За мартовскими событиями 1917 года в Хабаровске День взятия Бастилии, как сказал классик, чуть было не прошел зря, но редакция «Старых газет» вовремя спохватилась. 😄
Итак, 14 июля 1789 года доблестные французы захватили и разрушили оплот феодальной тирании, подкинули дров в уже вполне закипающую буржуазную революцию, а попутно выпустили из тюрьмы маркиза де Сада, который в этой самой Бастилии сидел (чисто случайно получилось, никто не планировал специально). Говорят, именно этот главный садист всех времен и народов закричал в окно «Здесь избивают заключенных!», что стало окончательным катализатором вооруженного бунта. Очень символично с учетом последующих событий. 👍🏻
Непосредственно причиной взрыва народного возмущения стала …как все похоже… отставка Жака Неккера, который пытался проводить экономические реформы и заставлял королевский двор несколько ужаться в тратах на себя.
К столетию событий 14 июля в Париже журнал «Нива» (№22, 1889 г) выпустил статью с говорящим больше о России времен Александра III, чем о революционной Франции названием: «Кровавая годовщина во Франции (1789 – 1889)».
От текста веет очень качественным верноподданничеством, также проскакивает интересная информация о смене вектора оценки Французской революции по сравнению с оценками, бывшими еще недавно. Эпоха Победоносцева и неустанные труды его на усиление благонамеренных скреп в полной мере отражена в данной статье.
«Французскіе республиканцы, въ связи съ текущею парижскую выставкой, празднуютъ столѣтнюю годовщину событія, которое нѣкогда, сравнительно еще недавно, считалось международною, всемірною эрой, въ родѣ паденія Западной Римской Имперіи, бѣгства Магомета, Крестовыхъ походовъ, открытія Америки и т.п.. Стоя у подножія башни – нельзя вѣрно опредѣлить ея высоту, которая кажется громадною; нужно отодвинуться отъ этого событія на приличное разстояніе, окинуть его безпристрастнымъ взглядомъ со всѣхъ сторонъ и опредѣлить его точныя размѣры.
Кто на своемъ вѣку не читалъ громкихъ фразъ о «великой революціи», о пресловутыхъ «принципахъ 1789 года», о «правахъ человѣка», о дѣятеляхъ «конвента» и «комитета общественнаго спасенія», этихъ якобы благодѣтеляхъ человѣчества, обновившихъ миръ крещеніемъ въ морѣ пролитой ими крови? Фразами этими недавно еще переполнены были чуть не всѣ книги, до учебниковъ исторіи включительно.
Нужны были десятки лѣтъ кропотливаго труда и критики, изслѣдованія документовъ, мемуаровъ и др. памятниковъ, словомъ всесторонняго изученія эпохи для того, чтобы люди и событія первой революціи предстали нашимъ глазамъ въ истинномъ ихъ видѣ и свѣтѣ; нужны были колоссальныя труды Карлейля, Зибеля, Тэна и др., для того, чтобы сорвать съ этихъ событій призрачный ореолъ, разобраться въ путаницѣ полу-искреннихъ увлеченій, пустозвонныхъ фразъ и всевозможной фальши, которыми сознательно или безсознательно окутывали ихъ историки и публицисты первой половины нашего вѣка, словно мумію въ безконѣчные свитки исписанные условными іероглифами.
Такъ называемая «великая французская революція» была именно священнымъ прахомъ, обвитымъ безконечными свитками панегириковъ: этихъ бинтовъ, послѣдовательно накрученныхъ одинъ на другой, оказалось такое множество, что мумія приняла колоссальныя размѣры титана, невольно вселяя къ себѣ суевѣрное благоговѣніе – и долгое время считалось чуть ли не святотатствомъ прикоснуться къ ней скальпелемъ критики.
Была пора, когда писать противъ революціи – значило навлечь на себя обвиненія въ мракобѣсіи и всеобщее гоненіе, полный остракизмъ, лишеніе воды и огня.
Но вотъ, благодаря трудамъ помянутыхъ и многихъ другихъ ученыхъ, ссохшіеся бинты подрѣзаны и размотаны одинъ за другимъ – мумія обнажилась предъ вами въ настоящій ростъ и во всей своей неприглядной наготѣ.
