1889г. Холст, масло. Латвийский Национальный художественный музей, Рига
Картина написана в качестве дипломной работы при выпуске из Московского училища живописи, ваяния и зодчества, где Богданов-Бельский отучился 5 лет. Полотно принесло ему не только звание «классного художника» и Большую серебряную медаль, но и первое широкое признание.
Поводом для написания картины послужил случай, произошедший в селе Татево, где находилась народная школа профессора Рачинского – покровителя Богданова-Бельского (этот учитель изображен на знаменитой картине "Устный счет"). Именно здесь начинающий художник повстречал юношу, который привлек его внимание грустным, погруженным в тяжкие думы взглядом.
Этот подросток четырнадцати лет, под впечатлением от рассказов о знаменитых православных подвижниках, однажды покинул родное село и ушел в лес прямо в лютый мороз. Там он соорудил себе хижину и в течение двух недель питался хлебом, желая стать отшельником. Не испросив предварительно ни совета, ни благословения у опытного духовника, он не рассчитал сил, но, к счастью, был найден и спасен от верной смерти односельчанами.
Такого самоуверенного и рвущегося на подвиги мальчишку изобразил Богданов-Бельский на своей выпускной работе. Инок – синоним для обозначения монаха в православной традиции. Похоже, юный подвижник на картине полон решимости тотчас отправиться в монастырь, и ему совершенно нет дела до вразумлений старца, что пытается поделиться с неопытным неофитом своими наставлениями. Глаза «будущего инока» горят: он уже грезит монашеской жизнью и духовными подвигами.
Не хлебом единым
Тема духовных поисков была близка художнику, и в последствии еще не раз проявится в его творчестве в виде сюжетов, подсмотренных в православных храмах (1, 2). «Маленьким мальчиком я нарисовал на пробу нашу колокольню, а потом дьячка, – вспоминал Богданов-Бельский. – Сказали: и дьякон, и колокольня совсем как настоящие». Тринадцатилетним подростком он поступил на обучение в иконописную мастерскую при Троице-Сергиевой лавре. Здесь увлекся написанием икон и портретов монашествующей братии.
В 1890 году, уже после выпуска из Московского училища, при содействии мецената бессарабского помещика Кристи, живописцу посчастливилось совершить паломничество по святым местам Константинополя и на гору Афон. Он познакомился с художником Малявиным, который в то время трудился в иконописной мастерской при русском Свято-Пантелеймоновском монастыре. Пребывание на Святой горе настолько впечатлило Богданова-Бельского, что он даже подумывал о том, чтобы тоже стать послушником и иконописцем при монастыре.
В письмах он делится с Рачинским впечатлениями о том, как присутствовал на всенощном бдении и буквально застыл в оцепенении, когда во время богослужения посреди собора выстроилось несколько десятков афонских старцев с пылающими свечами в руках. Но монахом художнику стать не было суждено, и в память о путешествии ему остались лишь несколько этюдов.
Приключения «Будущего инока»
Судьба картину Богданова-Бельского ожидала непростая. Художник трудился над ее созданием во время Великого поста, и то ли от напряжения, то ли от упадка сил он даже лишился чувств. Рачинский сразу оценил готовую работу по достоинству, но по какой-то причине сам автор был не удовлетворен результатом до такой степени, что даже мечтал утерять ее по дороге в Москву.
Мечта Богданова-Бельского почти воплотилась в жизнь: «Будущий инок» все-таки упал с телеги в сугроб. Но когда извозчик вернулся за ней, то к великому разочарованию художника обнаружил ее целой и невредимой.
В 1890 году картина выставлялась в экспозиции передвижников, где ее особо отметил авторитетный критик и историк искусств Владимир Васильевич Стасов. Затем ее выкупил за огромную по тем временам сумму 300 рублей крупный московский предприниматель и покровитель искусства Козьма Солдатёнков. Но у него работа пробыла недолго: на «Будущего инока» положила глаз сама императрица Мария Федоровна.
«Почту себя счастливым, если государыня императрица возьмет у меня картину Богданова-Бельского», – отвечал Солдатёнков телеграммой на запрос Рачинского. Но художнику высказал-таки персонально свою досаду о потере полотна: «Ну ладно, Бог простит, а все же картины мне жаль!»
Интерес императрицы к «Будущему иноку» спровоцировал целый ажиотаж, и ее автору стали поступать заказы на выполнение копий. Одна из них была написана для Павла Третьякова. А в 1992 году картина была преподнесена в дар Латвийскому Художественному музею Гамбургским обществом балтийских немцев по завещанию Густава Карневала, некогда жителя Риги.
Автор: Наталья Азаренко