_____________________Первая любовь___________________________
Тэхён опаздывает на первую пару при том, что обычно приходит раньше всех, с надеждой порепетировать до занятий, но сегодня совсем не в тему солнечная погода, наконец, вырвавшая своё недолгое время у серых дождливых дней, и Киму не хочется никуда идти. Особенно не хочется заходить в аудиторию, где всем было наплевать на него — то, к чему пианист давно привык, — а теперь кто-то вдруг проявил к нему интерес. Но Ким… в очередной раз не смог ничего сделать против своей фобии, которая не отпускала его весь оставшийся вечер, плавно перетекающий в ночь, и заперла в комнате с сотней серий из Наруто. Ответ на вопрос: почему такой парень, как Чон Чонгук, выбрал его, — никак не может закрепиться и уверенно осесть в сознании Кима, мечется и смазывается, оставляя в полном неведении. Нет никаких веских причин у такого, как он, выступать с таким, как Тэхён. Неужели просто решил посмеяться? Тэ тяжело вздыхает, понимая, что, скорее всего, это самое логичное объяснение. Неужели закончилось спокойное время, и вновь повторятся школьные годы? Ким останавливается посреди дороги и опускает взгляд, рассматривая, как в лужах отражаются облака и блики от слишком ярких лучей утреннего солнца. Школа без преувеличения была адом для Тэхёна. Его не просто не любили, его дразнили и даже били, а всё из-за его внешности и любви к высокому искусству. «Такое любят только педики! Бей педика!» — слышал Тэ каждый божий день, и это было ещё самым приличным из услышанного. Парни всё издевались, а девушки обходили стороной, так что первую любовь Тэхён познал лишь через Роберта Шумана и его «Любовь поэта». Тогда он впервые почувствовал трепет и некое совершенство в абсолюте — именно то, что обычно рассказывают о влюблённости. Тэхён и не знает, кто его привлекает, каким должен быть человек, чтобы ему понравиться: высоким или низким, худым или не очень, девушкой или парнем… Он сам не может ответить на этот вопрос, потому что никогда не встречал человека, кто бы вызывал в нём такие же чувства, как и произведения великих композиторов. Ким всё-таки успевает в университет вовремя и добирается до аудитории как раз к самому началу занятия — сольфеджио. Он старается не смотреть на последний ряд и сразу же ныряет на своё привычное место на первом. Где с ним никто никогда не садился. — Привет! — Тэ буквально откидывает в сторону: он не на шутку пугается, когда чувствует чужое дыхание у своего уха. — Блин, и что ты такой шуганый? Вставай! — Чонгук подаёт руку упавшему парню и широко улыбается. Тэхён, под пристальные взгляды одногруппников, поднимается, не воспользовавшись помощью любезно протянутой чужой ладони. Усевшись на место, он сразу же концентрируется на нотной тетради, старательно вырисовывая скрипичный ключ и размер такта. — Может, после занятий погуляем? Нам нужно познакомиться поближе, чтобы сработаться… — примерно в середине занятия шепчет Гук, и Тэ мотает головой, не отрываясь от записей. — Почему? Нашёл мне замену? — Гук опять широко улыбается, ловя взглядом ответный взгляд на себе, хоть пианист и пытается старательно скрыть его. — Я не буду участвовать… — отвечает Ким и отворачивается к окну, цепляясь взглядом за тени, отбрасываемые от здания на прилежащую улицу. — Правильно, делай то, что все от тебя ждут… — вздыхает Чонгук и ложится на стол, рассматривая затылок Тэхёна и его изящную шею, которую тот тщательно скрыл под водолазкой. — Я знаю, зачем ты выбрал меня… — Тэ поворачивается и смотрит сквозь парня, будто Чон в мгновение стал прозрачным, и его чёрная майка со скелетом сейчас удачно подошла к ситуации. — Да? — Гук пытается поймать его взгляд, но Тэхён упорно не смотрит ему в глаза. — Почему же? — Посмеяться над таким, как я, — Тэ улавливает строгий взгляд преподавателя и опять сосредотачивается на занятии, записывая очередной такт, проигранный учителем. — Не вижу в тебе ничего смешного… разве что… твой прикид… — Чонгук демонстративно осматривает Тэхёна: его серую водолазку и тёмно-коричневые штаны в мелкую клетку, как обычно на два размера больше, и виднеющиеся щиколотки, которые, кажется, принадлежат заключённому концлагеря, а обувь точно была бы впору римским завоевателям в каком-то там веке до нашей эры. Это ничего, что на улице уже осень, хотя сам Чонгук не вылезает из любимых кед даже зимой. — Ладно, скажу честно, но после занятия… Согласен? — Чонгук рисует на чужой тетради басовый ключ и под недоумевающий взгляд Тэ несколько аккордов. — Это будет началом нашей песни. Что скажешь? У пианиста расширяются зрачки, непроизвольно он начинает проигрывает в голове то, что написал одногруппник, помогая левой рукой, тарабаня по столу, и даже не важно, что в этот момент преподаватель играет совершенно другую мелодию. — Ну как? Не хочешь попробовать? — Чон довольно улыбается, замечая чужую реакцию. В музыке тот похож на наркомана так же, как и сам Гук, и это делает их слишком похожими. — После занятий… в восемь, — Тэхён приходит в себя, так и не посмотрев на довольного Чона.