Что же такое «великая» французская революція?
Само собою разумѣется, что въ короткой журнальной статьѣ нѣтъ возможности дать хотя бы краткій очеркъ этого многосложнаго событія, одно изложеніе коего занимаетъ нѣсколько томовъ; можно намѣтить разницу между прежними поверхностными взглядами на нея и современными провѣренными научной критики.
«Революція была возстаніемъ всего народа противъ угнетавшаго его меньшинства аристократіи» – вотъ избитая устарѣлая фраза, которую такъ долго злоупотребляли.
«Революція была насиліемъ ничтожнаго меньшинства ея вожаковъ надъ громаднымъ большинствомъ людей благонамѣренныхъ, насиліемъ совершеннымъ при помощи черни (не крестьянъ, которыя напр. въ Вандѣе открыто стояли и сражались за короля, и не рабочаго простонародья, которое въ Ліонѣ и Тулонѣ боролось противъ республиканскихъ демагоговъ, пока не было запугано неслыханными ужасами, - а именно черни, т.е. подонковъ городского населенія, которыя не способны быть гражданами никакого общества и только терпятся въ нёмъ, такъ какъ нельзя же ихъ истребить)».
Вотъ что говоритъ безпристрастный приговоръ новѣйшихъ историковъ.
Какимъ образомъ могло это ничтожное меньшинство восторжествовать надъ огромнымъ большинствомъ?
Общею (всегдашнею) причиною было постоянно упускаемое изъ вида обстоятельство, что огромное большинство людей благонамѣренныхъ – пассивно по самой своей природѣ; оно никогда не имѣетъ взаимной тѣсной связи, оно поглощено безконечно разнообразными интересами текущей въ извѣстномъ порядкѣ государственной и общественной жизни, а потому всегда разрозненно. Заговорщики же, связанныя единствомъ цѣли (состоящей въ разрушеніи этого порядка), всегда образуютъ тѣсно-сплоченную шайку, члены которой находятся въ постоянномъ общеніи и крѣпко стоятъ другъ за друга, такъ какъ это единственный ихъ шансъ на успѣхъ.
Поэтому въ моментъ переворота благонамѣренные люди застигаются имъ врасплохъ, начинаютъ всматриваться въ него, каждый толкуетъ его себѣ сообразно со своимъ образомъ мыслей, добросовѣстность заставляетъ ихъ колебаться относительно необходимыхъ мѣръ и часто вступать въ академическіе споры другъ съ другомъ, - между тѣмъ какъ у заговорщиковъ, людей, которымъ нечего терять и нечѣмъ стѣсняться, всё давно порешено и онѣ дружно идутъ къ цѣли, нагло и безсовѣстно попирая всѣ права своихъ противниковъ.
Таково именно и было отношеніе благонамѣреннаго большинства во французскомъ обществѣ временъ революціи: оно держало себя съ изумительною пассивностью, по крайней мѣрѣ на первыхъ порахъ, пока его не застращали терроромъ. Второю причиной, частною въ данномъ событіи, было исключительно несчастливое стеченіе многихъ обстоятельствъ. Главнѣйшія изъ нихъ – слабость короля, дѣлавшаго уступки за уступками революціонному движенію, вмѣсто того, чтобы энергически подавить его въ самомъ началѣ, и неспособность его правительства, которое не умѣло принять меръ къ дѣйствительному успокоенію недовольства въ странѣ, разоренной войнами Людовика XIV и безумными тратами двора Людовика XV.
Отсюда возможность такихъ явленій, какъ напр. разграбленіе чернью Парижскаго арсенала и затѣмъ пресловутое взятіе Бастиліи, такъ недавно еще изображаемое въ видѣ геройской битвы, тогда какъ въ сущности это было варварское избіеніе нѣсколькихъ инвалидовъ многотысячною толпою науськанной черни, которую можно было разогнать нѣсколькими зарядами картечи.
Третьею причиной была шатость понятій въ самой благонамѣренной части общества и духъ поверхностнаго и легкомысленнаго отрицанія, посѣянный предшествовавшею литературой XVIII вѣка и въ особенности такъ называемыми «энциклопедистами», творенія которыхъ въ наше время серіозный человѣкъ не можетъ читать безъ улыбки.
