— Поначалу доктор держался, как обычно. Я даже подумал, что испугался зря, решив, что разоблачен. Он был дружелюбен, шутил, как будто ничего и не случилось.
Он видел меня лишь в свой монокль. Если же по какой-то причине стекляшки не было рядом, я для Штерна просто не существовал, потому доктор все то время, что мы провели вместе, с моноклем практически не расставался.
В тот вечер, когда Штерн привел меня в лабораторию, мы мало что успели обсудить. Я ожидал, что он скажет хоть полслова о появлении Вероники, Ники, о моем загадочном исчезновении, но он вел себя так, будто все это – совершенно рядовые события, которые не стоит даже особенно обсуждать.
А на утро мы занялись работой. Сразу после завтрака он отвёл меня в лабораторию и назадавал целую гору заданий, сказав лишь, что чем быстрее я справлюсь, тем скорее мы приступим к некому чрезвычайно важному эксперименту.
Желая не вызвать в тот день его недовольства, я работал вдвойне усердно. Штерн тоже трудился, закатав рукава, с такой сосредоточенностью, что я заметил выступившие от напряжения на его лбу крохотные капельки пота, которые он, увлекшись, даже не замечал.
К середине дня уже хотелось сделать перерыв, хотя бы умыться и перекусить, но Штерн и не думал отвлекаться, а от моих просьб выйти на несколько минут размять ноги досадливо отмахивался.
Когда я уже, потеряв терпение, заявил, что ухожу и вернусь, когда проветрюсь, доктор наконец нехотя оторвался от микроскопа, в котором до того момента со всем вниманием изучал неизвестный мне порошок.
"Погоди, Мишель, — проговорил он, — сейчас тебе выходить не следует. Нам необходимо кое-что обсудить."
Это было уже хоть что-то, поэтому я, кивнув, вернулся на свое место.
Только теперь я заметил, что за сосредоточенностью и торопливой работой доктора Штерна таилось нечто, что он пытался от меня скрыть. Волнение. Глаза доктора беспрестанно бегали, голос то и дело срывался на визг, движения были лихорадочными: он постоянно потирал то нос, то руки, совал кисти в карманы и снова их доставал. Теперь я видел, что он не мог найти себе места!
Видя мой требовательный взгляд, доктор заговорил:
"Ты должен осознать, друг мой, что наконец наступил момент, ради которого мы с тобой трудились вот уже столько месяцев, а я-то и вовсе многие годы. — Доктор пожевал губами, словно бы в некотором сомнении, а затем продолжил: — Девочка, что вчера была в вашем доме, тебе известно, кто она?"
Я уже был готов к этому вопросу, поэтому ответил без раздумий:
"Конечно! Она однокашница моей сестры, Вера Сидорова. Отчего-то вчера вы назвали ее каким-то чудным именем."
Доктор усмехнулся.
"Я так назвал ее, потому что именно так ее и зовут. Это не Вера, это другая дочь Элизы!"
"Злой колдуньи?!" — я изобразил удивление.
"Да, дорогой мой. И Вера, и эта девочка Вероника – дети той самой ведьмы Элизы, и именно они являются нашим ключом к Двери в прошлое!"
Я и тут притворился дурачком:
"Какой такой двери? Девочки прячут какой-то ключ?"
Штерн нервно рассмеялся:
"Дверь в прошлое, Мишель — древнейший магический артефакт, владение которым открывает практически безграничные возможности. Беда только в том, что Дверь сама выбирает хозяина, и пока волшебник не вошёл в полную силу, пока не принес магическую клятву – Добру или Злу, он становится абсолютно неуязвимым. По преданию, любые попытки хоть как-то навредить или повлиять на волю Подчинившего Дверь в прошлое заканчиваются для виновника настоящим проклятьем. В лучшем случае, ты просто исчезнешь с лица земли, в худшем же, будешь обречен на вечные муки. Но я, дорогой мой, — глаза доктора загорелись огнем, — я придумал, как обойти этот магический запрет!"
Я непонимающе покачал головой:
"Но зачем это вам нужно, доктор? Не жаждете же вы всевластия?"
Доктор снова опалил меня взглядом, но теперь в этом огне уже был не азарт, а гнев.
"Да, затем, Мишель, что кому девочки, подчинившие Дверь в прошлое, принесут Клятву, тому они и будут служить, в их руках и окажется судьба Вселенной! Что, по-твоему, со всеми станет, если они принесут Клятву собственной матери, что как ты понимаешь, наиболее вероятно? Мы все окажемся во власти Зла! Мы должны сделать так, чтобы девочки принесли Клятву Добру, то есть нам!"
Все это звучало безумно. Я позволил себе усомниться в словах доктора:
"Но это же невозможно! С какой стати им приносить Клятву нам? Конечно же они захотят воссоединиться с матерью! Вы что думаете, вы их попросите, и они тут же согласятся, как безотказные лисаки?"
