Звёзды Союзного государства
Актриса Елена ВАЛЮШКИНА – об актёрской профессии и своих оршанских корнях
Она проснулась знаменитой сразу после премьеры «Формулы любви». И отблеска славы того успеха хватило бы и на сегодня. Но актриса продолжает находить всё новые и новые образы. Модные премьеры последних лет – «Горько!», «Я худею», «Последний богатырь», «Бабушка лёгкого поведения» – стали успешными благодаря и её героиням.
– Елена, вы производите впечатление оптимиста. В самоизоляции, в которой мы все сейчас оказались, тоже можно найти что-то хорошее?
– Не сказала бы. Ничего полезного и хорошего не вижу. Закрыты театры, съёмок нет – у нас отняли нашу профессиональную деятельность. Когда пишут: «Боже, я наконец-то могу побыть с семьёй и почитать», думаю: а я и так всегда была с семьёй и всегда читала. Ничего хорошего нет – постоянная боязнь заразиться, пойти куда-то, с кем-то пообщаться. У меня знакомые заболевают, люди умирают… Это очень серьёзная ситуация.
– Много проектов встало?
– Конечно. Во-первых, закрыт театр. Во-вторых, были намечены очень большие гастроли на весну с двумя новыми спектаклями. Непонятно, как будет дальше, как отреагируют люди, пойдут ли они в театры. Может, не будет средств, а может, будут бояться, потому что это скопление людей в большом закрытом помещении. В мае ещё были намечены одни съёмки, в апреле – другие... Прогнозировать что-то нет смысла. Мы с вами насочиняем, а будет всё наоборот. Мне кажется, эту историю мы будем разгребать долго.
– Сейчас выходит множество «сериалов на удалёнке», когда актёры на расстоянии играют. Как вам такие проекты?
– Я даже поучаствовала в одном из таких проектов, его мне предложили люди, которых я очень люблю и уважаю, – Семён Слепаков и Марк Горобец. Только из-за них и согласилась. Но это всё равно как рыба на безрыбье: а давайте ещё вот так снимем, на телефоны. Это, конечно, к кино, к сериалам не имеет отношения. Ну хоть не забудем, как смотреть в камеру, общаться с партнёрами, навык не потеряем.
– В последние годы вас можно увидеть практически во всех громких, смелых, можно сказать, авантюрных проектах. Приглашают именно вас или проходите пробы, кастинги?
– Ну, не во всех проектах. (Улыбается.) Бывает, куда-то приглашают конкретно меня. Сейчас все проходят пробы, и не потому, что кто-то сомневается в твоей актёрской школе и мастерстве – сможешь ты заплакать или засмеяться. Всё-таки как в кино, так и в спектакле должно быть стопроцентное попадание на роль. Тем более актёров очень много, есть из кого выбрать. Порой звонят: «Лена, они сами не знают, чего хотят, сходи попробуйся». А бывает, хотят именно меня, но всё равно и в этом случае надо идти на коллективные пробы, когда собирается весь актёрский состав, чтобы понять, как мы будем существовать в кадре вместе. Пробы – это нормально. Это часть профессии.
– Вы смело играете персонажей, которые с вами не ассоциируются, – совершенно разные мамы в «Горько» и «Я худею», домработница-ведьма в «Последнем богатыре». А были ещё и «СуперБобровы», и «Бабушка лёгкого поведения»… Как боролись с неким женским кокетством, жеманством: ой, я это играть не буду?
– Мне кажется, если ты талантливый актёр или актриса, то можешь быть задействован в любом возрасте. У нас профессия такая – можешь играть и прапрапрабабушку, слава богу.
Но, конечно, ролей для возрастных актрис очень мало и в театральных пьесах, и в кино, и в сериалах. Обычно это второй план, а не заглавный персонаж. Молодым у нас дорога, старикам у нас почёт. И что же, я буду отказываться от ролей и ждать, когда придёт та самая? Если сидеть и ждать, она никогда не придёт. И у актрисы не может быть такого рода кокетства и жеманства.
– Вы наслаждаетесь работой?
– Да, я получаю удовольствие, мне это нравится, потому что я так для себя решила, ещё будучи в театре и насмотревшись на актрис, скажем так, предпенсионного возраста, как они молодятся и играют молодых. Но в театре это ещё возможно, это ещё можно как-то съесть. В кино это нереально. Это уж совсем беспредел будет. (Смеётся.) В кино даже лучше играть героинь старше себя, чем моложе.
– Вам не кажется, что в нашей стране странное отношение к женщине? После определённого возраста у неё как будто нет личной жизни, любви, друзей, приключений. И про героинь такого возраста ничего не снимают...
