- Ты понимаешь, месяц назад я встала на «Мамбу», ну, сайт знакомств, и этот Майкл как клещ вцепился… Я думала: ну, подтяну английский, будем переписываться. А он…

- Параметры? – спросила я.

- Сорок лет. Рост, вес – все в норме: метр девяносто, восемьдесят пять. Я говорю: пришли мне штук семь фотографий. Прислал одну, но я подозреваю, это лучшая, причем столетней давности и после фотошопа.

- Где он работает?

- Биолог в каком-то хозяйстве.

- Дети есть?

- Детей нет.

- Конечно, странно, что он не женат, но там ведь не торопятся. Так, дальше.

- А дальше чуть не с третьего письма он начал приставать: приеду да приеду. И что я буду здесь с ним делать?

- По телефону говорила?

- Да, вчера. Сказал, что забронировал билеты.

- Ну, что теперь… Пусть приезжает! По крайней мере, сразу будет ясно, не нужно переписываться год. Жить где он собирается, в гостинице?

- Мы не обговорили.

- Плохо.

- Нет, я пыталась, но он ничего не понял.

- Хотели жениха? Берите, распишитесь.

- Но, Лиз, ведь десять дней! Я что с ним буду делать?

- Что-нибудь придумаем. Вон к Галке сходим на блины. Кстати, из какого он штата?

- Афро-американский… Алабама.

- А город?

- Не помню, маленький какой-то.

- Так, - встрепенулась Томина. – Все ясно. Сейчас сюда явится Вика, она в Америке живет двенадцать лет. Сестра моей Натальи Сыропятовой, ну, я рассказывала вам… Вика приезжает раз в два года, вот все и узнаем изнутри. Специально с ней с утра договорилась.

- Неудобно как-то, - протянула Жанка.

- Все удобно! Ей тоже хочется поговорить по-русски.

В ответ на эти слова зазвонил Галкин мобильник, и через пять минут к нашему столику уже подходили две очень похожие девушки – невероятно стройные высокие брюнетки, одна - чуть моложе и заметно красивее.

- Издание второе, улучшенное, дополненное, - со смехом кивнула в сторону сестры однокурсница Томиной Наталья Сыропятова, и мы сразу расслабились.

- Вопросы можно задавать любые, все подряд, - сказала Наталья, закуривая сигарету, а я не могла оторвать глаз от Вики, настолько красивым и неподвижным мне показалось ее лицо. Как маска.

- Вик, ну скажи, объясни нам, зачем они встают на наши сайты? – начала Галина. - Что там, своих, что ли, нет?

- Все очень просто. На сайты встает в основном неликвид, те, кому сложно найти себе пару.

- Что значит «неликвид»? Алкоголики, наркоманы, бомжи?

- Совсем необязательно, что пьющие. Там пары образуются в молодости, бывает, что даже со школы, и рейтинговые мужчины нарасхват. Их видно за версту.

- Рейтинговые – это какие?

- Нацеленные на успех, из хороших семей и, представьте, религиозные. Религиозность в Америке ценится. Девушки там не стесняются, и такие мужчины разобраны сразу. Только тот, кто не может найти жену-американку, идет на российский рынок невест. И потом: зависимая жена – это очень удобно. В таких семьях, подчеркиваю, обходятся без прислуги.

- То есть мы нужны только за этим?

- Нет, это в качестве бонуса. Девяносто процентов американцев живет в особняках по триста-четыреста метров плюс территория около дома. Все это нужно обихаживать. Русская жена начинает с того, что рожает детей, ну и садится с ними дома лет на десять, так как девать детей некуда. Детский сад, если он частный, - безумно дорогое удовольствие. А так называемые бюджетные сады – камера хранения, куда уважающий себя американец ребенка не отдаст. Да даже если нанять няню, русская жена без гражданства работать не может, а гражданства нужно ждать. Выходит, русская жена - няня, сторож и прислуга. В России, дома, вы хоть сбегаете к маме, к подруге, поболтаете с соседкой. Там невозможно даже это.

- А ваш муж – тоже неликвид? – сглотнув, спросила Жанна.

- А как же! Сложный неуживчивый характер плюс странности поведения.

- Какие, если не секрет?

- Например, я приношу из машины продукты и ставлю сумки на пол. Он их брезгливо хватает и тащит на помойку.

- Зачем?