Что касается черни, то съ нею вожаки революціи совсѣмъ уже не церемонились, разсѣивая въ ней возмутительныя клеветы на иноземку-королеву Марію-Антуанету и возбуждая ненависть противъ лучшаго изъ королей.
Кто же были этѣ вожаки революціи и во имя чего онѣ вели свою безсовѣстную пропаганду? Имѣютъ ли онѣ хоть жалкое іезуитское оправданіе, что цѣль оправдываетъ средства?
Увы! Исторія безпощадно низвела этихъ людей съ искусственнаго пьедестала,, поставила ихъ въ надлежащія мѣста и разоблачила ихъ мотивы. Не имѣя возможности привести характеристику хотя бы наиболѣе выдающихся дѣятелей революціи, которыхъ десятки, возьмемъ по крайней мѣрѣ двухъ наиболѣе прославленныхъ вожаковъ ея: Робеспьера и Марата.
Максимиліанъ Робеспьеръ,
родившійся въ 1758 году, адвокатъ изъ Арраса, человѣкъ весьма ограниченнаго ума, тупой и близорукій доктринеръ, и какъ это всегда бываетъ у такихъ людей, непоколебимо увѣренный въ непогрѣшимости своихъ утопическихъ воззрѣній, темъ самымъ и занялъ первое мѣсто въ рядахъ революціи. Мирабо, называвшій его за невзрачную фигуру и хриплый голосъ «кошкой хлебнувшей уксусу», прибавлялъ однако, что Робеспьеръ «вѣрилъ всему, что говоритъ и ни передъ чѣмъ не остановится». Онъ и не останавливался, затѣявъ ни больше ни меньше какъ истребить всѣхъ несогласныхъ съ его образомъ мыслей.
А образъ его мыслей состоялъ въ томъ, что всякій человѣкъ выдающійся чѣмъ либо изъ толпы, происхожденіемъ, богатствомъ, умомъ, талантомъ, ѣсть аристократъ и долженъ быть стертъ съ лица земли. Величайшій мастеръ на клевету и лицемѣріе, онъ изводилъ своихъ соперниковъ прикрываясь возвышенными цѣлями: уже во время сентябрьскихъ убійствъ, онъ прежде всего позаботился о томъ, чтобы всѣ его личные враги были перебиты. Подозрительный до крайности, онъ былъ настоящимъ творцемъ террора и довелъ его до того, что для осужденія обвиняемыхъ не требовалось уже никакихъ свидѣтельствъ и уликъ – достаточно было «одной патріотической совѣсти присяжныхъ» набираемыхъ съ улицы изъ той же черни.
И кровь лилась, запружая всю Францію своими потоками, гильотины не доставало уже для исполненія всѣхъ казней, пришлось прибѣгнуть къ огульнымъ расстреливаніямъ и топленіемъ въ рѣкѣ… Богъ знаетъ чѣмъ бы это кончилось, если бъ самъ извергъ не былъ казненъ въ свою очередь.
Марат,
родившійся въ 1744 г., въ юности учился медицинѣ, затѣмъ, скитаясь по Европѣ, добывалъ себѣ средства къ жизни писательствомъ и преподаваніемъ французскаго языка. Наконецъ незадолго до революціи, ему удалось получить мѣсто врача при лейбъ-гвардіи брата короля, герцога Артуа.
Въ самомъ началѣ революціи онъ выступилъ крайнимъ демагогомъ. Лишенный всякаго мужества, до такой степени, что прятался въ погребахъ клуба кордельеровъ во время опасностей, исполненный внѣшней и внутренней грубости и пошлости, безнравственный сластена ведшій втайнѣ чувственную жизнь на дурно пріобрѣтенныя деньги, онъ славился необузданностью своихъ рѣчей и умѣніемъ науськивать ими толпу на убійства и насилія; его доносы сдѣлали его пугаломъ всѣхъ партій.
Онъ былъ главнымъ подстрекателемъ сентябрьскихъ убійствъ, во время которыхъ были варварски умерщвлены заключенныя въ тюрьмахъ. Во время процесса Людовика XVI, онъ въ своемъ листкѣ требовалъ избіенія 200 000 приверженцевъ стараго порядка и сокращенія Конвента до одной четверти. Робеспьеръ не успѣлъ его казнить только потому, что былъ предупрежденъ Шарлоттою Кордѣ. Эта мужественная дѣвушка, считая Марата главнымъ виновникомъ всѣхъ бѣдствій страны, явилась къ нѣму якобы съ просьбой и заколола этого изверга, который принялъ ея, сидя въ ваннѣ.
