Лето, пора поступлений - в бакалавриаты, специалитеты, магистратуры. Однако, университет - это предприятие на много лет, и к сожалению, не всегда мотивы поступающих обдуманы и продуманы. В своем рассуждении я не призываю поступать и не отговариваю, но с помощью вопроса "зачем?" хочу увидеть что-то большее, чем просто место, где выдают дипломы о высшем образовании.
Зачем вообще человек приходит в университет?
Банально, но ответ очевиден: у каждого есть свои причины – от наивно-идеалистических до самых прагматических. Так происходит потому что образование и диплом – это элементы, прочно встроенные в социальную среду, и, следовательно, каждый участник общества вынужден как-то определиться в их отношении. Анализ основных мотивов поступления в вуз довольно легко выделит несколько повторяющихся и широко распространенных стратегий, определяющих отношение к получаемому образованию.
Но прежде чем провести такой анализ, следует вспомнить о том, что помимо этого у университета традиционно была еще одна задача (кроме как «дать образование-для»), или даже целая миссия, а именно, объяснить человеку что за мир вокруг него – каков он и для чего сподручен.
Со временем в одних традициях эта идея ослабла, в других – всё еще актуальна. Яркий пример - английские вузы, которые по большей части готовят не специалиста (инженера или исследователя, как во французской и немецкой традиции соответственно), а джентльмена. И 300 лет назад, и сегодня выпускник Кембриджа или Итона – это почти идеальное кадровое решение, потому что он универсален (лишь с некоторой долей влияния склонностей). Его можно поставить министром финансов, а можно отправить дипломатом за рубеж. Его без переживаний за дело можно послать в качестве инженера или куратора на постройку железных дорог и мостов в Центральную Африку или дать задание изучить и картографировать Ниагару. Он справится и с культурной политикой в Кашмире, и с организацией партизанщины среди шошонов или племен Хиджаза. О культурной и гуманитарной деятельности я и вовсе молчу (большинство общественных движений зародилось в Англии). Секрет подобного успеха лежит на поверхности.
Стандарты и ценности в образовании континентальных европейцев были созданы или модернизированы в период возникновения и развития индустриального общества. В этой схеме вся ценностная база отдавалась в ведение всеобщей школы и семейного воспитания (которое также во многом стандартизовано продукцией этого общества). Вуз получает уже сформированную заготовку и делает из нее специалиста.
Схема эта довольно эффективна для своих условий, однако мир изменился. Эпоха, которую называют постиндустриальной (по мне это крайне неточно, т.к. новая эпоха – скорее сложное сочетание де- и ре- индустриализации), вновь делает востребованным универсала, человека, способного переучиваться и адаптироваться к иным (культурным, корпоративным и др.) ценностям. «Устаревший» подход англосаксов, сформировавшийся до индустриальных революций, вдруг оказался более адекватным к этим условиям. К слову сказать, система эта действительно несколько архаична: в ней сохранены довольно жесткие приёмы и идеи – например, явно элитарные представления о носителях образования.
Вся образовательная система англичан (и частично тех, кто принял ее за образец) построена на идее создания человека, который повелевает сам собой. Тот, кто умеет контролировать себя – тот умеет и властвовать, и подчиняться. Поэтому и мир предстает для него как арена, на которой прежде всего есть отношения управления (силы, усиливающие/ослабляющие факторы, связи). Причем, английская система всегда спокойно смотрела на то, какие выгоды из своего положения извлекает каждый джентльмен или как он самореализуется в заданных ему рамках. Такой подход, конечно, может обернуться как ироническим отстранением, так и циничным формализмом. В этом смысле английская традиция – не идеал, а лишь пример, хорошо иллюстрирующий важный элемент университетского образования.
Одна из ключевых миссий университета – сформировать человека как того, кто определенным образом понимает мир (даже не обладая полнотой знаний). Это создает уверенную в своих силах личность, которая найдет свой способ становления – будь то покорение космоса или исследование собственного внутреннего мира. К сожалению, нынешнее образование в погоне за ускоряющейся современностью, всё чаще сбивается на набор знаний и умений, забывая о том, что есть более основательный уровень – не «зачем мне знания и умения», а скорее «зачем мне это «зачем». Излишняя трескотня про ценности пониманию этой задачи не способствует. Кстати, именно поэтому в университете традиционно философия является обязательным предметом, ведь она в одних случаях учит задавать подобные вопросы (например, «для чего сподручен этот мир?»), а в других – вопреки расхожему стереотипу – дает ответы на эти вопросы.
