Я поднялся со скамейки и в задумчивости побрел дальше.
По центральной аллее, служитель, на радость детворе вел слона. Дети бежали за ним и визжали от восторга. Пристроившись сбоку и пройдя метров двадцать рядом, я все же спросил:
- Все так плохо?
- Да нет, если честно. Я вижу вам уже нажаловались. Не обращайте внимания. Звери, как и люди, разные характеры, разное восприятие действительности. Мне, например, грех жаловаться. Здесь у меня семья. Недавно малыш родился. Если бы не эти прогулки по алее, то вообще было бы замечательно.
- А что трудно ходить по асфальту?
- Нет, что вы. Просто эти дети путаются под ногами, того и гляди наступишь. Приходиться быть очень внимательным, каждый раз прихожу как после битвы. Час в себя прихожу. Вы не обижайтесь, но лучше бы вам поотстать, видите этого мальчика, он так и норовит под меня юркнуть, вон питон у него времени навалом, его по дорожкам не водят, с ним и наболтаетесь если не заснете.
Слон фыркнул, тряхнул ушами, раздались характерные хлопки и ребетня с визгом кинулась в рассыпную.
Питон висел на шее другого служителя, который дремал на плетеном стуле около входа в террариум. Дети и взрослые уважительно и немного опасливо обходили эту парочку на значительном расстоянии. Когда я подошел, змея открыла глаза и уставилась на меня не моргая.
- Приканал? Ну кидай кости, побалакаем о делах наших грешных.
- Какой-то вы странный питон, приблатненный.
- Ой, кто бы говорил? Может переводчика позвать? Кидай кости, кому говорю? Я уже кишканулся, мне после хавчика страсть как поболтать хочется.
- А со своим другом отчего не разговариваете?
- Да немой он, мать его. Семь лет как меня сюда таскает, а все лишь мычит. Как, впрочем, и большинство двуногих. Девочка тут одна заходила, все про жизнь свою рассказывала, советов спрашивала, да вот уж год как пропала куда-то.
- Да, вы, наверное, многому ее научили, насоветовали со своим базаром скиченным.
- Слышь, умник, ты бы за метлой следил. «Базар скиченный». Ну и что? Зато не мусор ссученный! Понял, нет?
- Простите, уважаемый, - обратился я к служителю и слегка потрепал его по плечу – вы случайно не устали? Хотите я вас подменю?
Тот уставился на меня с сомнением, потом с восторгом и стал снимать с шеи питона. Надев эту довольно тяжелую и приятно прохладную тушу мне на шею, стал медленно кланяться и пятясь удалился.
- Начальству докладывать побежал, шестерит гад.
- Каждому хочется жизни лучшей – философски заметил я.
- Да, как же. Лучше бы мне клетку тщательней чистил. Так нет, поелозит шваброй грязной, из ведра окатит пол и привет. Гадюкам мол и так сойдет. А мне мучайся потом. Побежал бля, принца увидал живого и понесся. Вот ему и вставят по самые помидоры, за то, что питона на шею самому августейшему посадил, подверг династию смертельной опасности. Вот уж я поржу.
- Да какой я принц, так - скромно сказал я
- Ладно прибедняться, корешь. Вытянул свой счастливый билетик и не менжуйся. Пущай теперь другие въябывают. А ты теперь, хош с питоном тренди, а хош королеву тереби.
- Да откуда вы взяли что я принц?
- Что ж мы газет что ли не читаем? Вчера вот в вечерке, на первой странице молодой император со своим белым братом и фото на всю первую полосу.
- А – протянул я – тогда понятно. Ученый значит.
- Да уж не обалдуй.
- Что ж ты ученый на киче-то паришься? В цирке мог бы выступать, там бы и сбежал, улучив минутку.
- В цирке говоришь? Да был я в том цирке, пока дрессировщица не померла. Ничего, кстати, была краля, вот только бухала много. Как накидается и давай меня гладить. Питоша ты мой, любименький, ты один меня любишь. И так далее. Целует меня, а мне что, мне не противно. Жалко бабу, хорошая была.
- И как же ты сюда попал?
- Да отдохнуть решил. Надоело все. Перелеты, переезды. Парижы, Нью Йорки. В Ванкувере меня в вагоне забыли, чуть не сдох от холода. Три недели потом в ванной спал, отогревался. Поживу здесь лет двадцать, силенок наберусь о жизни подумаю.