- Говорит, что на полу микробы, и продукты есть уже нельзя. На самом деле все сложнее. Возможно, так он утверждается в своих глазах или решает другие психологические проблемы. Будь вы американкой – сразу в суд, отстаивать свои права и срочно разводиться, а русской это сделать сложно. Там очень много разных психопатов - есть компенсированные, есть некомпенсированные, но сразу распознать невозможно. И если бы все вернуть назад, я ни за что бы не поехала в Америку, а, может быть, вообще не вышла бы замуж.

- Почему?

- Потому что когда любовь проходит, надо отстаивать свои права на все. В любой стране, в любой семье. Право на личное время, на творчество, на развитие, наконец. За это надо воевать, вести крестовые походы.

- Не преувеличивай, Викуля, - улыбнулась Наталья.

- И это ты мне говоришь? – подскочила сестра. - Стесняюсь спросить, это кого у нас муж месяц назад не пустил на семинар «Как привлечь деньги»?

- Ну, меня не пустил, семинар дорогой.

- А кто это у нас получил грант на стажировку в Норвегии и не воспользовался им, так как муж впал в истерику?

- Вик, это было восемь лет назад.

- Да хоть сто двадцать – запретил же!

- Да я сама потом раздумала. Хотела бы – поехала.

- Ну да, через развод. А кто у нас с подругами не видится по году?

- Мне некогда, вот и не вижусь.

- Ага, он ужин разогреть не в состоянии, не то что погулять с ребенком. Конечно, некогда, еще бы. Запомни: брак у женщины отнял все свободы, которые дала Октябрьская революция. Их нужно снова отвоевывать, назад.

- Хорошо, замуж бы ты не вышла. А дети?

- Вот, дети… То-то и оно.

- Но вы молодая, - сказала Галина, - возвращайтесь назад, в Россию, домой.

Вика громко рассмеялась:

- Поздно мне возвращаться. Вот получу гражданство, найду приличную работу, и можно будет оформлять развод.

- Понятно, - подытожила Жанетта, - вы против брака с иностранцем, совсем, на сто процентов и везде.

- Я против в принципе, но есть брак-исключение. Это брак без детей и лучше в очень зрелом возрасте, когда вам по каким-то причинам вдруг захотелось все поменять. Я это называю «дегустацией» другой страны посредством брака. Одна моя знакомая - ей пятьдесят с хвостиком, дети выросли, муж ушел к молодой - решила с отчаяния все поменять, нашла вдовца-американца и уехала. Составили брачный договор, по которому он два раза в месяц ходит играть в клуб, а она – посещает русскую диаспору. Вместе ездят на природу и к его детям. В музеи она ходит одна. Словом, все замечательно. Она еще его и путешествовать заставила. Вот, говорит, как надоест мне этот Бенджамин, прости господи, так брошу все - вернусь к себе на дачу. У вас другая ситуация, подумайте сто раз.

- Вика, мы с этим Майклом переписывались три недели - и вдруг он едет. Что за срочность? Домой-то я могу его пустить?

- Я думаю, с этим все нормально, - успокоила ее информированная Вика. - Там даже психопаты чтят закон. Только знайте: в гостиницу он не пойдет ни за что - это лишние траты. Придется десять дней водить его за ручку. Сразу поставьте границы, проговорите, что можно, что нет. Объясните, что в нашей стране обычно платит мужчина – в кафе, в магазине, за транспорт. У них там феминизм, женщина часто платит сама. Да, еще, многие американцы - и, кстати, все европейцы - едят исключительно то, что приготовлено сию минуту. Они не понимают, что такое разогретая еда. Придется готовить.

- Понятно: нужно отпуск брать. А вдруг он едет ради секс-туризма?

- Нет, вряд ли, слишком дорогое удовольствие. Я думаю, ему действительно нужна жена и почему-то срочно. Жанн, вы зачем на сайт вставали?

- На всякий случай: а вдруг?

Вика покачала головой:

- Нет, с ними все очень конкретно. Не нужно брака с иностранцем – так и скажите: ищу друзей по переписке, никаких визитов. Они конкретные, в отличие от нас.

- Да я сама не знаю, чего хочу.

- Вот это плохо. Нужно знать. И по-американски: чем конкретнее, тем лучше.