– У нас другая жизнь. У нас свой путь. Я уже давно для себя решила и поняла, что мы –территория для экспериментов. Во всём мире люди тоже живут нелегко, порой очень трудно и тяжело. Но всё равно они живут. Они получают удовольствие от жизни, от еды, они веселятся. Мы всегда выживаем.
У нас принято так: женщина за 50? Это уже на помойку, семечки грызть у подъезда и не иметь права на личную жизнь. Я не знаю, когда это случилось. Может быть, через три-четыре поколения это улетучится.
Вот я лично этого не застану. Огромная разница, как живут женщины моего возраста в Европе и у нас. Они имеют право на всё, а главное – быть женщиной. Жить как хочет и с кем хочет, выглядеть, как ей комфортно. А у нас самые популярные вопросы: делали ли вы пластическую операцию, с кем вы спите и что бы такое съесть, чтобы похудеть?
– У вас было просто триумфальное появление в фильме «Горько!». Раздумывали, когда режиссёр Жора Крыжовников предложил вам эту роль?
– Я тут с вами не согласна. Триумфальное появление у меня было ещё до этого в сериале «Универ. Новая общага». Я думаю, это даже покруче, чем «Горько»». (Улыбается.) Но «Горько!» – это, конечно, триумфальный фильм по всем параметрам. В котором, как сказал Жора Крыжовников, нет ни одного актёрского компромисса. Там все на своём месте, абсолютное, стопроцентное попадание. И вот как раз туда пробы шли год, наверное. И сколько народу было перепробовано на эти роли, вы даже себе представить не можете! Кстати, и в «Универ» тоже.
– После окончания Щепкинского училища вы сразу пошли в Театр имени Моссовета или показывались и в другие театры?
– Я показывалась и в другие театры, и все театры, в которых я показывалась, меня брали. Когда меня взяли уже чуть ли не в четвёртый или пятый театр, мои однокурсники сказали: «Пожалуйста, не ходи с нами на прослушивания, потому что берут только тебя».
– Понимали уже тогда, в чём ваша сила и преимущество?
– Ну как? Я же не идиотка. (Смеётся.) Я прекрасно понимала, что у меня есть актёрское дарование. Я понимала, что во всех дипломных спектаклях играла главные роли. В «Преступлении и наказании» я была Соня Мармеладова, в «Поисках радости» я была Леночка. В «Пиквикском клубе» я играла сына, мальчика, такого бандита хулиганистого. На этот спектакль ходили целые курсы – смотреть, как я играю, учиться. Поэтому я абсолютно нормально это воспринимала, как само собой разумеющееся.
– Сокурсники завидовали?
– Зависть всегда есть. И у меня, кстати, тоже. Например, порой думаю: «Почему не я? Я здесь должна была быть». Это нормально. Когда говорят: «Я никому не завидую. Мне вообще плевать», не верю. Есть слово «зависть», значит, и чувство такое существует. Есть фильмы, в которые меня не утвердили не потому, что я не талантлива. А всего лишь у актрисы, которая сыграла вместо меня, был роман с актёром на 40 лет её старше, и он её туда впихивал. Мне просто обидно, как плохо в итоге там было сыграно и как фильм от этого проиграл. Так было не раз. У меня в жизни было очень много несправедливости. Это очень долгая, сложная, длинная история.
– А вот из пяти театров, куда вас приняли, почему вы всё-таки выбрали Театр имени Моссовета?
– Я просто пошла в театр, в котором работал мой муж. А так меня брал Малый театр. Виктор Иванович Коршунов, он был художественным руководителем нашего курса, так сразу и сказал: «Я беру Валюшкину в театр». И Валентин Николаевич Плучек меня взял в Театр сатиры сразу после показа. На следующий же день он познакомил меня с Андреем Мироновым, я должна была играть Сюзанну в «Женитьбе Фигаро» и ещё в спектакле Миронова, который он ставил, «Прощай конферансье». А я пошла в Театр Моссовета.
– Как вас мэтры приняли?
– Все большие артисты, с которыми я играла, выходила на сцену, репетировала, сразу меня приняли. Они не относились ко мне как к начинающей. Я такая же актриса.
Когда я только пришла в театр в 1984 году, умерла Фаина Георгиевна Раневская. И мне многие говорили: «Тебя бы Раневская очень любила». И это дорогого стоит. Леонид Васильевич Марков говорил: «Вот этот спектакль я хочу только с тобой играть».
Учителя и наставники были в училище, а театр – это уже свободное плавание. И ты либо сам учишься у мастеров, либо пропускаешь всё мимо. Специально тебя никто уже за руку водить не будет.
– В театральных вузах не учат работать на камеру. Помните, как впервые оказались на съёмочной площадке?