- Двадцать? – удивился я
- А что? У питонов дней много, мы долго живем. Че тебе слоняра сказал? На жизнь не жаловался?
- Да вроде нет, даже и наоборот.
- Конечно, что ему жаловаться. Здесь слонам хорошо. Мышей травят, питание диетическое. Для слонов ведь что главное?
- Что?
- Вот, не знаешь. А я тебя просвещу, салабон. Слоны, они почти бессмертные, вот только жрут много. Ходят и жуют. Все время жуют, часов по шестнадцать в день, представляешь? А зубы то у них стачиваются. Сечешь? Сточится зуб, а на смену другой вылазит. И все бы нечего, вот только, как шестнадцатую смену зубов сжуют, так семнадцатый уже и не вырастает. И все, кирдык, с голоду дохнут. А так вот, если бы им коронки, как у двуногих, металлические, наверное бы и не дохли никогда. Ну и конечно мыши. Грызут их по ночам. Я-то с ними обычно не разговариваю, уж больно они вкусные, особенно крысы молодые. Но как-то сытый был, придавил одну и стал расспрашивать. Много чего узнал. Для них кожа слоновая, вроде как деликатес. Особенно внутри ушей. Вкусная, говорит, прям страсть.
- Сожрал?
- Кого, мышь? Да нет, отпустил. Прибегала потом поболтать. Я ей говорю, ты только друзей ко мне не води, сожру. Я же питон все-таки. А она смешливая такая была, хохмила все. Как-то сыр мне принесла. Попробовал, знаешь, даже понравилось. Пикантный вкус.
- Ну а потом?
- Что потом? Потерялась где-то. А я справки наводить не стал. С бабами построже надо. Не хочет, пусть и не приходит. А бегать, шустрить, где мол моя мышка? Это на фиг. Я не фраер какой-то ушастый. Объявиться, куда денется? Что не спрашиваешь ничего, может тебе будущее предсказать? Я умею.
- Какое будущее? Что ты гонишь? Умеет он. К тебе, как к нормальному, а ты как к лоху.
- Да ладно, братан, извини. Сорвалось по привычке. А ты ничего, правильный. И трешь уважительно и на шею не даешь садиться. В переносном, конечно, смысле. В прямом, мне твоя шея очень нравиться, уж ты мне поверь, висели мы на шеях, будь спок. Ты заходи, брателло, не забывай. Ладно?
- Что-то ты грустный какой-то. Как тебя звать?
- А никак. Как хочешь, так и зови. Только не Тузиком.
- Жорой можно?
- Жорой? А что, не плохо. О! Гляди, бегут. Сейчас такое начнется, умора. Я тебя сожму немного и покачаюсь, ок?
- Давай, циркач.
К нам бежала целая делегация. Впереди солидный, прихрамывающий господин в зеленом пиджаке, наверное, директор. Рядом два полицейских. Сзади семенил врач в белом халате, завершал процессию служитель, что отдал мне питона. Они обступили меня в метре, стали полукругом, опасливо косясь на Жору, который раскачивался, высовывал свой раздвоенный язык и угрожающе шипел.
- Ой, господин Кириллос! Что же это такое? – причитал директор. – Как же это вы? Вам не больно? Потерпите, сейчас мы его усыпим и снимем.
При этих словах Жорж зашипел еще громче, вышло очень грозно и все инстинктивно отступили на шаг назад.
- Нельзя усыплять, у питона может быть судорога и он его задушит – шептал побелевший от страха служитель.
- Слушай, Жора – обратился я к своему собеседнику. – А хочешь я тебя с собой во дворец заберу? Чего тебе здесь париться?
- Ты серьезно, брателло? Заманчиво.
- Только условие одно есть. Людей не давить, с детьми играть, что бы никакого вреда от тебя не было. По рукам?
- По ногам, блин! Какие руки, ты что озяб?
- Ну, в смысле, заметано?
- Пацан сказал, пацан ответил. – важно произнес Жора.
- Все нормально, не волнуйтесь. – Я встал с питоном на шее и обвел взглядом собравшихся. – Мы подружились. Я хотел бы забрать его с собой во дворец. Не возражаете? Отлично. Вы директор?
- Да, господин Кириллос. – Хромой в зеленом пиджаке поклонился.
- Вот и отлично. Распорядитесь что бы меня отвезли во дворец.
- Как вам будет угодно.