Земля под ногами давно превратилась в грязь. Дождь над головой, дождь вокруг — никакого спасения от воды. К тому же холодно, хоть и самое начало лета. Солнца неделю нет, только низкие тучи и вода. Вода везде —как прорвало небо.Да ещё так некстати. Идти тяжело и неприятно, но зачем-то нужно.
Мартин подтягивает озябшими пальцами лямки мешка за спиной, трясёт головой, чтобы капюшон хоть немного откинулся назад. Так лучше видно, хотя…на что здесь смотреть-то?
— Ты весь дрожишь, — говорит дядя.
Чего в этом больше, неодобрения или заботы, кто знает?Сразу и не поймёшь.
Дядя стар. На вид — лет семьдесят, а то и больше.Фигуру, когда-то статную, согнули годы. Они же отбелили волосы, липкими прядями торчащие из-под капюшона. Плащ болтается на тощем теле. Мешок у дяди больше и тяжелее, чем у Мартина, и нести его труднее. Старик громко хрипит при выдохе, как поломанная паровая машина, но идёт. Мальчик старается не отставать, хотя ноги давно промокли, а на сапожках налипли увесистые комья глины.
— Дрожу, — отвечает Мартин. — Холодно. И непонятно, зачем идти в этот лесной посёлок? Мы могли бы заработать на ужин и ночлег в любой деревне…
Вопрос повисает в воздухе. Дядя молчит в ответ, шумно отдуваясь. Из-под его капюшона валит пар, словно там и правда прячется небольшая машина.Он откликается много позже, когда путники, уставшие и мокрые, вброд переходят разлившийся от дождей лесной ручеёк и с трудом забираются вверх, по внезапно повернувшей в гору дороге.
— Мы же артисты, Марти! Мы доставляем людям радость. Почему у жителей луговых деревень её должно быть больше, чем у лесовиков? Вот тебе ответ на твой вопрос.
Мартин кивает, стараясь не поскользнуться на липких глиняных буераках. Только шлёпнуться в грязь не хватает!
— Но почему именно сейчас? Дождались бы сухого сезона и тогда…
— Мне что-то подсказывает, что мы будем нужнее здесь, — перебивает его дядя. Потом, чтобы сгладить резкий тон, добавляет гораздо тише. — Я чувствую, малыш.
К дядиным предчувствиям Мартин относится с уважением и толикой страха. Вспомнить хотя бы, как благодарили их за выступление тогда, весной, в Лиллехолле. Вся деревня сбежалась, накидали медяков на месяц вперёд, все радовались, а лично ему, Мартину, староста подарил копчёный свиной бок! Вот она, сила искусства.
Дорога, словно задыхаясь, как дядя, и петляя снизу вверх, наконец-то выводит их на ровное место. А красиво, хоть и дождь! И деревья здесь большие, и кустов поменьше. Лес становится прозрачным, не то, что мрачные заросли внизу, до реки.
— Посёлок за поворотом, малыш! — уверенно говорит дядя. — Давай отряхнёмся, почистим грязь, иначе нас примут не за успешных артистов, а за бродяг и попрошаек.
Он аккуратно снимает свой мешок со спины и ставит на траву у дороги. Сыро и там, но всё лучше, чем в лужу под ноги. Откидывает капюшон, проводит ладонью по мокрым волосам и стягивает их сзади в пучок коротким кожаным ремешком. Потом подбирает лежащую на обочине палку и отчищает от комьев грязи некогда щегольские сапоги. Помогает в том же Мартину. Теперь они, и правда, выглядят солиднее. Пора идти дальше.
В дядином мешке лежит самодельная чаролька с натянутыми струнами из оленьих жил, а мальчик неплохо поёт. Конечно, голос уже ломается, возраст пришёл, но если не рвать связки, на небольшой концерт его ангельского пенияпока хватает. Чистые ноты, словно капли хрустальной воды из родника — вот чем подкупает публику Мартин.
