Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6 Часть 7
На следующий день Федя с Елькой отчасти разочаровали, отчасти успокоили Таисью явившись в кафе (опять на завтрак) с девчонкой. Таисья оценивающе скользнула по ней взглядом. Не рассматривала, конечно, нет. Она хоть и деревенская, а правила приличия прекрасно знает. Но ей, как всякой женщине, пусть даже юной, одного быстрого взгляда вполне хватило, чтобы составить представление о человеке. Симпатичная такая белобрысая девчонка, не фифа.
Сашенька и правда была преисполнена дружелюбия, любопытства и желания поближе познакомиться с загорелой аборигенкой, ей хотелось впечатлений и женского общества. Мальчишки, как ни любила она их с детства сестринской бесполой любовью, все-таки не то, а Тайка вызывала у нее помимо симпатии еще и уважение: вот сверстница их, а уже работает, такая самостоятельная, серьезная. Сашенька невольно вздохнула, и на девушку Таисья уже больше гораздо похожа, чем на мальчика. Ее взгляд плавно скользнул вниз от собственного плеча к животу, задержаться взгляду было не на чем. Тайка, южанка с горячей кровью, еще была узкая, как лозинка, но со всеми красивыми женскими выпуклостями. Век за веком в ее возрасте уже были женами и матерями, и природа подготовила ее к этому основному предназначению, которое в наше время с его ломкой всей биологии человека, было отодвинуто на неопределенный срок.
На озеро договорились идти послезавтра, встретившись в центре поселка возле бывшего совхозного клуба, ныне превращенного в концертную площадку для сезонных гастролеров-халтурщиков. «Хутор Квасниковых», как они шутливо себя называли, с энтузиазмом отнесся к предстоящему походу. Леночка удивлялась, что за столько летних сезонов, проведенных у моря с тетушкой, ничего про озеро не слышала.
— Может, оно для местных жителей имеет сакральный смысл? — предположила Леночка. — Таким таинственным природным явлениям люди во все времена приписывали особенные силы. Так их и называли: «места силы».
— Вообще, Таисья сказала, что местные туда ходят коленки больные лечить, ревматизмы всякие, подагры, и кожные еще болезни. — Вклинилась в разговор Сашенька.
— Тем более, — продолжила Маша, — туристов наших вы сами знаете: они не церемонятся, изгадят все, насвинячат и уедут. Арбуз съедят, а корки в озеро кинут, а озеро такое, оно как родник. Божий дар людям в облегчение. Его в чистоте беречь надо, не растрачивать почем зря. Как это Тайка про него проболталась? Удивительно! Не иначе, как наши красавцы ее очаровали, — улыбнулась она.
Компания, как и договаривалась, встретилась в центре. Все вместе быстро вышли по узкой, советских еще времен (когда и машин-то в поселке не ездило, только трактор на радость ребятишкам тарахтел пару раз на дню) асфальтовой дороге из поселка. Центральную улицу, самую длинную и, конечно, именуемую улицей Ленина, на самом деле можно было пройти из конца в конец за полчаса, минут за сорок. А потом, в том месте, где дорога круто повернула в сторону шоссе, провожаемая аллеей тополей, путники сошли на пыльную проселочную дорожку поросшую островками выгоревшей, но неубиваемой травки. Тропка виляла, спускалась к одним овражкам, огибая другие, поднималась на холмики, но в целом неуклонно вела все выше и выше над морем. Уже линия прибрежного пляжа сменилась диким берегом. Сам склон стал отвесным, опасным.
Но, если не отвлекаться на всякие частности, то летний день был прекрасным: солнечный, яркий, он обещал быть жарким. Море, сегодня спокойное и поэтому синее, тихо плескалось в своей чаше. В степи вне поселка, на свободе, разгуливал легкий ветер, создавая чувство свободы, наполняя душу восторгом. Серовато-серебристые листья нечасто попадавшихся одичавших оливковых деревьев, низкорослых, казались выбеленными солнцем. Такой вот романтический привет от живших здесь когда-то древних греков. Все вместе это создавало неповторимый колорит юга. Для маленького путешествия — самое оно!
Процессия пестрой стайкой удалялась от поселка. Мамы, немедленно раздевшиеся вне цивилизации до купальников, несли сумки через плечо с полотенцами. Парни, с рюкзаками поосновательнее, наполненными питьем и едой для полдника, отмахивались снятыми с себя футболками от налетевших на их разгоряченные тела насекомых. А, может быть, мушек больше всего манили пестрые цветастые шорты, сами напоминавшие большие цветочные кусты?
Саша загребала теплую пыль вьетнамками, она тоже была в купальнике, только вокруг бедер обернуто парео. Одна Тайка, как это ни парадоксально, имела вид цивилизованный: шла в сарафане в модных горохах, на плечах — кисейная косынка, и чувствовала себя прекрасно. Ветер играл подолом сарафана, плечи защищены от обгорания. Южане же за загаром не гонятся. Мама заставляла взять с собой панаму, но Тайка ее еще в центре сунула в свою соломенную сумку, украшенную большим тканевым цветком. Она солнечного удара отродясь не боялась, одно слово — местная!
Компания совершенно естественным образом разделилась на две группы. Впереди шагала молодежь: Федька, нескладно подпрыгивая, бодро топал рядом с Тайкой, с другой стороны от нее Саша заглядывала ей в лицо снизу вверх, потому что была ниже ростом, Елисей тоже слушал местную девчонку, покусывал задумчиво сухую бодылку. А сзади топали мамаши.