***
Чонгук впервые кому-то показал свою работу. Мелодию, которую он сочинил в семнадцать лет, рассказывающую о первой любви. Она отличается минорным мотивом, но с красивым низким звучанием. Хотя, конечно же, он не доволен ей на сто процентов, поэтому и решил показать её этому шибанутому. Не факт, что тот поможет, но почему-то Гук хочет в это верить и уж точно попробовать.Реклама:Скрыть₽Обучение Data Science с нуля Чонгук после занятия на гитаре ужасно торопится и намного раньше оговорённого времени врывается в просторную аудиторию, являющуюся второй по размеру после актового зала. Днём тут множество занятий, а вечером приходит лишь один человек, если не считать самого Гука. Чон замечает Тэхёна сразу же: на привычном месте и привычно увлечённого игрой. Его пальцы просто с невероятной скорость перемещаются по всему шахматному полотну, выдавая пятую симфонию Бетховена. Даже Гук узнает её, не смотря на то, что обычно спит на всех концертах классической музыки и, уж тем более, на музыкальной литературе. Чон проходит вглубь помещения, садясь на край сцены спиной к парню и наслаждаясь его игрой. Он иногда слушал его, пока находился в своём укромном месте. Почему-то в исполнении Тэхёна классические произведения звучат иначе и не наводят тоску, а вызывают другие чувства: спокойствие и гармонию. Может, потому что Чонгук является тайным слушателем, о котором исполнитель и не подозревает? Музыкант может совсем иначе открыться в одиночестве, что на сцене не всегда выходит, особенно у такого, как этот Ким. Он даже сесть за рояль перед публикой не может. Почему так? Чего он боится? Понятно, что все артисты испытывают волнение перед выходом на сцену, но это ещё и определённый кайф, адреналин. Мелодия резко обрывается, когда Чон практически уходит в то привычное состояние умиротворения. Чонгук оборачивается и смотрит на пианиста, который застыл, не убирая рук с клавиш. — Хорошо было, продолжай! Я только проникся, даже захотел приобрести альбом… — Альбом?! — Тэ фыркает, кладя руки к себе на колени. Осознание, что его слушали, тревожно стучит в висках. — Нельзя шутить над такими великими людьми… — Ким сжимает ткань штанов в своих кулаках. Его очень задевает, когда над такими гениями подшучивают, ведь эти люди сделали из него того, кем он является, и всегда были рядом в самые радостные и печальные минуты. — Почему? — Гук встаёт и подходит ближе. — Потому что нам далеко до них… — Тэ тяжело вздыхает, не отпуская ткань штанов. — Далеко до Луны, а мы ничем не хуже, просто модно сейчас другое, — Гук садится рядом, как и в первый раз вызывая у Тэ неконтролируемый приступ паники. — Почему ты так боишься? — он смотрит на лицо парня, в его испуганные глаза и на поджатые губы, потом на его руки, сжатые в кулаки, и Чона опять захватывает какое-то странное чувство. — Я не знаю… — Тэхён тяжело дышит, пытаясь собраться с духом, и, если бы он сам не страдал подобным, то со стороны сказал бы, что это весьма ненормально. Ведь приступ накатывает так быстро и так неконтролируемо. — Преподаватели же слушают тебя? С ними ты не паникуешь? — Когда кто-то один, я могу играть… — Так я вроде один… — Чонгук оборачивается, наигранно убеждаясь в очевидном. — Ты — это другое… — Тэ потихоньку начинает выбираться, но Чон берёт его за руку, не давая ускользнуть. — В смысле? Что во мне не так? — Чонгук чувствует, как Тэхён дрожит, а его пальцы и на ощупь очень тонкие и гладкие, в отличие от шероховатых у Чонгука, что, в принципе, свойственно всем гитаристам. — Отпусти! — Ким начинает хватать ртом воздух, как выброшенная на сушу рыба, и для полной схожести прибавляется и немота, ведь он больше не может издать и звука. — Успокойся… Я ничего тебе не сделаю, — от такой реакции у Гука внутри всё скручивает какой-то внезапный спазм. Тэхён мычит и вырывается, и Чон действительно