Как нам снизить полицейское насилие и сделать «вежливого мента, как на ЧМ» нормой
На основе большого исследования Сетевого издания «Репортер». Полную версию можно прочитать здесь.
Это может коснуться каждого. В отделение
по возможности ехать не стоит
Марина Рузаева — типичная домохозяйка-мамочка. Дом, муж, дети, школа, домашние задания … Когда в дверь постучали хмурые сотрудники полиции и предложили Рузаевой съездить с ними в местное ОВД, чтобы «исполнить гражданский долг и опознать на фотографиях людей из круга общения убитого соседа-пенсионера», Марина согласилась…
— …У этой суки повышенный болевой порог. Надо ей добавить. Давайте, работайте. Сегодня мне нужен результат!
Хлопнула дверь. Противно заскрипели половицы. По их звуку Марина догадывалась, приближались шаги или удалялись. У окна шептались двое. Марина тихонько, жалобно попросила:
— Ребята… отпустите меня, пожалуйста. Я же не сделала ничего… я… никому не скажу…
— Ты нам, нам скажи, сука, почему ты его вальнула? Он приставать к тебе начал? Приставал, да? Ну, колись давай, сука…
Было десять минут первого ночи только что наступившего 3 января 2016 года, когда два оперативника уголовного розыска — Александр Корбут и Станислав Гольченко, допрашивавшие Марину, вытолкнули измотанную женщину навстречу ее мужу Павлу Глущенко, ожесточенно препиравшемуся с дежурным, который, согласно инструкции, полученной им от начальника ОВД Дениса Самойлова, морочил посетителю голову, сочиняя сказки про то, что «гражданки Рузаевой в отделении нет», что «она сама ушла домой» и что «они вообще ничего не знают».
Майор Самойлов на прощание Марине сказал:
— Ты, если чо, не серчай: у нас работа… нервная. Бывает всякое.
В машине у Марины случился такой истерический припадок, что муж перепугался: куда ехать, в самом деле, в травмпункт или в психиатрическую помощь?
Между тем полицейские вообще не осознавали, что делали что-то не то. Им просто хотелось поскорее раскрыть дело и продолжить праздновать новый год.
Презрение к людям — свойство системы, а не исполнителей
И это отношение к людям как к материалу — скорее норма.
— Для меня судьбоносным было дело Алексея Михеева, — вспоминает основатель Комитета против пыток, созданного в Нижнем Новгороде, но ставшим одним из главных центров борьбы с этим злом, Игорь Каляпин. — Это паренек, которого нижегородские опера-подонки мучили 10 суток, заставляя сознаться в том, что он изнасиловал и убил девушку, и довели до попытки суицида: парень выбросился из окна кабинета следователя с 3-го этажа, упал на стоявший во дворе мотоцикл и сломал позвоночник. Алексея довели до такого состояния, что он сам начал верить, будто он кого-то убил, закопал и забыл про это… Знаете, что лично для меня было самым циничным в этой истории? Следователь СК, расследовавший преступление, попенял операм:
“А чего у вас решетки на окне не было? Стояла бы решетка — не было бы “прыгуна”, и не было бы ЧП”.
То есть человек выбрасывается из окна кабинета следователя — это само по себе ЧП, плохо… а то, что юноша под пытками оговорил себя и признался в убийстве, которого вообще не было, — это хрень, а не ЧП».
Полиция служит начальству и «закону», а не гражданам
За 20 лет набралось всего-то под 150 полицейских, осужденных по 286-й за пытки. Игорь Каляпин поинтересовался, что с ними стало за это время. Оказалось, большинство, отбыв небольшой срок, а то и отделавшись условным, устраивается в разные ЧОПы и службы безопасности — охранять магазины-аптеки-отели-кафе. И там новых сотрудников характеризуют в основном весьма положительно! Эксцессов они не допускают, клиентов и тем более заказчиков не бьют… Отчего же? Наверное, дело не в том, что они стали другими людьми, а в том, что знают, на кого работают и за что получают деньги. Дело не в людях, а в системе.
«Вот текст старой, от 23 декабря 1992 года, Присяги сотрудника МВД РФ. — говорит Игорь Каляпин. — “Служа Закону — служу народу!” А новая присяга как заканчивается? “Служу России, служу Закону!”
Как размыто звучит, не находите? Служу отечеству, закону, министерству… чему угодно, но не народу. Не хотят они служить народу! В своем солдатском восприятии они служат чему-то абстрактно-возвышенному: России, Отчизне, но только не гражданам страны, на налоги которых они существуют. Народ для нашей российской полиции пока что объект насилия».
Сделать следствие независимым. Есть конкретные решения
Ирина Бирюкова: «Надо реформировать снизу доверху систему “органов”. Я бы начала с перестройки системы тюремной медицины: МСЧ (медсанчасть) неохота фиксировать следы пыток и избиений, так как она функционирует в полной взаимосвязи с ФСИН. Они и пьют вместе по праздникам, и подарки друг другу дарят, и часто родственниками друг другу приходятся, и никогда не дадут зэку справку о побоях. “Не увидят” — и все тут… Нужно убрать из ФСИН непосредственно техническую систему фиксации доказательств, выносить серверы и хранилища баз данных в “облако”, куда ФСИН не должна иметь доступ…»
Игорь Каляпин: «Необходимо, чтобы в структуре СК появилось отдельное подразделение с полномочиями расследовать именно преступления сотрудников МВД всех калибров. Сейчас эту функцию выполняют УСБ (управления собственной безопасности), от которых проку как от козла молока: все они подчинены местным территориальным главкам. Таким образом, если вас избили “менты” в Советском районе Оренбурга, расследовать это будут следаки СК из этого же района, которые регулярно работают с теми же “ментами” по одним и тем же убийствам. Нужно вот эти связи разорвать! Должна быть у таких следаков “своя” статистика, которую с них будут спрашивать, и они перестанут бояться, что “менты” откажутся расследовать вместе с ними какое-нибудь “мокрое” дело — оно к ним относиться не будет!»
