- Лиля, я обращаюсь к тебе; прямо говоря, последние страницы моего дневника – признание в любви. Не знаю, как ты к нему отнесешься, но прошу, не смейся, если я где наивен был, и не обижайся, где груб, где писано о других.
Ведь пойми – это летопись души! И я писал для тебя? Нет, я писал для самого себя. Поэтому я так не хотел отдавать дневник тебе. Ведь я частенько бросаюсь из одной крайности в другую. И имею обычай писать обо всем. Я мог бы зачеркнуть ненужные листы (для тебя ненужные), но я пообещал не зачеркивать и сдержу слово.
Пусть ты будешь первым человеком, который узнает всю мою душу. Первой девчонкой! И ты отнесись к этому серьезно. Будем действовать взаимно: ты мне расскажешь все свои мысли, которые у тебя возникнут, а я буду слушать. А, может, сделаем так: мне хочется наблюдать за тобой, когда ты будешь читать дневник.
Это я хочу сделать для того, чтобы видеть твою реакцию на мою писанину. Но не знаю, согласна ли ты. А то бы после окончания дневника, судя по реакции, я тебе завершил бы его устно.
Последнее, что хочу написать перед «смертью», это фраза, написанная карандашом, а я написал бы ее кровью. И каждый человек, который понимал бы меня в эту минуту, сделал бы так же. «Плачет тот человек, который видел хорошее, и его у него отняли».
Я сам отдаю свою судьбу в руки девушке и, быть может, мне придется плакать от того, что она надсмеется над моими чувствами. Но надо иметь мужество, и если пообещал, то сдержи слово, иначе тебе не будет веры.
Дневник Евгения Жаплова, 1967 год
Не думай, что ты мне будешь чем-то обязана, кроме того, что выскажешь мнение о дневнике. Я знаю твой характер (в данной сфере по твоим словам) и знаю, что тебя не привлечешь словами, нацарапанными на бумаге. Но мне очень хочется видеть тебя рядом. Да где там – целый эскадрон женихов ходит за тобой, и я, слепой наивный мальчик, просто затеряюсь среди них. Этого я не хочу. Или быть в стороне, или с тобой наравне.
Последнее время я порываюсь писать о чем-то рассказы и прочее. Меня издавна волнует чистая хорошая бумага. Я хочу что-то написать, и это желание еще смутное и неясное, но я когда-нибудь напишу. И все ахнут, а, может, и не ахнут. Все зависит от меня. Смогу ли я дать что-нибудь людям?
Всё-таки я – дитя, по твоим взглядам, чтобы не мучить меня, ты скажешь всю правду о дневнике. Ладно? Если тебя он не взволнует – скажешь прямо, не давая повода надежды. Это будет твоим ответом на мои речи. Отнесись без улыбки и если что… то не томи, а отрежь сразу, ведь ты умеешь это. Я буду знать, не буду мучить тебя и постараюсь обо всем забыть (хотя дневник не дает сделать это).
Все. Отдаю тебе в руки свое сердце, как средневековый рыцарь. Обращайся с ним осторожнее, оно трепещет и может вырваться и упасть в грязь. А может, ты сама его бросишь туда с издевательской усмешкой…
Ведь говорила Юдина, что ты поймаешь меня на крючок, и я вот попался. (не обижайся на это) Во всем виноват сам, ты меня не тянула, я втрескался по уши и только еще не играю на гитаре у тебя под окном. Я не могу навязываться и все жду, что ко мне придет королева из книг, и я полюблю ее. Я по своей натуре робкий, и есть надежда остаться одиноким, а женщины любят решительных.
Свои мысли можешь писать прямо в дневник, только чернилами, хорошо?
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
Стремлюсь к чему-то лучшему. Дневник школьника, 1966 год
Эх, болото! Записки сельского журналиста
Телекс из Стенфорда