— Ребята, купаться ночью в море, в августе — фантастика! Должна постоять жаркая погода, вот как сейчас, — рассказывала им Тайка, — море должно быть спокойным, и тогда оно начинает светиться. Представляете?
— Светиться? — недоверчиво и в то же время заворожено переспросила Саша.
— Ну да, — тряхнула гривой Тайка, — ты плывешь, а вокруг тебя звездочки от каждого всплеска руки, и контур сияет, чувствуешь себя… богиней! — она нашла нужное слово. — Вы обязательно, обязательно должны сходить искупаться ночью.
Маша с Леной на некотором отдалении шли сзади, в своем темпе, со своими разговорами.
— Мне очень досадно, что ты так и не была счастлива в любви, — сетовала Леночка.
— После Андрея-то? — Уточнила Маша. — Почему? Влюблялась. Помнишь Олега? Красивый такой был. Я вот думаю, Лен, может, у меня генетически так заложено, деформация какая-то? Я влюбляюсь непременно в ярких, красивых мужчин. Роман с Олегом был вспышкой — короткой, яркой. Мне кажется, Олегу важно было влюбить меня в себя, испытать торжество победителя, а потом меня и мои чувства нанизали, как бабочку, на булавку и пришпилили в коллекцию. Очередной трофей…
— Надо признать, — задумчиво отозвалась подруга, — трофей из тебя знатный: умная, красивая, интеллигентная, стильная... Слушай, — спохватилась вдруг Леночка, — что-то мы так от детей отстали. Давай-ка нагоним наш молодняк!
И мамочки, сопровождаемые клубами пыли, поднятой загребающими ее тапочками-вьетнамками, с сумками, бьющими неудобно по бедру, похожие на двух верблюдиц, припустили вдогонку за ребятами.
До озера добрались где-то за час. Конечно, никто никого не дергал, в шею не гнал, но солнце набирало силу, становилось всё жарче, казалось, что легкие обжигает горячий воздух. И вот, наконец, они добрались. Встали полукругом у озера и молча принялись его разглядывать. Природная воронка была заполнена густой, консистенции сметаны, белесовато-серой жижей, которая пузырилась и булькала. Пузырь размером с небольшое яблоко появлялся, выпукло изгибался, рос, а потом рвался и опадал. Это завораживало, хотя и оставляло неясное ощущение опасности, как перед чем-то непонятным, загадочным. В жаркий день от озера веяло прохладой. Саше эта булькающая, пульсирующая грязь показалась похожей на серое гримасничающее лицо упыря в бородавках. Оно вздыхало и тосковало.
— Ну что, давайте раздеваться! — С легким вздохом прервала молчание Тайка. Ее тоже чем-то неуловимо смущала живая жижа. — У нас обычно женщины отдельно от мужчин процедуру принимают. Озеро-то небольшое, чтоб хоть здесь не толкаться.
— Как же мы грязь потом смывать будем? До моря тут по крутому склону обрыва не спуститься. — Запоздало спохватилась Леночка.
— А и не надо, — спокойно отозвалась Тайка. — Тут в кустах небольшое сероводородное озерцо, в нем и обмоемся. Вонючее, конечно, но тоже, говорят, с какими-то целебными свойствами.
— Воистину, край чудес! — в который раз изумилась Лена.
Женщины осторожно влезали в озеро. Жижа начала было неприятно засасывать их вниз, как трясина, но потом вытолкнула на поверхность. Температура жижи оказалась примерно такой, как температура тела, на жаре казалось, что озеро прохладное. Через пятнадцать минут женщин сменили мальчики. Грязь на солнце быстро подсохла, превратившись из белесой в темно-коричневую. Лена с Машей ставши похожими на мулаток-шоколадок, принялись гримасничать на радость детям. Саша воспользовалась моментом, фотографировала, повизгивая от удовольствия, что собирает «компромат» и что бабушка с дедом надивятся на их идеальную дочку. Она вообще страшно любила, когда мама была веселая, не хмурила озабоченно брови.
В мутном, сероводородом воняющем озерце, воды едва хватило на то, чтобы размочить и кое-как смыть корку из подсохшей грязи. Потеки на теле придали всем вид бродяг. Лена с грустью оглядела светлый купальник, в трикотаж которого забились крупинки и вздохнула — купальник был безнадежно испорчен. Под оливковым деревцем сели потрапезничать. Вот, вроде, ничего не делали — а проголодались. За едой разговор снова вернулся к ночному купанию, и всеобщим собранием было решено идти ночью купаться на море.
Наступления ночи ждали, как никогда, а ночь всё не наступала. Долго смеркалось, сумерки оседали на верхушки деревьев, солнце — красное, обморочное, перегревшееся закатывалось за горизонт, но южная ночь, синяя, бархатная, кромешная всё не наступала. В пляжной сумке у порога давно валялись приготовленные полотенца. Рядом стояли столбиками два фонарика.
Тайка пришла и успела попить вместе со всеми чаю. Она имела такую городскую привычку (пить чай или кофе), в отличие от своей бабушки, например, которая обходилась весь год молочком от собственной коровы и компотом. «Зубы-то все целы и свои, собственные!» — гордо говорила она и щелкала ногтем по действительно белоснежным и крепким зубам, но это уже другая история. После чая затеялись играть в домино «на интерес» — проигравший должен мыть посуду, кроме Тайки, само собой разумеется. И так все увлеклись, что азартно отыграли четыре кона и спохватились, что стучат костяшками домино по дубовой столешнице под светом настольной лампы, об которую бьются мотыльки, а за верандой — вожделенная темнота.