За этими двумя главными дѣятелями революціи слѣдуетъ цѣлая фаланга второстепенныхъ, также разоблаченныхъ исторіей. Одни изъ нихъ оказались безумно-дерзкими мечтателями или тупыми доктринерами, не знавшими ни своего народа, ни его потребностей, ни способа управленія имъ, - и это еще лучшіе изо всѣхъ, каковы, напр.: Сенъ-Жюстъ, Камиллъ Демуленъ и нѣсколько др.; Мирабо, Дантонъ и множество другихъ заклеймлены уже неотразимымъ обвиненіемъ въ продажности и своекорыстности; затѣмъ идутъ подлые трусы въ родѣ Эбера, издававшаго грязный уличный листокъ Père Duchêne, изверги-палачи въ родѣ Каріе, топившаго въ Луарѣ сотнями осужденныхъ, связанныхъ попарно, предатели какъ Фукье-Тинвилль и ему подобныя…
Вотъ представители этой стоглавой гидры, которыя отдѣлавшись отъ короля и провозгласивъ республику, тотчасъ набросились другъ на друга и въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ пожирали партія партію со всѣми ея приверженцами въ населеніи, пока наконецъ «жизнь стала невозможна въ странѣ» и явился новый Геркулесъ въ лицѣ Бонапарта, задушившаго эту гидру.
Припомните легенду о простакѣ, который, подслушавъ заклинанія волшебника, вызывавшаго духовъ, подумалъ, что въ этомъ всё и дѣло. Въ свою очередь вызвалъ онъ духовъ – и былъ растерзанъ ими, такъ ка не зналъ заклинаній, которыми управляютъ ими.
Такъ и этѣ люди вызвали духъ революціи, не имѣя понятія объ управленіи стихійными силами даже въ мирное время, и началось взаимное и всеобщее истребленіе, которому не предвидѣлось конца, пока не явился волшебникъ, знавшій «такое слово» заклинанія.
Въ годину тяжкихъ бѣдствій разоренной страны, когда единственнымъ средствомъ помочь ей были бы дружныя усилія соединенныхъ силъ правительства къ подъему экономическаго благосостоянія при строжайшемъ внутреннемъ порядкѣ – этѣ люди не нашли ничего лучшаго какъ разрушить до основанія какой-бы то ни было порядокъ, опрокинувъ вѣсь государственный строй и не замѣнивъ его ничѣмъ, кромѣ анархіи уличной черни.
Тотчасъ по всей Франціи начались поджоги замковъ и помѣщичьихъ усадьбъ, пріостановка работъ, голодъ, паденіе ассигнацій новаго правительства до того, что пара сапогъ стоила нѣсколько сотъ франковъ, и поголовное бѣгство эмигрантовъ.
Прежніе историки обвиняли именно эмиграцію во всѣхъ бѣдствіяхъ террора, утверждая будто-бы страхъ вызваннаго эмигрантами сочувствія при дворахъ остальной Европы и опасенія коалиціи противъ Франціи, заставили вожаковъ революціи прибѣгнуть и къ казни короля со всѣмъ семействомъ, и ко всѣмъ ужасамъ террора.
Исторія разоблачила и эту фальшъ, неоспоримо доказавъ, какъ разъ наоборотъ, что ни при одномъ дворѣ не было расположенія власти вѣсти серіозную войну противъ революціи и, напротивъ, террористы воспользовались походомъ ничтожной арміи герцога Брауншвейгскаго какъ предлогомъ для начатія своихъ неистовствъ; разъ начавъ ихъ, онѣ уже не въ силахъ были сдержать разнузданной черни и началась повсемѣстная бойня.