"Именно так, мой мальчик! — вскричал Штерн.
Он вскочил и принялся расхаживать по комнате. — Я годами ломал над этим голову и наконец нашел выход! Ты знаешь, друг мой, что я оказываю определенные услуги магического, медицинского и иного толка многим людям, волшебникам и прочим магическим существам. Так вот однажды я заключил договор с одним Орденом, они называют себя Орден Хранителей Зла. По сути, это и есть самые обыкновенные лисаки, тараканы, ничтожные существа с раздутым самолюбием и вечно уязвленной гордостью. Они считают себя Хранителями Зла, потому как только благодаря Злу, они получают силу, чтоб обрести человеческую сущность. Без энергии Зла это простые насекомые! Так вот эти клопы возомнили себя способными подчинить Дверь в прошлое и надумали заплатить мне, чтобы я им в этом помог. Сказать по правде, — в глазах Штерна заиграли лукавые искорки, — я согласился!"
Я вскочил, испуганный его откровенностью, но доктор поспешил меня успокоить:
"О, не думай, я хоть и пообещал им убедить девочек принести Клятву Злу (да что там, мне и самому пришлось дать клятву), но выполнять это обещание не собираюсь! — Доктор перешёл на шепот: — Если девочки принесут Клятву Добру, то есть нам с тобой, мы будем властны над Дверью в прошлое, и никакие лисаки будут нам не страшны! От страха они исчезнут, заползут в свои норы, если раньше мы не успеем раздавить их своими каблуками!"
Штерн был так возбужден, что и не подозревал, насколько коварным и злым он сейчас выглядел. Видел бы я его таким пару лет назад, ни за что бы не поверил, что он мой аурин. Теперь мне было смешно, каким же наивным ослом я был, что смог поверить этому человеку в его сказки.
Меж тем, Штерн, потирая руки, рассказывал мне свой план:
"Но заключил я с ними договор не только из-за денег, истинной причиной было то, что с помощью лисаков я смогу наконец подобраться к Подчинившим Дверь в прошлое. Один из очеловечившихся тараканов – учитель из школы твоей сестры – Лавинский провел один любопытнейший алхимический опыт: с помощью некоторых магических препаратов в совокупности с рядом химических и физических условий он осуществил между двумя тараканами обмен качествами характера! Лживый лисак после того эксперимента вдруг превратился в саму честность, выбалтывал любому все, что не спросишь, а глупец неожиданно вдруг начал проявлять чудеса сообразительности! Эксперимент сработал!
Когда я узнал об этом, я понял, что это мой единственный шанс! Я превращу девчонок из упрямых и своевольных в угодливых и безотказных, как всякий лисак! Мне не придется принуждать их, заставлять, опаивать. Они просто не смогут мне ни в чем отказать! В желании угодить любому моему желанию, они сами принесут мне Дверь в прошлое на блюдечке!"
Уже не в силах сдерживать свои эмоции, Штерн расхохотался.
"Лавинский бы и бесплатно просто так провел для меня этот эксперимент, — снова заговорил он, — ведь он одержим своими опытами и сам бы заплатил за тех, на ком можно проводить испытания, в добавок в обмен за свою угодливость он получит бесстрашие и отвагу сразу от двух девчонок, в двойном объеме! Неслыханная удача! Но такие опыты в магическом сообществе строжайше запрещены и трус Лавинский, если не заручится поддержкой своего Ордена, от страха превратится в таракана ещё до того, как войдёт в мою лабораторию. — Штерн брезгливо скривился. — Ну да и черт с ним, благодаря Двери в прошлое я обрету наконец настоящую силу, и горстка клопов мне ничего не сделает!"
Штерн посмотрел на часы.
"Надо поторапливаться, лисак Лавинский уже скоро будет тут. Так что теперь твой черед, Мишель, твой шанс вложить решающий вклад в наше дело. Ты умудрился сдружиться с обеими девочками: узнал неплохо Веру, выручил из беды Веронику! Ты послан мне самим Провидением! Только ты сможешь привести девочек сюда ради эксперимента, и уже сегодня все будет сделано!"
Я окаменел. По правде сказать, подобного я не ожидал и в самом страшном кошмаре. Что мне придется обманом заманивать девочек в лабораторию, чтобы их лишили воли, лучших черт характера, а затем и магической силы! Оказаться в подобной ловушке я даже не предполагал!
Всеми силами стараясь не выдать себя лицом, я сглотнул и медленно кивнул. Я решил так: со всем соглашаюсь, выхожу отсюда и бегом к Элизе, она-то уж точно решит, как всех спасти.
Но исполнить свой план у меня не вышло. Стоило мне сделать шаг по направлению к двери, как Штерн остановил меня.
