- А как сложилась жизнь в Англии? – продолжали интересоваться женщины.
- Мне никогда не было легко в Англии. Собственного дома у мужа не было, мы снимали жильё. Но это не главное, здесь мало кто имеет жильё в собственности, в основном живут на съёмных квартирах.
Я не работала, занимаясь домом и детьми. Дэвид работал, и его заработной платы хватало на нашу жизнь и аренду жилья.
Всё изменилось, когда муж скоропостижно умер, оставив меня одну с двумя маленькими детьми. У меня порой не было денег даже на еду, а не то, что оплачивать квартиру.
Но, обратившись в фонд поддержки малоимущих, я получила социальное жильё и довольно большую сумму денег единовременного пособия. Потом стала получать ежемесячное пособие, которого нам вполне хватало, а полученное социальное жильё было лучше той квартиры, которую снимал Дэвид. Это был двухэтажный трёхспальневый особняк со всей необходимой мебелью и домашней техникой. Мне не приходилось заниматься не ремонтом в доме, не ремонтом техники, всё это делали люди из фонда. Они также ухаживали за внутренним и внешним двориками. У меня же забота была лишь одна: воспитывать детей. я не касался ни ремонт в доме, не ремонт техники, не уход за внутренним и внешним двориком. Всё делали люди из фонда. У меня забота была только одна: воспитывать детей.
Это были беззаботные пять лет. А потом дети подросли и я поняла, что они ощутили на себе отношение общества к тому слою населения, которое живёт в социальных домах, то есть, за счёт государства, к тому слою, в котором я со своими детьми оказалась.
Не сразу я это поняла. Вначале отчуждение от меня бывших друзей я относила на счёт того, что им после смерти моего мужа стало не интересно со мной общаться. Но потом я поняла, что причина в другом. С проживающими в социальных домах дружбу водят только им подобные. В школы, в которых учатся дети из этих домов, другие родители не отдают своих детей. А если и отдают, то запрещают с ними общаться. Для своих детей я тщательно выбирала школу и то, что выбрала, оказалось далеко от наших домов и они были чуть ли не единственными детьми из социальных домов.
Я своих детей считала воспитанными и умными и не могла предположить, что они будут изгоями в школе. Они ощущали отчуждение других. Друзей у них не было. И если сын Василий всё это переносил более-менее стойко, то дочь Анн очень страдала.
В друзья к Василию набивались только соседские мальчишки из таких же социальных домов, но он считал их неинтересными и предпочитал быть одни, проводя время, в основном, за чтением и рисованием.
Моя дочь очень страдала из-за отсутствия подруг. Как она не старалась, а подружиться в школе с кем-либо не могла.
Даже во время большой перемены, когда все школьники подкреплялись своими бутербродами сидя на зелёных школьных газонах, возле Анн всегда были свободные места в радиусе полтора – два метра. Училась она хорошо, но её настроение было всё хуже и хуже. Мне казалось, что она разучилась улыбаться.
Не сразу я поняла, что всё дело в том, что живём мы в социальных домах и родители стараются оберегать своих детей от общения с живущими в этих домах. И они имели для этого основания.
Дети из социальных домов, в основном, хуже учатся, плохо ведут себя, среди них большой процент хулиганов и любителей выпить. А самое главное, они с детства привыкли брать от общества блага, не давая ему ничего взамен.
Мне трудно вспоминать это время. Очень жаль было своих детей. Тогда им было одиннадцать и девять лет. И я решила сделать всё возможное, чтобы избавить детей от статуса изгоев.