Одним из наиболее значимых событий на ниве российской науки несколько лет назад стало учреждение нового звания «Профессор РАН». Как часто бывает в таких ситуациях, в отраслевых кулуарах сразу же родилось неимоверное количество слухов и предположений. Что характерно, ничем не обоснованных. «Можно подумать, у нас дефицит профессоров», - говорили одни. «Очередное препятствие на пути в академию», - негодовали другие. «Формализм да и только. Торжество бюрократии», - саркастически утверждали третьи. Между тем, в течение последних нескольких лет всё чаще и чаще появляется ощущение, что у ведущих российских учёных должны появиться каналы влияния на решения, принимаемые государственной властью относительно развития нашей страны.
Не так давно прошла реформа РАН. В результате академия оказалась в определённом отрыве от квалифицированных учёных, которые не являются её членами. С другой стороны, на РАН, согласно нынешнему законодательству, возложена задача экспертизы всех научно-технических проектов. Для того чтобы делать это на высоком уровне необходимо использовать весь потенциал российских учёных. Не только членов РАН.
Именно в этой связи и возникла идея введения почётного звания «Профессор РАН» – создать сообщество относительно молодых учёных (до 50 лет), которые уже зарекомендовали себя как ценные и перспективные научные кадры, несмотря на отсутствие своих имён в списке членов большой академии. С присуждением данного учёного звания стало возможно, не выбирая в РАН, получить их аффилиацию с членами академии и использовать профессиональный потенциал этих учёных в дальнейшем развитии отечественной науки.
В реструктуризации Российской академии наук (слияние РАН с академией медицинских наук и академией сельско-хозяйственных наук) как плюсы, так и минусы. Положительным моментом является то, что больше внимания стало уделяться практическим проблемам, связанным с медициной, сельским хозяйством и др. В то же время, доля фундаментальной науки в РАН уменьшилась: например, в структуре сельскохозяйственной академии есть немало институтов, где работают всего 1-2 кандидата наук. В большой академии такого не было. Дело в том, что задачи перед недавно объединёнными академиями изначально стояли разные. Думается, что стоит подождать несколько лет и посмотреть: к чему это всё приведёт – будет ли найден баланс между теорией и практикой. Спрогнозировать что-то определённое мне сложно. В то же время замечу, что мне, как представителю фундаментальной науки, объединение академий не совсем по душе.
Что касается оценки работы учёных посредством индекса Хирша, то это так же – неоднозначный вопрос. Если речь идёт о работе учёных в области медицины – это позитивно. Во всём мире медицина является наиболее цитируемой областью: ни физик, ни химик никогда не может конкурировать с медиком в плане публикационной активности. К сожалению, в нашей стране всё происходит с точностью до наоборот. Когда говорят, что российская медицина – особенная, никак не связанная с медициной во всём мире, это, мягко говоря, удивляет.
В то же время оценить работу учёных-гуманитариев (историков, филологов и др.) с помощью индекса Хирша сложно – там куда важнее, к примеру, монографии. Что же до точных наук, то особое место здесь занимает математика. Математики неохотно ссылаются друг на друга в отличие от физиков или химиков. Это связано с разной культурой цитирования в той или иной области.
Интересно, что в США не так давно был проведён опрос, в рамках которого профессию учёного престижной назвали 90% респондентов. Аналогичное исследование, которое проводилось в нашей стране, показало, что лишь 15% россиян считают престижной профессию учёного. В то же время в России защищается в 2-3 раза больше диссертаций, нежели в США. Откуда такой дисбаланс? К сожалению, требования к диссертациям в нашей стране находятся на очень низком уровне. Их необходимо повышать в ряде областей, к которым, безусловно, относится медицина, где защищается просто неимоверное количество работ. Не совсем понятно, как это соответствует уровню отечественной медицины. То же самое касается и экономики. Необходимо проанализировать структуру защищаемых диссертаций и в целом структуру науки.
К сожалению, в различных областях знаний, у нас очень разные требования к диссертациям. Это только лишь дискредитирует нашу науку. Особенно печально, что наши коллеги за рубежом прекрасно об этом осведомлены и относятся к российским учёным соответствующе: физики, математики, химики там очень востребованы. Их учёные степени и звания признаются зарубежными коллегами, чего, к сожалению, нельзя сказать о представителях других специальностей, в том числе – медиков.
Многие «старожилы» РАН сетуют на то, что в нашей стране наблюдается кризис молодых учёных, то ли делая вид, то ли воистину не понимая, что наши вузы выпускают достаточно специалистов, однако наиболее способные из них моментально уезжают за рубеж. Это и вызвало кризис хороших научных кадров в возрасте 35-50 лет. Что характерно, интенсивна и внутренняя эмиграция, а не только внешняя. Выпускники технических факультетов ведущих отечественных вузов очень востребованы в ИТ-компаниях, где базовая зарплата не ниже чем, к примеру, у ректора МГУ. Разумеется, против такого соблазна мало кто устоит. Для науки они потеряны.
Данную проблему следует решать структурными преобразованиями в науке. К сожалению, очень небольшой процент российских учёных работает на достойном уровне. Большинство из них просто-напросто потребляют ресурсы и работают безо всякого КПД. Пока с этим трудно бороться: наследие советского периода – система, когда все получают постоянные ставки. Есть мнение, в рамках госзадания надо финансировать лишь наиболее успешных учёных. Остальных – последовательно отбраковывать, а оставшиеся ресурсы инвестировать в «эффективную» науку. Остаётся уповать на то, что эта концепция постепенно найдёт понимание «наверху». Если эта политическая воля будет доведена до конца, то можно пронозировать существенное улучшение состояния российской науки.