"Не спеши, друг мой, — сказал он, — я глубоко убежден в твоей преданности и знаю, что ты меня не обманешь, но пойми, к этому я шел всю свою жизнь и попросту не могу рисковать. Твой сильный характер, свободная воля – сегодня все это для меня слишком уж недоступная роскошь, которую я попросту не могу себе позволить. Я отпущу тебя, только если смогу быть абсолютно уверен в твоем послушании. Поэтому сначала, — наверху на лестнице послышался шум шагов, — месье лисак проведет эксперимент над тобой."
Я прямо-таки врос ногами в пол. Он и меня хочет себе подчинить, лишить воли, потому как, даже будучи убежденным в моей преданности, не хочет рисковать! Ему проще сделать из меня жалкого, угодливого таракана только лишь за тем, чтобы я никак не помешал осуществлению его коварного плана!
Я уже был готов драться, но в комнату уже входил Лавинский – чернявый низкий мужичок с угрюмым взглядом и неприятным лицом. Оба мои противника не были атлетами, но они были взрослые мужчины против меня, тринадцатилетнего мальчишки. Я не был слабаком, я мог быть быстрым, поэтому я решил потянуть время, чтобы дождаться удобного момента, чтобы нанести удар.
Но доктор уже запирал дверь, а Лавинский, низкий и коренастый, вовсе не производил впечатление хлюпика. Что уж там, признаюсь, даже Фомич в пылу праведного гнева умудрялся скрутить меня и всыпать мне по первое число, а этих было двое. Мои шансы выбраться стремились к нулю.
Меж тем, доктор душевно приветствовал лисака.
"Проходите, месье, располагайтесь, мы уже все подготовили по вашей инструкции. Вот здесь кипит толченый уголь, здесь медный купорос, это для вас, пожалуйста, корень ворсянки и сушёная полынь."
Ворча, Лавинский принялся расставлять принесенные с собой пузырьки, а меня начало тошнить от одной только мысли, что это я сам сегодня, работая в поте лица, приготовил себе, Вере и Веронике материалы для казни! Это я толок уголь и я плавил медь, вываривал отрав из кореньев и выдавливал сок из цветков бузины!
Я попытался уговорить доктора передумать, но понимал лишь, что выгляжу жалко, и мои слова теперь для него пустой звук: он уже полностью был настроен на эксперимент, а меня воспринимал лишь как материал, также, как травы и коренья на столе и плавящиеся металлы на спиртовке.
От паники, признаюсь, мне стало не хватать воздуха, стыдно говорить, но в какой-то момент я уже видел черные круги перед глазами и думал, что уже вот-вот хлопнусь в обморок, как вдруг из передней послышался стук в дверь.
Недовольно скривившись, доктор подтянулся и заглянул в крохотное оконце под самым потолком лаборатории. И в ту же секунду Штерн замурлыкал, будто кот, которому досталось целое блюдце сметаны.
"Голубки мои, сами явились! Твои подружки, Мишель! Вера, Вероника и малютка Кити!"
Преисполнившись надежды, я воскликнул:
"Так отмените эксперимент, доктор, я вам больше не нужен!"
Но Штерн уже понимал, что добровольного союзника в моем лице не увидит.
"Ну нет, дорогой, — он покачал головой, — сейчас мне твоя помощь нужна как никогда. Помни, я не могу к ним применить никакого насилия, ни грамма принуждения! Твоя находчивость, обаяние, дипломатия. На это я ставлю ставку и должен быть уверен, что ты не подведешь!"
Передав Лавинскому монокль, Штерн отдал последние инструкции:
"Я задержку девчонок наверху, а вы, Лавинский, разберитесь пока с мальчиком. Как смогу, потяну время, но и вы поспешите. Он должен быть готов как можно скорее."
Лавинский вставил в глаз монокль и, лишь теперь, увидев меня впервые, бросил на меня взгляд, преисполненный безразличия, и снова обратился к своим склянкам.
Доктор ушел и вскоре я услышал ваши голоса. Вы были совсем рядом, но у меня не было и тени надежды на спасение!
Между тем, я понял, что Лавинский уже заканчивает приготовления. Он уже был готов начать эксперимент!
И вдруг я почувствовал, как в ладонь мне тычется что-то мягкое и мокрое. Опустив голову вниз, я чуть было не лишился дара речи: в ногах моих сидел котенок рыси! Пятнистый, темно-желтый с кисточками на ушах!
Я охнул, и в эту секунду, обернувшись на звук, на нашего пушистого посетителя воззрился Лавинский. Его глаза расширились, превратившись вдруг в два черных блюдца, казалось, он уже готов был съежиться до размеров букашки, как тут внезапно котенок вырос, превратившись в настоящую взрослую рысь. Она прыгнула в сторону лисака, но даже не коснулась Лавинского, да этого было и не надо, от испуга тот лопнул, как раздавленная моль, и шмыгнул жирным черным тараканом в ближайшую щель.
Я в растерянности оглянулся. Снова став маленьким, рысенок тыкался мордочкой мне в колени. Склонившись к нему, я обнаружил, что в зубах его было зажато тоненькое золотое перо.
Мне оставалось его только подбросить.