Национальный превентивный механизм в подчинении омбудсмена и с вовлечением независимых от МВД гражданских
Игорь Каляпин: «Назрело и перезрело: необходима структура, НПМ (национально-превентивный механизм), которому положены штат и бюджет и который в произвольном порядке объезжает все тюрьмы. Да, они часто толерантно относятся к тюремным безобразиям, но это лучше, чем совсем ничего. Это лучше, чем бросать все на плечи адвокатов, вынужденных, пользуясь личными контактами с госпожой Москальковой, выколачивать законные свидания с покалеченными подзащитными, к которым их не подпускает тюремное начальство».
Открытые медиа и пропаганда ненасилия
Ирина Бирюкова: «Журналисты должны писать обо всех подобных случаях — регулярно, не выпуская тему из поля зрения. Полно кричащих историй, постоянно появляются видео с избиениями в колониях, но журналисты о них уже не пишут, потому что “видосик не зашел”.
Воспитывать нужно и самих полицейских. Мы же хотим, чтобы среднестатистический полицейский относился к гражданам хотя бы как к иностранцам на ЧМ-2018, а не как к объекту насилия?»
Важна роль лидера реформ — фронтовик, а не мародер
Подполковник запаса МВД Виктор Докучаев рассказывает о послесталинской эпохе милиции в нашей стране, когда насилие по отношению к гражданам снизилось радикально: «Дел была масса, и разбойные, и убойные, всякие… Милицию уважали, потому что, как я считаю, мы людям помогали. Нас этому Николай Анисимович Щелоков учил: “Кроме милиции, больше некуда людям за помощью идти!”
Я пришел в школу милиции в 1968-м с Новолипецкого комбината. Это был всесоюзный “щелоковский” набор, министр тогда и зарплаты хорошо поднял, и с квартирами помогал — это для всех было очень важно. Вообще хотел бы отметить, что Щелоков очень заботился о личном составе. Мы работали “на земле”, но чувствовали, что о нас помнят. Он же сам фронтовик был. Вот эти люди, фронтовики — у них другая была и мера ответственности, и манера обращения как с личным составом, так и с гражданами. Культура была, понимаете?!»
Реформа 2008–2011 годов сработала, но выдохлась
Игорь Каляпин: «Сейчас, если сравнивать со сталинским или даже брежневским периодом, мы все-таки в либеральной полосе. Но было и лучше — в конце нулевых, в 2008–2011 годах, если говорить о полиции. На ФСБ жалоб особых тогда тоже не было, они особой жестокостью не отличались; провода не прикручивали, по крайней мере, хотя были эксцессы при расследованиях терактов. В тюрьмах тоже было относительно благополучно. С тех пор стало хуже: много жалоб на полицию, про спецслужбы вообще не говорю — именно ФСБ стала часто фигурировать».
Суды — боль. Расширение практики судов присяжных
«У нас нет независимых судов! — говорит Игорь Каляпин. — Районные судьи боятся решений. Чуть что, звонят советоваться в область, а по вынесении оправдательного приговора садятся писать объяснительную записку: как так вышло, что приговор оправдательный? Как посмел вообще?»
В правозащитном фонде «Общественный вердикт» говорят: «Дело Марины Рузаевой имеет для нас особенную значимость по ряду причин. Мы “дотащили” это дело до суда, но сам по себе суд — это правовой абсурд, юридическая катастрофа: суд устанавливает факт фальсификации материалов расследования, но при этом оправдывает виновного в этом следователя! В России, скорее всего, дело приговором не окончится. Отчасти из-за объективной сложности доказывания таких преступлений, отчасти из-за пассивности следствия на начальном этапе расследования».
Вернуть тюрьму народу
Игорь Каляпин: «В ИК-10 в Нижегородской области в начале 90-х мне встретился однажды представитель трудовой династии тюремщиков по фамилии Хренов. Он мне говорил с гордостью: “Я — начальник колонии полковник Хренов, и мой отец был начальником колонии полковником Хреновым, и мой дед был начальником лагеря полковником Хреновым!” В таких расположенных на отшибе учреждениях внешний контроль за соблюдением прав заключенных затруднен… Люди, работающие в тюрьмах, охраняющие заключенных, должны стать частью общей цивилизации».
Ну и вообще — надо ломать «машину», которая наследует репрессивному ХХ веку.
Валерий Федорович Абрамкин, основатель Фонда содействия реформе уголовного правосудия «Тюрьма и воля», автор знаменитой книги «Как выжить в советской тюрьме», не любил, когда его называли правозащитником, потому что он радел не за «право» или тот самый «закон», что фигурирует в полицейской клятве. Именно Абрамкин придумал лозунг «вернуть тюрьмы народу». Одно дело — когда машина государства укатывает человека в Сибирь, а другое — когда и нарушитель, и тюремщик в любом случае останутся в твоем городе, и каждый может их встретить. Только в этом случае появляется четкий стимул сделать так, чтобы первый больше не нарушал, а второй не пытал.
Текст: Дмитрий Беляков
Иллюстрации: Ирина Губанова