***

«Весь ужас в том, что Вика права, - думала я, возвращаясь домой поздно вечером. - За возможность растить детей в полной семье приходится платить – гражданскими правами и свободами. Не хочешь платить – выбирай…»

По привычке искать аналогии в литературе легко обнаружила в памяти судьбу Тэффи, Надежды Александровны Лохвицкой. Вот уж у кого творческий инстинкт победил женский, когда она, бедняжка, встала перед этим трагическим выбором: либо писательство, либо семья… Но не любят биографы Тэффи об этом писать, избегают, хлопают глазами и сразу от папы, блестящего адвоката и профессора криминалистики, переходят к первой публикации. А ведь между папой и литературным дебютом были муж, трое детей – целые десять лет, за которые она, как ни старалась, так и не выучилась быть «правильной» матерью и женой.

Утверждают, что страдающая от своей некрасивости Надежда Лохвицкая замуж вышла за первого, кто посватался. Посватался студент отца поляк Владислав Бучинский, вполне цивилизованный и просвещенный человек. И не ждал он такой напасти, как жена с литературными запросами. Получил себе направление на должность в городок Тихвин, думал, что все будет как у людей. Первая беременность повергла Надежду в депрессию, а потом последовали еще две. Упрекая жену в том, что своего плюшевого медведя она любит больше детей, Бучинский оставил службу и перевез семью в имение под Могилевом, чтобы лично заниматься детьми. Отчаянно тоскуя, она просто сбежала, прихватив того самого медведя и несколько книг. А если бы не сбежала – наложила бы на себя руки. Муж запретил ей встречаться с детьми, и она не настаивала.

А я-то еще, не зная этого, все думала: откуда в ее рассказах два стойких трагикомических персонажа – примитивный супруг-ревнивец и мятущаяся жена «с фантазиями»? И чего это они разыгрывают и разыгрывают знакомый до боли сюжет?

Свобода от брака дала Тэффи все. После первой публикации ни один номер ни одного из журналов не выходил без ее рассказов - «Сатирикон», «Биржевые ведомости», «Русское слово». Ее сборники сметают с прилавков. Всеимперская слава. Обожали и Ленин, и Николай Второй. Обожал потом эмигрантский Париж. Благодаря литературной популярности удалось избежать многих лишений и прожить до восьмидесяти лет в относительном благополучии. Но цена, я вам доложу, цена… Спасаясь от большевистского террора, муж вывез детей в Америку. Двое мать так и не простили. Единственная, кто попытался ее понять, – дочь Валерия. Через много лет она наладила переписку с матерью, унаследовала весь ее архив.

И вот читаю я про Тэффи, и все во мне противится этому мученическому выбору… И хочется, чтобы в одном наборе – и дети, и жизнь, и права, и без жертв.

Как, например, у нашей современницы Людмилы Петрушевской. Которая, тоже имея в экспозиции троих детей, стала известным писателем и драматургом. Правда, дождавшись, пока они вырастут. На это ушло лет двадцать пять, если не тридцать, первая книга увидела свет, когда автору исполнилось пятьдесят, но лежавшие в столе рассказы и пьесы, написанные ночами, когда дети спали, оказались востребованы. Как и сама Людмила Стефановна, которая сегодня, между прочим, еще и вышла на сцену и запела. «Люся, ты - наша надежда!» - кричат ей подруги. Подругам вторит вся женская аудитория, знакомая с сюжетом жизни Петрушевской. Героической «Люсе» удались обе ипостаси, то, что обычно удается в розницу и далеко не всем, - и женская, и человеческая жизнь.

* * *

Ночью мне снилось, что я и Саша Водонеев, как бабочки, порхаем по мастерской Фомина, и он то и дело норовит ухватить меня за ноги. От этого жутко и весело. С невероятным усилием мне удается держаться на расстоянии, но он подбирается ближе и ближе…

Проснулась – за балконным стеклом чернела беззвездная ночь с редкими огнями. Несвойственное Городу беззвучие усиливало запредельность пространства. Господи, еще только двенадцать! Чтобы нарушить безмолвие, я открыла воду, поставила чайник, подвигала стулья. Включила компьютер и села за книгу моего мага, которая шла пока, как всё поначалу, тяжело, со скрипом, словно я руками пыталась толкать железнодорожный состав.

За эти дни он не позвонил ни разу, но это было даже хорошо. Я убеждала себя: это хорошо, и для работы, и для жизни. Не нужен мне этот роман, Бернаро мне не вытянуть… Дай бог вытянуть эту работу. Триста тысяч знаков - это очень много. Дневная норма – три тысячи, всего страничка. А ты попробуй напиши эту страничку, когда газета тоже ежедневная. И еще - жизнь. На жизнь уходит масса времени. Ничего, ничего. Все получится. Просто нужна система, режим. Сначала я его вырабатываю, потом он начнет работать на меня. Однако все время хочется спать и бездельничать.

