В родном Риме – городе, который он покидал разве что ради концертов, – скончался 91-летний Эннио Морриконе. Вспоминаем, каким принципам композитор следовал в своей работе и как повлиял на кино.
Когда одноклассники Серджо (Леоне) и Эннио (Морриконе) в 1964 году отправились покорять американский фронтир в их первом общем фильме «За пригоршню долларов», перед римлянами встала задача перепридумать голливудский миф о Диком Западе. Пафос жанра перестал соответствовать морали времени, а персонажи, несмотря на навыки верховой езды, уже не могли угнаться за героями новой эпохи – неоднозначной, спорящей с лицемерием прошлого, пестующей сложность человеческой натуры. А зритель перестал радоваться вестерну даже как аттракциону и увлекся пеплумами вроде «Бен-Гура», «Десяти заповедей», «Спартака», «Клеопатры», «300 спартанцев». Так что Леоне и Морриконе выступили даже не ревизионистами, а реаниматологами. Воскресить мертвеца им помогла ирония и свобода, которой обладает лишь тот, кто смотрит на проблему со стороны. Американский эпос, на который они взглянули с прищуром, вдруг обрел черты итальянской комедии масок, благородные герои обнаружили в себе цинизм и изворотливость, брутальность картинки сопровождала насмешливая музыка.
Разницу между классическим и спагетти-вестерном проще всего объяснить через звучание какой-нибудь «Великолепной семерки» и «За пригоршню долларов». За бравурным американским саундтреком стоит целый симфонический оркестр. Нищий по меркам Голливуда Морриконе сколачивал свои композиции из щепок и пыли: вот свисты разбойников, вот боевые кличи индейцев, вот цоканье копыт, вот тот самый удар хлыста, а вот свист пуль. Из хаоса рождалась гармония, из грубых звуков – возвеличивающая их приключенческая симфония. И в то же время приземленная: то задушевная, то озорная. При этом между музыкой и историей в фильмах Леоне и Тарантино не было никаких пактов о ненападении: композитор мог и сбить с киносцены спесь, и, наоборот, поднять комичную ситуацию до трагических высот.
У Квентина Тарантино есть целое эссе, в котором он объясняет, что спагетти-вестерны научили его всему, что он умеет, а в первую очередь – смелости, свободе и чувству влюбленности в работе с чужим материалом. Поэтому есть великая гармония в том, что свой первый соревновательный – а до этого был почетный (и не знающий английского языка композитор доверил Клинту Иствуду переводить его речь) – «Оскар» Морриконе выиграл именно за «Омерзительную восьмерку». На тот момент ему было 87, и ни до, ни после никто на «Оскаре» не переплюнул этот возрастной рекорд. Впрочем, Морриконе и не казался заложником своих лет. Отправляясь в мировое турне в честь своего 85-летия, он рассказывал российским журналистам про свою обстоятельную получасовую гимнастику по утрам. И обязательную прогулку после нее. В 90 лет Морриконе дирижировал уже сидя, но все же объехал полмира.
Эта железная воля, судя по всему, родилась в Морриконе еще в детстве, а окрепла, когда он сразу после учебы в римской консерватории Санта-Чечилия пошел трудиться аранжировщиком на телевидение. От телеработников золотой для малого экрана эпохи (1950-е и 1960-е годы) требовалась моментальная скорость реакции и стрессоустойчивость. Поэтому в сегодняшних прощальных письмах римскому другу так часто звучат эти фантастические цифры: почти 60 лет работы в кино, около 500 фильмов и сериалов (помните «Спрут»? Как такое позабыть).
Сам Морриконе говорил, что секрет обновления его творческих клеток – в работе с разными жанрами. Он так и называл это: перерождение. «Профессионал», «Однажды в Америке», «Хороший, плохой, злой» – фильмы, мелодии из которых сегодня вспоминают (и справедливо) чаще других. Но был и жизнерадостный, словно бы обнимающий всю Италию после очередного футбольного гола, гимн для чемпионата мира 1978 года. И композиции к видеоиграм Хидэо Кодзимы. И лирические мелодии в комедиях Уоррена Битти и Педро Альмодовара. Воинственная «Битва за Алжир», ставшая пособием для партизанских отрядов по всему миру. Эпохальный «Двадцатый век». «Красная палатка» Михаила Калатозова и «72 метра» Владимира Хотиненко. Даже итальянские ужастики в жанре джалло. Избранные фильмы Терренса Малика, Пьера Паоло Пазолини, Лилианы Кавани, Франко Дзеффирелли и многих других режиссеров-титанов.
А еще почти все фильмы режиссера-арлекина Джузеппе Торнаторе. И, наверное, «Новый кинотеатр «Парадизо» (драма о мальчике, старике, пожаре в кинотеатре и бессмертной пленке) – лучший выбор для того, чтобы этим вечером проститься с Профессионалом.
Кстати, легендарная мелодия из «Профессионала» еще за десять лет до того прозвучала в другом фильме – малоизвестной «Магдалене». Морриконе часто так делал: к примеру, Тарантино он однажды скормил мелодию, предназначавшуюся для «Нечто» Джона Карпентера. За 30 лет музыка не законсервировалась, не лишилась чуткости, не утратила связи с изображением. Композиции Морриконе никогда не имели и никогда не будут иметь срок годности, потому что они и есть невидимое кино, полное конфликта и жизни, иронии и боли, утешения и отваги, праздности и смысла. Может быть, дело тут в самой итальянской натуре, которой композитор был так предан. Считается ведь, что речь жителей Апеннин не только мелодична, но и киногенична: разговаривая, эти странные чудаки проживают роли.
Морриконе – учитель номер один для всех кинокомпозиторов в мире, поэтому его наследие профессионалы еще обязательно разберут на конкретные уроки. Например, кто-то скажет, что он был одним из пионеров того, что в кинематографе называется темой героя. Но для киноманов Морриконе останется великим художником по найму (он и сам иронизировал на этот счет, говоря, что кино хорошо в первую очередь тем, что оплачивает его чеки), который всегда находил способ возвысить чужой творческий замысел. Эдаким странствующим рыцарем, вдохновляющим на подвиги товарищей в создании фильма и тех, кто увидит его в кинотеатре. Так, Ксения Раппопорт, услышавшая, какую музыку Морриконе написал для ее героини в «Незнакомке», сама сочинила колыбельную, которую исполнила в фильме. Все ли 500 кинолент с участием Морриконе хороши? Наверное, нет. Но исцеляет и возвышает ли зрителя музыка, звучащая в каждой из них? Точно да.