выплачивать свои платежи, учитывая, что они были в большом долгу, и стоимость земли продолжала падать. Ипотека, которая была сделана во время земельного бума в разгар роста цен на землю, была астрономически крутой. Несмотря на то, что доходы фермеров начали расти после обвала 1921 года, этого все равно было бы недостаточно, чтобы допустить погашение высоких ипотечных кредитов и цен, которые, возможно, поддерживали младшие ипотечные кредиты. Джонсон (1973) отмечает, что младшие ипотечные кредиты часто обращали взыскания на землю и просто выплачивали процентные ставки по первой ипотеке, надеясь, что стоимость земли перестанет падать и вернется к своему уровню послевоенного бума. Уровень задолженности поддерживает эту теорию, которая оставалась высокой и не начала снижаться примерно до середины 1920-х годов. Это может указывать на тот момент, когда младшие ипотечные кредиторы наконец приняли реальность того, что стоимость земли не вернется к своим прежним высотам, поэтому они перестали платить только проценты и начали погашать фактическую ипотеку.
Другое и несколько иное объяснение того, почему цены на землю падали, а доходы фермеров росли, заключается в том, что падение цен на землю в 1921 году было не таким значительным, как следовало бы, и, таким образом, земля по-прежнему была переоценена. Это могло произойти из-за действий младших ипотечных держателей в самом начале, которые могли бы сдерживать снижение цен. Джонсон (1973) упоминает, что в качестве основы для предоставления ипотеки использовались оценки, а не рыночная стоимость. Оценки проводились только периодически, а не каждый год. Следовательно, они отстают от изменений значений свойств. Когда эти значения падали, они бы постоянно были слишком высокими. Таким образом, дополнительные ипотечные деньги, потраченные фермерами, могли бы помочь сохранить цены выше, чем они должны были быть, так же как предоставление чрезмерной ипотеки способствовало росту стоимости жилья до 2008 года, во время экономического спада в Соединенных Штатах в 2007-2009 годах. Учитывая эти разумные возможности, они, несомненно, повлияли бы на поведение фермеров. Возможно, фермеры чувствовали, что не было никакой другой альтернативы, кроме как оставить фермерское хозяйство или, по крайней мере, дефолт по своим платежам и, следовательно, потерять свои фермы. Таким образом, экономические трудности, с которыми сталкивались фермеры в 1920-х годах, были следствием нежелательного поведения цен на землю.
Падение цен на землю в течение 1920-х годов было полностью вне контроля и влияния фермера. Это неожиданное поведение цен стало основной причиной сельскохозяйственного кризиса 1920-х годов и, таким образом, гнева, который испытывали фермеры. Очевидно, это свидетельствует о важном сходстве между аграрным восстанием конца 19-го века и кризисом 1920-х годов. В оба периода фермеры сталкивались с нежелательными изменениями, вызванными ценами. Цены, которые они наблюдали на обоих этапах, были решающим фактором в отношении того, преуспели они или потерпели неудачу как фермеры.
Четкая разница между этими двумя ситуациями является элементом понимания. Во время аграрного восстания фермеры наблюдали бы изменение цен таким образом, чтобы это противоречило их ожиданиям из прошлого опыта. Поэтому, как указывалось ранее, изменения цен на новом конкурентном рынке были за пределами их понимания. Однако в 1920-х годах у фермеров, возможно, было достаточно времени, чтобы принять новый факт, что цены часто вели себя неожиданным образом. По сравнению с аграрным восстанием падение цен на землю в течение 1920-х годов было действительно неожиданным, но оно оставалось в пределах способности фермера понять, что было вызвано более быстрым, чем ожидалось, темпом восстановления сельского хозяйства в Европе. Злые фермеры в конце 19-го века были в основном сосредоточены на нежелательном поведении цен на сырьевые товары, в то время как в 1920-х годах их внимание было сосредоточено на нежелательном поведении цен на землю.
Тем не менее, в оба периода фермеры были огорчены и злились на то, что цены играют центральную роль в плохих сельскохозяйственных условиях, в которых они оказались. Таким образом, центральное значение цен при определении того, преуспел ли фермер или нет, что является аспектом коммерциализации, выявляет фундаментальное сходство между источником гнева фермеров на протяжении как аграрного восстания, так и 1920-х годов.
Коммерциализация привела к зависимости фермеров от рынков и, следовательно, от цен в отношении их успеха или провала. Этот аспект коммерциализации был особенно тревожным для фермера, когда цены вели себя так, что вызывали у него экономические трудности, будь то падение цен на товары и доходы, как это было во время аграрного восстания, или если цена на землю неожиданно упала в то время как фермеры оставались в большом долгу и были не в состоянии погасить свои ипотечные кредиты, как это имело место в 1920-х годах. Таким образом, причина несчастья фермеров в 1920-х годах была в основном такой же, как и в конце 19-го века - коммерциализация, которая захватила контроль фермера над своей собственной судьбой и заложила его в безмолвную и беспристрастную милость цен.