На мой взгляд, в этом и состоит ответ на другой, не менее важный вопрос – вопрос о смерти университета. О том, что однажды форма университета безнадежно устареет, проиграет гонку в формировании знания и навыков или просто деградирует на уровне структуры – рассуждают очень многие. Кто-то уповает на идеалы научности и позитивистской серьезности. Например, Джон Сёрль и другие американские авторы видят развал университета в необходимости конкурировать за аудиторию, что приводит к доминированию «развлекательных» курсов и тем. Впрочем, как показывает пример уволенного Майка Адамса: гораздо большая опасность не в теоретическом постмодернизме, а в политике – в той решимости, с которой людям университета навязываются определенные ценности (словно они служащие тоталитарного государства, не имеющие права на свои). Однако я не думаю, что прямое и косвенное давление государства «убьет» университет; помешает во многом – да, но не более. Третьи помимо нестрогости знания и вмешательства идеологии часто упоминают такой фактор как новые технологии и медиа. Дескать, современные знания не нуждаются в человеке, оглашающем их ex cathedra. И при доступности гаджета – у каждого в кармане все энциклопедии мира, так что зачем эта мутная учеба и проверки? О наивности таких представлений можно говорить довольно долго, я лишь отмечу, что полная свобода и доступность – всегда были мифом, а не реальностью интернета и соцсетей. Как и чудовищно смешной миф - мысль о том, что захочет или сумеет воспользоваться этими знаниями тот, кто не учился.
Эти рассуждения лишь фиксируют внешние проявления, подлинным же похоронщиком университета (а точнее, его специфики и сути) является инфантилизм. Или точнее ценностная ориентация на инфантилизм, поскольку сам по себе он лишь одна из форм отношения к окружающему – причем форма, которую целиком и полностью мы никогда не преодолеваем. Университет построен на взрослом отношении к миру и нормах коммуникации, нивелирующих слишком непосредственное (основанное на воображении и привычке) отношение к другим. Формирование человека, задающего себе вопросы о том, ЗАЧЕМ ему мир, общество и собственная жизнь, как ни странно, но тихой сапой происходит и на курсе про порнографию, и при давлении извне, и с постоянным отвлечением на оповещения из соцсетей. Гораздо в более явном воплощении «смерть университета» я вижу смеси политизации и инфантилизации университета.
Если коротко, то в заметке по ссылке выше рассказывается о том, как разные вузы виктимизируют студентов, якобы испытавших травматический опыт из-за проигрыша их кандидата (Хиллари Клинтон) на выборах в США в 2016 году. Администрации десятков высших школ организовали «зоны безопасности» и помощь психологов всем желающим. Вот несколько примеров: официальное время «для грусти» (можно не ходить на учебу без санкций за пропуски); отмена экзаменов; преподы, обязанные выражать симпатии травмированным; групповые разрядки криком (в Йеле); уроки рисования, лепки и ремесел (в Тафте); конструктор Лего, раскраски, вырезание позитивных открыток и мыльные пузыри (юридическая школа в Мичигане); акция «Выплакивание» с рисованием своих эмоций на больших листах (в Корнуэлле); сеансы терапии через общение с собаками и щенками (Канзасский и Пенсильванский частный университеты).
На мой взгляд, как раз вот это увлечение сочувствием, за которыми стоит отнюдь не уважение к личности, а потакание новым условиям (преобладание довольно инфантильных представителей в поколении) – вот это и есть конец университета. Так как дальше в рамках борьбы с травмированием логично дойдут сперва до коррекции объективных данных и фактических знаний в угоду чьим-то фантазиям, а затем и к программному убереганию студентов от всякой встречи с «ЗАЧЕМ» университета (ведь оно вызывает тревогу, депрессию и фрустрацию – нельзя так с детишками).
В отечественных условиях с этой инфантилизацией замечательно справляется нынешняя школа, поэтому наши университеты так крепко держатся за «формированием специалиста». После школьной обработки университет в лучшем случае успевает разобрать кое-какие стереотипы в голове учащегося, да оставить ему некий смутный намек о том, что человек может быть еще кем-то, кроме продвинутого потребителя и востребованного специалиста.
Особенно важно отметить, что произошло с гуманитарными предметами за последние 20 лет – с историей и литературой. Знание культуры, истории и родного языка – это необходимое условие, без которого попросту нельзя поставить «зачем-вопрос». И по своему опыту я могу точно сказать, что общение с теми, кто родился после середины 80-х, складывается в десятки раз легче и продуктивнее только если этот человек хотя бы немного самостоятельно восполнил пробел в литературе и истории.
Как устроен мир и в чем смысл пользоваться им/пребывать в нём – это вопросы метафизические. Любой ответ на них, без личных усилий ищущего – бессмыслица. Однако смысл, и польза, и удовольствие от встречи с университетом тесно связаны именно с этим. С поиском и творчеством в отношении смысла своего бытия.
Профессионал – это лишь надстройка над личностью, которая могла бы стать «кем-то ещё». Поэтому анализ основных мотивов поступления в вуз (который можно прочесть здесь: http://smp-lab.ru/analiticheskaya-zametka-dlya-chego-lyudi-idut-v-vuz.html) был бы неполным, без упоминания тайной миссии университета – без удивительного и трудного «ЗАЧЕМ», служителями которого являются сторонники университета. Пока они тверды в своем служении – университет будет жить, а поступающие будут открывать для себя возможность мыслить иначе, быть иначе (дорвутся ли они до реализации этой возможности – неизвестно, но само наличие перспективы позволяет избежать клаустрофобии предписанных кем-то данностей).