На большом мшистом валуне в лесу сидели три ведьмы и пряли паутину. Паучихи со всего леса приходили к ним, неся липкое сырьё для пряжи. Выходила пряжа тонкая да крепкая, а что к рукам липла – не беда, надо было лишь как следует смачивать руки в соке горь-травы, смешанной с кукушкиными слезами да молоком косуль.
- Ну и жарища, - сказала вдруг одна ведьма, самая молодая и красивая. – Ещё снадобье это вонючее. Что будет, если я туда в другой раз мяточки добавлю? Ну, или лавандочки…
- Зелья ведьм не обязаны отличаться приятным видом и запахом, - равнодушно заметила вторая ведьма, что была постарше.
А самая старая, дряхлая, как пень, что торчал из мха поблизости, добавила:
- Знай делай своё дело. А то неровён час придёт некромант за своей рубашкой, а у нас и половины не сделано!
Дела было много. Напрясть пряжи да выткать полотно, следя, чтобы лунный свет вплетался в него ровно-ровно, без пузырей. Да при этом не напачкать! А знаете, как лесной сор да домашняя пыль к паутинистой ткани липнут? Ещё как! Пристанут – и ногтями не отдерёшь. А рубашку некромант хотел чистую да шелковистую, белоснежную, как самая высокая звезда в небе и как пенные барашки на волнах морских!
- А вот если, скажем, вместо горь-травы крапивного семени добавить – будет нить к рукам липнуть или нет? – не унималась младшая ведьма.
- Будет, - кивнула её старшая подруга.
- А если горь-травы переложить, то руки почернеют, - добавила старуха. – И нить от них испачкается. Пряди давай, не болтай, завтра ночью ткать начинать, а у нас ещё только тринадцать с половиной мотков.
- На что ему рубаха-то? – спросила молодая ведьма. – Липкая к телу небось…
- Ничего не липкая, - ответила старуха. – Отстирать только в семи ключах лесных да высушить на семи ветрах вольных. А потом придёт некромант и заберёт рубаху. Любимке своей подарит, чтобы присушить её. Как наденет – так и станет принадлежать ему, покорная и безмолвная. А рубаха станет молодость и жизнь её постепенно пить, пока не закончится у красавицы силушка. Тогда умрёт она, а некромант рубаху с неё сымет и на себя наденет…
- Это женскую-то? – хихикнула молодая ведьма, прикрыв рукой рот.
Не по себе ей стало от такой ворожбы. Своими руками она, значит, ловушку кому-то готовила. А некромант-то этот – паук, как есть паук!
- Да что угодно на себя напялишь, чтобы жизнь свою да молодость продлить, - сказала старая ведьма.
- А почему ты, бабушка, себе такую рубаху не сделаешь?
Средняя ведьма сделала строгое лицо и брови приподняла – вот так. А младшая ведьма знала, что если средняя приподнимает брови вот так – лучше молчать.
Но старая ведьма ответила:
- Не действует эта ворожба на тех, кто сам её творит. И жизнь из нас не повытянуть ей, и в нас чужую молодость не вселить.
- А если я её надену? Что тогда будет?
- И не думай. Не получит своё некромант да разозлится! – махнула рукой средняя ведьма. – Прервёшь цепь ворожбы, страшное будет. Превратится он в старика высохшего, а помереть-то всё равно не сможет. Ослабеет, правда… Да и вообще от такой ворожбы добра не жди!
Задумалась молодая ведьма.
А когда готова была рубашка и пришёл за нею некромант, подглядела из окошка, как старая ведьма узелок ему передаёт, да и решилась.
Оделась в новое платье да перешла некроманту тропу. А что? Молода и красива, губы словно земляника лесная сладкие, глаза – зелёные, точно листва молодая, косы до пояса, грудь высокая… засмотрелся некромант, да и рубашку из узелка вынул.
Надела рубашку ведьма-красавица, притворилась покорной, как на поводке за некромантом пошла, и ещё три дня он разгадать не мог, почему вдруг по утрам головы от подушки поднять не может. А как понял – поздно было. Иссохло его тело, доселе казавшееся юным и сильным, сморщилась кожа, выпали зубы да волосы, ввалились щёки и глазницы. Изо всех зеркал во дворце некроманта смотрел на него теперь старик, похожий на мумию. Хотел он ведьму молодую тут мечом поразить, да только она на него накинула цепи и заворожила-заковала, чтобы и головы поднять не мог. Только и успел он, что наворожить нежити жуткой, чтобы в погоню за ведьмой пустилась. Насилу убежала девушка!
Вернулась она домой, а от дома в лесу только развалины остались, и два скелета лежат. Лишь по амулетам опознала молодая ведьма своих подруг – среднюю да старую. Всё потому, что пряли да ткали они рубашку ту. Страшно стало молодой ведьме старости да смерти, страшно одной оставаться среди лесов, страшно мести ждать от старика-некроманта с его жуткой нечистью. Взяла она остатки пряжи паутинной, что крепче крепкого да липче липкого, да и стала делать из неё ловушки для нежити. Весь лес оплела. С тех пор туда никому дороги и нет!