Пискнул телефон – пришла эсэмэска. Опять забыла выключить. Пришлось идти смотреть. Мой герой легок на помине: «Уверен - вы не спите. Может, немного прокатимся?»

«Согласна», - ответила я.

Мы отъезжали от моего дома по неправдоподобно пустым коридорам улиц, которые, как и тогда, во время нашего круглосуточного дежурства на площади, незримо примеряли на себя декорации восемнадцатого века. Впрочем, лето закончилось, ночи опять стали черные и двухмерные, а в темноте какая разница, что там за декорации? Не обращая внимания на мигающие светофоры, мы пролетели полгорода, выбрались на проспект, очень напоминающий Невский, затем на Верхнюю Набережную, пролетели по Монастырской, Долматовской, Петропавловской, затем через Казанский тракт - на Красавинский мост (наконец-то я вижу его, четвёртый мост!) и по объездной дороге возвратились в город. На больших машинах скорость не чувствуется, и я вздрогнула, взглянув на спидометр: сто сорок.

- Хотите порулить? – спросил Бернаро.

- Не хочу.

- Да это очень просто: две педали – газ и тормоз, коробка-автомат. Ну, вы катались в детстве в парке на таких машинках, где газ и тормоз? Не катались?

Я покачала головой.

Подъехав к бывшему особняку купца Любимова на обрывистом берегу Камы, мы долго стояли, молча удивляясь подсвеченным мостам и зданиям, которые днем прятались в тень. Их отражения падали в блестящую упругую воду, которая, как всегда, никуда не спешила и у противоположного берега сливалась с лесом, с горизонтом. Сухой осенней ночью это был совсем другой Город – яркий, пронзительный и безопасный.

Почти всю дорогу Бернаро молчал, изредка сверля меня своими бархатными глазами. Этот бархатный, без блеска, оттенок я заметила только сейчас, словно на лицо моего спутника легла невидимая тень, и глаза стали глубже. Я начала говорить о книге, но он сначала молча кивал, не задавая никаких вопросов, потом вдруг затормозил, привлек меня к себе, и я с облегчением успела подумать: все-таки хорошо, что стекла тонированные.

Потом я сказала:

- Вы меня, как всегда, напугали.

- Я и сам, как дурак, напугался, - засмеялся Бернаро и снова стал прежним. – Мне вас… Мне тебя не хватает. И мне это нравится, Лиза.

- А мне… Мне не хватает моря.

Он оживился:

- Вот проблема! Полетели в Испанию?

- Нет, срочная работа. Я расклеюсь.

- Завтра я улетаю в Лозанну, гастроли десять дней. Вернусь – куда-нибудь слетаем.

- И из газеты тоже не отпустят. Летите без меня.

- А без тебя зачем?

И мы снова мчались по объездной, переезжали реку и по Казанскому тракту, по Екатерининской, Осинской, Петропавловской выезжали на Сибирский тракт, в противоположную часть Города.

Он все-таки настоял, чтобы я села за руль и разобралась с этими двумя педалями. Оказалось и в самом деле просто. Огромный джип, как добродушное животное, подчинялся малейшему указанию и тотчас замирал, лишь только я трогала тормоз. Он был умница. Осмелев, я прибавила скорость и ехала уже пятьдесят километров в час, и руль был легок, как пушинка. Бернаро это привело в восторг, вся его молчаливость исчезла, и он весело рассказывал, как скучал всю эту неделю.

- Можно, я поднимусь? – спросил он возле подъезда.

- Ни за что, - рассмеялась я, вывернулась из его цепких рук и юркнула в дверь.

Катастрофа, конечно, но мне было весело.

Как ни странно, после страстных поцелуев на фоне ночного Города, да еще после сказочного ощущения, которое оставила послушность железного зверя, текст пошел много легче. К утру я настучала двадцать тысяч знаков и подошла к третьей главе.

Он продолжал быть рядом, он жил в каждом моем слове, в каждой букве на экране компьютера. Так бывает, когда материал становится своим, а чувства и логика героя понятны и близки так, словно он – это ты. Вот и я в эти часы была им.

Для книги хорошо. А для меня?

- Эй, дорогая, опомнись!… - пыталась я привести себя в чувство. И тут же слабо утешала, - в конце концов, все еще можно развернуть назад, обратить в шутку.

Продолжение следует.

Понравился текст? Ставьте лайк и не забудьте подписаться на канал - жду новых читателей. Карта Сбербанк 4276 4900 1853 5700