Если мы кинемъ бѣглый взглядъ на тѣ революціонныя учрежденія, которыми террористы надѣялись замѣнить прежній государственный строй – намъ представится зрѣлище достойное дома сумасшедшихъ: то праздникъ федераціи, на которомъ шествуетъ балаганно-маскарадная процессія народовъ всего міра, явившаяся благодарить революцію за дарованную имъ свободу; то упраздненіе религіи и взамѣнъ установленіе культа богини разума (deesse raison), которую изображали уличныя дѣвки, носимыя въ торжественныхъ процессіяхъ по Парижу.
То засѣданія національнаго собранія и конвента, въ которыя то и дѣло врывается толпа черни и рыночныхъ бабъ, несущихъ на пикахъ отрубленные головы и сбрасывавшихъ этѣ головы на столъ предсѣдателя… Потерявшія голову партіи съ поспѣшною алчностью зверей спешатъ истребить одна другую: жирондисты губятъ умѣренныхъ, Гора – жирондистовъ, члены конвента – другъ друга – до столповъ революціи: Робеспьеръ – Дантона, Талліенъ – Робеспьера, Баррасъ съ директоріей – остатки конвента, до тѣхъ поръ пока наконецъ страна задыхается въ морѣ крови и зловонія и кидается въ желѣзные объятія Наполеона.
Особенное, исключительно «великой» революціи свойственное звѣрство состояло въ томъ, что она не щадила и женщинъ, не только казня ихъ, но еще цинически издѣваясь надъ своими жертвами: во время топленій въ Луарѣ ихъ связывали попарно съ мужчинами, что называлось «республиканскою свадьбой».
Безсмертныя слова одной изъ казненныхъ, гъ-жи Роланъ, жены президента жирондистскаго министерства, можно было бы поставить эпиграфомъ къ исторіи революціи. Спокойно всходя на эшафотъ, она обратилась къ статуѣ свободы и воскликнула: «О, свобода, какихъ только преступленій не совершаютъ во имя твое!»
Исторіи поучительна не столько положительными сколько отрицательными сторонами занесенныхъ въ лѣтописи ея событій. Французская революція – ѣсть залитая кровью вѣха, поставленная въ назиданіе грядущему человѣчеству, для того, чтобы оно знало куда не слѣдуетъ идти. Она – ѣсть наглядное доказательство той непреложной истины, что нельзя насильственно ломать историческаго строя народной жизни въ угоду какимъ-бы то ни было доктринамъ (ученіямъ), нельзя по книгамъ перестраивать вѣками сложившуюся жизнь, хотя бы этѣ книги были самою премудростью, а не только бреднями полу-образованныхъ энциклопедистовъ XVIII вѣка.
Прекрасно изложенъ общій взглядъ на французскую революцію въ слѣдующихъ строкахъ датской газеты Dagens Nyheder:
«Чѣмъ обязаны мы революціи? Великими идеями? Нѣтъ, ибо онѣ были извѣстны задолго до нея. Но мы обязаны ей распространеніемъ великихъ идей въ массѣ народа, которая лишена всякой возможности не только понять ихъ, но хотя бы установить между ними какую-бы то ни было связь; мы обязаны ей всѣми общественными волненіями и нервозностью нашего вѣка, стремленіемъ идти на пути развитія большими прыжками впередъ – и затѣмъ неизбѣжно отступать назадъ, тогда какъ вѣчный законъ самой природы постоянно намъ ставитъ на видъ спокойное и постепенное развитіе, въ которомъ каждый моментъ имѣетъ свое значеніе и гдѣ прежде всего требуется, чтобы образованность предшествовала расширенію гражданскихъ правъ, а не наоборотъ; мы обязаны ей звонкими фразами и громкими словами, на приманку которыхъ охотно идетъ толпа, недостаточно образованная для того, чтобы понять всю пустоту ихъ; наконецъ ей же обязаны мы склонностью насильственно налагать руки на унаслѣдованные воззрѣнія и на старинный бытъ, полагаясь на собственную мудрость и непогрѣшимость, что, нарушая историческую и правовую непрерывность, ведетъ поперемѣнно отъ революціи къ реакціи и обратно и становится настоящимъ тормазомъ разумнаго и равномѣрнаго прогресса».
По материалам журнала «Нива», 1889, №22
#старыегазеты #старые_газеты #старые_газеты_1889 #журнал_нива #день взятия бастилии #великая французская революция #робеспьер #марат #шарлотта корде #культ богини разума