Посёлок выглядит странновато. Понятно, что дождь, толпы на улице ожидать не приходится, но как-то уж очень пустынно. Над домами даже привычных дымков от печей нет — как вымерли все. Заметныеструи дыма только над небольшим храмом, по лесной традиции без куполов и прочих приметных знаков. Дом как дом, только побольше соседних.И над крыльцом — лик Создателя на потемневших от времени досках. Около храма же привязаны единственные встреченные в посёлке лошади — числом пять, с одинаковой работы сбруями. Никак стражники здесь? Вовсе удивительно для лесовиков…
— Дядя, мне здесь что-то не нравится… — говорит Мартин. Ему хочется в тепло и сухость, но отсутствие людей… И непонятные, явно чужие лошади… Да, вблизи видно, что у пары из них пики у сёдел…Точно — стражники пожаловали.
— Нам надо в храм, — переменившимся, жёстким тоном отвечает дядя. — Мы нужны там.
Он даже выпрямляется, насколько позволяет его согнутая старостью спина. В глубоко сидящих голубых глазах заблестело что-то ледяное, опасное. Мартин в такие моменты с ним не спорит. Идёт следом молча, опасливо обходя лошадей у коновязи.
В храме совсем худо. Стражники и командующий ими прыщавый коротышка в серебристой кирасе — с претензией на роскошь, но местами мятой, — обнажили мечи и ими удерживают жителей посёлка вдоль стен. Судя по всему, сюда согнали всех, вплоть до ветхих старух и грудных младенцев — вон на руках матери держат. Слышится тихий детский плач и глухой ропот мужиков, угрюмых и злых, как на подбор заросших бородами.
— А это что за холопы? — сердито бросает командир, едва оглянувшись на скрипнувшую дверь. — Просмотрели, олухи?!
Он старается казаться грозным, но писклявый голос сводит его усилия на нет. Да и глуповатая круглая рожа с тонкими крысиными усиками не располагает к уважению. Маленький негодяй, получивший оружие и власть.
— Никак нет, не просмотрели! — откликается кто-то из стражников. — Бродяги какие-то. Здешних всех согнали, ваше благородие!
— В кучу их, — мотает головой командир.
Дядя послушно присоединяется к жителям, а замешкавшийся Мартин получает от стражника по шее и едва не падает на толстую тётку в первом ряду. Шёпотом извиняется, но всем не до него.
— Повторяю… — визгливо выкрикивает командир. — Подати не уплачены! За два года недоимки у вас.За два! Граф в бешенстве.
— Да мы не графские, — хмуро говорит кто-то из толпы. — Мы сами по себе…
— Ма-а-алчать! — орёт командир. Лицо его наливается дурной кровью, багровеет. Глаз начинает нервно дёргаться, словно усатый кому-то подмигивает. — У кого сила, тот и власть, олухи! Двести серебряных его светлости. И нам полсотни за труды, верно я говорю, ребята?
Стражники вразнобой что-то кричат, явно довольные чаемой поживой.
— Так… — командир злобно глядит на пленников. — Староста кто? И это… храм чей?
— Я староста, — степенно отвечает могучий мужик с толстой шеей и торчащей в стороны спутанной бородой. Невысокий ростом, но сильный и неглупый — с первого взгляда понятно.
Он выходит из толпы, рукой отодвигая один из мечей стражников как простую ветку, и придвигается к командиру.
— Нет у нас столько денег, стражник. Да и были бы, по какому праву? Лесовики не на графских землях живут, на своих. Испокон веков так. А храм — он Создателя, ты Его сюда зовёшь, что ли?
— Кто настоятель? — недобрым голосом спрашивает командир. Поднятый меч в его руке слегка дрожит.
— Да я же и настоятель, — пожимает плечами староста. — Нас тут народа всего с полсотни, вот и живём, как можем, лишних должностей нет. Каждый человек на счету.
Мартин смотрит на дядю. Тот напряжён, как струна, морщины на лице разгладились. Если бы не седые волосы, и не поймёшь, что старик.