пугается и отпускает его руку, давая тому отстраниться. — Ладно, ладно, я не буду тебя трогать! Хочешь, я просто уйду? — пианист кивает, и Чонгук, встав, направляется к выходу. — Я оставлю тебе ноты той песни, посмотри… и, да, там указан мой номер телефона — напишешь, если заинтересуешься… Пока! — Гук выходит, оставляя Тэхёна наедине со своей фобией. Хотя, их уже две, и вторая похожа на сестру первой. Боязнь прикосновений? Тэхён ведь прикасался к Чонгуку, причём сделал это первым. Тогда что это сейчас было? Почему внутри всё горит, как от вспыхнувшего за секунду пожара? Ким добирается до оставленной тетради и осторожно, будто боясь повредить, открывает её, вспоминает о сегодняшней показанной ему мелодии, и то волнительное чувство с новой силой тут же возвращается. Неужели всё дело в нескольких аккордах? Которые Тэ просто не может выкинуть из головы, пытаясь несколько часов подряд отвлечься самыми лучшими произведениями. Пробегаясь глазами, он понимает, что песня ещё не закончена… Тэхёну до одурения необходимо её сыграть, наконец, услышать не только в своей голове. Он садится обратно за рояль, ставя ноты на пюпитр, и начинает играть, практически сразу правильно беря аккорды. Мелодия настолько уносит его в другой мир, в захватывающее чувство, которое впервые ощущаешь, прикасаясь к великому шедевру. Наслаждение в чистом виде. Ким не замечает, как в какой-то момент из глаз начинают литься слёзы. Лишь когда они достигают гладкой поверхности клавиш, Тэхён перестаёт играть, позволяя слезам непрерывным потоком скатываться по щекам. Внутри опять всё полыхает от резко возникших непонятных чувств после, казалось бы, воцарившейся гармонии. А за окном такой тихий вечер, что слышно громкий стук, раздающийся в тэхёновой груди, как будто птица, нет, жар-птица, пытается вырваться и сжечь всё дотла. Что это? Такого Тэ ещё не чувствовал, слишком остро… слишком… горячо? Тэхён прикрывает лицо ладонями и тихо всхлипывает под беззвучную мелодию вечера.
***
Чонгук сидит на крыше и докуривает третью по счёту сигарету. Мысли перепутались и никак не могут выстроиться в определённую последовательность. Что-то в этом парне сегодня опять задело в Чонгуке. Как будто он день за днём по чуть-чуть ломает стену, прочную, уютную и безумно нравившуюся Гуку. Не критично, всего несколько маленьких трещин и отколовшихся кусочков, но Чонгук слишком явно это ощущает.Реклама:Скрыть₽Обучение Data Science с нуля Он берёт телефон в руки и в сотый раз проверяет на наличие новых сообщений. Так и нет. Точнее, сообщения есть, но все не от нужного человека. Если пианист проникнется и поможет Гуку доработать песню, и они доведут её до совершенства, то Чону гарантирована победа, ведь этот Тэхён не сможет ничего поделать на самом выступлении, так что Чонгук просто сыграет её один. Гениальный план: и песня есть, и соперник заранее обезврежен. «Я не смогу помочь. Извини». Сообщение приходит примерно на пятой сигарете, а Чонгук готов теперь выкурить всю пачку. Не этого он ожидал. Совсем не этого… «Почему? Мне казалось, ты гений, а ты так, лишь прикидываешься?» «Это не мой телефон, я просто ответил, чтобы ты не спрашивал в университете. У меня нет телефона, так что, пожалуйста, сюда не пиши». Чонгук чуть ли не давится сигаретой. То ли от наглого заявления (и это тот человек, что шугается любого), то ли от того, что у кого-то в мире ещё нет телефона. Серьёзно? Прям по всем канонам изгой. Книгу хоть пиши с него. Шаблон! — Бесит! «Ты ещё начни дебильные очки носить, чтоб быть стопроцентным лузером!» «Я ношу очки, когда не в линзах». Чонгук смеётся, выкидывая тлеющий бычок, и заваливается на спину, рассматривая звёзды, которых не видно за светом мегаполиса и вечным смогом Сеула. Ну где-то же они есть…
***
Снова я с главой, продолжать или оставить? Может начать писать что-то другое?