– Меня операторы очень любят, потому что я точно выполняю все их задачи: стою в нужном месте, поворачиваю голову куда надо… Видимо, у меня это врождённое. Никогда не было ни боязни, ни дрожи, ни неуверенности перед камерой.
– Сейчас многие актёры приходят в профессию без специального образования. Да, порой они классные. Но нет ли в этом принижения актёрской профессии?
– Я считаю, образование необходимо, оно просто обязательно. Ты можешь в кино проскочить, потому что там дубли. В театре это нереально. Но сейчас время такое, что можно всё. Все границы размыты. Можно прийти с улицы и сыграть, спеть – да всё что угодно можно сделать! У кого-то это получается, у кого-то нет. Кто-то, как говорится, одной краской играет. И сам становится просто некой краской, а не целой палитрой: «А давайте этого позовём, и сразу будет понятно, что это и как». А актёрская профессия – это другое. Это Ира Розанова, Марина Неёлова, Маргарита Терехова, Фаина Раневская… Вот это актрисы. А те, о ком мы сейчас говорим, это несколько другое. Популярные личности, скажем так.
– Современный успешный фильм – это или комедия, или что-то про советское прошлое. Почему у нас разучились снимать кино про современников?
– Мне кажется, и сейчас много фильмов, в которых люди узнают сегодняшнюю реальность и себя. Другое дело, что в настоящее время очень большое расслоение в обществе. Сейчас нет просто бедных или богатых. Сейчас 350 вариантов, сословий, если можно так сказать. Нет того единства. И всё равно я думаю, что и сейчас все себя узнают. Вон недавно прошёл сериал «Корни». Мы его в Ярославле снимали. И там у нас простая семья, каких, я думаю, процентов 80 по всей стране.
– Ваш старший сын Василий давно определился с профессией, он занимается архитектурой, в этом году оканчивает МАРХИ. А дочь Мария не решила всё-таки продолжить династию и стать актрисой?
– Нет, актрисой она не хочет быть. У неё тоже будет какое-то художественное направление. Она рисует, занимается с художником, ходила в школу при МАРХИ. Но у нас пока есть время, будем думать.
– Вы отговаривали детей от того, чтобы они как-то связывали свою жизнь с театром и кино?
– Нет, мы это не обсуждали и тем более не отговаривали. Они просто не заражены этой профессией. Она для них ничего не значит, просто работа родителей. Они никогда не сидели за кулисами, не ездили с нами на съёмки. У них всегда были свои занятия, свои интересы и своя жизнь, они нашей жизнью не жили.
– Сейчас многие фильмы, особенно о советском прошлом, снимаются в Беларуси.
– Для меня Беларусь не просто место съёмок. У меня папа белорус. Он из-под Орши. Два года назад папы не стало, к сожалению. Они с мамой похоронены в деревне Латыгово Витебской области. Там у нас такое деревенское, как говорится, семейное кладбище, на котором наши бабушки и дедушки и тётя моя. Мой муж бывший, отец моих детей, тоже из Беларуси, из Минска. Так что мои дети на 75% белорусы. Ну, конечно, и снималась я там часто, и на гастроли мы туда приезжаем регулярно.
– Кухню местную можете себе позволить? Она ведь очень калорийная.
– Конечно, когда приезжаешь куда-то, питаешься тем, что дают. Но в любой кухне есть калорийные продукты. Я не могу сказать, что белорусская в этом смысле на первом месте. Возьмём грузинскую, там такое, что мама не горюй! Но тут вот Маша моя вдруг неожиданно спрашивает: «Мама, почему я так люблю сало?» Я говорю: «Да потому что ты белоруска чистокровная». Она: «А я всё не могу понять, что со мной. Почему я так сало полюбила». Но вот семейного секретного рецепта драников у меня нет, это не очень частое блюдо у нас в семье.
– Я слышала, что вы начали писать книгу, свою автобиографию. Когда можно будет почитать её?
– Не знаю, может быть, даже и в этом году, потому что, как я понимаю, не будет у нас, артистов, такой интенсивной работы. Не знаю. Я поняла: загадывать что-то – самое гиблое дело. Я вообще живу, не загадывая, потому что ни в чём нельзя быть уверенным заранее – ни в нашей профессии, ни в жизни. Я приучила себя к этому, потому что чем больше ты загадываешь, тем больнее потом ударишься лбом. Жизнь всегда намного замысловатее, чем мы можем придумать. Жить надо сегодня. Живы, здоровы – и слава Богу.
Беседовала Елена САДКОВА, Москва
© "Союзное государство", № 6, 2020
Если понравилась статья - ставь лайк, поддержи автора и журнал!