— Двести пятьдесят серебряных. Через полчаса. Сюда! — разделяя слова паузами, говорит командир. Его меч упирается в шею старосты так, что кожа натянута до отказа, уже показалась капля крови, вишней блестящая в свете нескольких храмовых свечей. — Хватит торговаться!
— А то что? Убьёшь меня? Побойся Создателя! В храме кровь проливать нельзя, стражник. Заклятие старинное есть: кто здесь человека убьёт, вызовет демона. Да сам первым и погибнет. Езжайте вы отсюда подобру-поздорову, не будет денег. Не дадим. Грабёж это…
— Пугать меня вздумал, пенёк бородатый?! — взвизгивает командир, резко взмахивает мечом и рубит по шее спокойно стоящего старосты. Кровь брызгает в стороны, староста отступает на шаг, на два.Зажимает распоротое горлоруками. Сквозь пальцы, пузырясь, течёт алое, страшное. Он падает навзничь, гулко бьётся затылком о пол.
Люди вскрикивают и прижимаются к стенам, словно стараясь в них вжаться, спрятаться от неумолимых убийц. Даже детский плач затихает, наступает полная тишина.
Стражники без команды с места не двигаются, так что между вооружёнными людьми и населением посёлка образуется пустое пространство, как раз в середине храма, где выложен на полу священный двойной круг.
Командир медленно подходит, наклоняется над упавшим на спину старостой и вытирает меч о его кафтан. Раз. Переворачивает лезвие другой стороной. Ещё раз. Потом ухмыляется и нащупывает взглядом в толпе перепуганных людей совсем юную женщину с ребёнком на руках.
— Сюда иди, свиноматка! — приказывает он. Женщина, как зачарованная, идёт ему навстречу, но её останавливает чья-то властная рука, взяв за плечо.
— Не ходи, — велит дядя Мартина. — Не надо.
Двойное кольцо на полу начинает ломаться — сперва по внешнему кругу пробегают трещины, словно по камню, сдвигая и меняя полоску дерева до неузнаваемости. Потом внутренний круг внезапно вспыхивает по всей длине ярким синеватым пламенем высотой по пояс. В этом круге пленных нет — только командир и один из стражников, стоящий ближе всех к нему.
— Колдовство? — пискляво кричит командир, потрясая мечом. — Уничтожу!
Стражник молча отпрыгивает в сторону, но не может пересечь пламя — его силуэт дрожит и тает, словно восковой. Обратно в горящий круг падают какие-то тёмные хлопья — всё, что от него осталось. Меч, негромко стукнув, валится на пол, под ноги командиру.
Мартин с ужасом видит, как эти бурые комки непонятно чего, оставшиеся от стражника, словно ползут по полу к командиру, налипают ему на сапоги и быстро поднимаются вверх по телу. Там, где они проходят, уже нет человеческого тела, нет одежды — только раздувшиеся выпуклые наросты, иглы, сочащееся слизью нечто. За пару ударов сердца весь командир превращается в непонятно что — в два раза выше ростом, с несуразно раздутыми ногами, кривыми лапами вместо рук и вытянутой звериной мордой, из приоткрытой пасти которой падают капли слюны. Попав на пол, они шипят и выжигают обгоревшие лунки.
— Гры-ы-ы… — хрипло рычитобразовавшаяся тварь, обводит горящими алой ненавистью глазами людей, то и дело облизываясь жутким шипастым языком, с которого капает вонючая слюна. В воздухе клубятся запахи болотных газов, тухлого мяса и перепрелого сена.
— Все на улицу! — громко, но спокойно говорит дядя.
Люди послушно бегут к выходу. Им страшно, но никто не пытается оттолкнуть соседа, вырваться вперёд, спастись первым. Стражники бегут впереди всех.Один даже меч потерял, но не возвращаться же!
— Постой! — ловит дядя за капюшон Мартина. — Ты мне нужен.
Мальчик послушно останавливается, забирает у дяди мешок с вещами, добавляет свой и аккуратно складывает вещи в дальнем углу, под высоким узким окном. Возвращается обратно.
Пока тварь взрыкивает и ходит в медленно опадающем кольце огня, поглядывая на добычу, дядя и Мартин прижимаются ладонями к ладоням друг друга, словно играют в непонятную детскую игру. Но никакой игры нет и в помине — всё куда сложнее. Вокруг их мокрых фигур в поношенных плащах вспыхивает яркое белое пламя, притягивает их друг к другу, сплетает в крутящуюся воронку острым концом вверх и мгновенно опадает.
Вместо двух людей остаётся один. Да и человек ли это? Высокий молодой воин в ослепительных доспехах, но без шлема, с гордо откинутой назад головой. Длинные тёмные волосы падают на блестящую синими отсветами сталь кирасы, длинный меч с шелестом вылетает из ножен, перехватывается за рукоять обеими руками и наносит первый удар по демону. Тот визжит, громко, с ужасом и злобой, бросается на воина, растопырив лапы. Синее кольцо огней потухает, и начинается бой.
Он недолог, но кровав. Зверь ранит воина, тот бьёт двуручным мечом и отрубает ему правую лапу. Звон стали, когда воин задевает наручами свои доспехи и рёв не желающего сдаваться адского создания. Последний удар страшен — онраскидывает тварь напополам, от жуткой морды до самого пола, на котором остаётся глубокий след. В тучах за окном бьют молнии, словно повторяя поединок там, в небесах, на каком-то недоступном смертным уровне. Останки демона корчатся в сонме вспыхнувших огоньков, плавятся, тают зловонными лужицами, оставляя обгоревшие пятна.
Но всё кончено. Обессилевший рыцарь отходит к окну, опирается руками на узкий подоконник и смотрит вверх. Туда, откуда его призывают время от времени, чтобы защитить этих людей. Чтобы дать им силы жить дальше. Он не помнит себя в телах Мартина и его дяди, он существует только, когда Создатель даёт им команду объединиться. Магия? Мутация? Истовая вера? Бог весть. Всё сложнее, чем мы думаем.
И эти двое не помнят ничего, когда они порознь. А очередным спасённым остаётся только вознаградить их монетами и аплодисментами, которые они относят на счёт своих талантов.
От окна отходят старый артист, озабоченный только тем, чтобы не пострадала его чаролька — иначе на чём ему играть дальше? И с ним совсем юный певец, который будет сегодня вечером звездой праздника. Пусть и грустного.Старосту любили и уважали все, да и замену найти непросто, но всё-таки — праздника. Стражников больше нет, граф вряд ли скоро о них вспомнит.Аочередной ненасытный демон усмирён волей Создателя.
— Ты хотя бы согрелся, малыш? — спрашивает дядя. У него ломит бок от мощного удара твари, но это пройдёт. Не так уж он и стар… конечно, пройдёт.
Мартин кивает. На щеке у него след от звериного кОгтя, но он не обращает внимания. Даже и не знает, откуда это, если спросить. Вероятно, задело веткой в лесу.
Не до того. Пора нести людям радость.
Аудиоверсия сказки Юрия Мори.
Иллюстрация: Макс Олин.
Текст читает Роман Кулешов.
Трек доступен в формате МР3.
Текст можно прочитать на странице автора.
Сообщество "Заповедник Сказок" – творчество нескучных.
Если вам понравилось творчество, то, как говорится, подписывайтесь на канал, ставьте лайки и делитесь с друзьями. :)
Ваше внимание очень важно для меня. Если есть вопросы, пожелания, советы - добро пожаловать в комментарии, ни один из них не останется не замеченным.
До новых встреч с Фонотекой Заповедника Сказок!
Также обратите внимание на то, чем горжусь:
Аудиосказка "Мороженое"
Аудиосказка "Объект "БАБАЯГА" или Укрощение строптивых"
Сказка "Доисторическое интервью"