Игорь Захаров
На Иле стоял автопилот АП-5, древний. Процесс приведения его в самочувствие представлял собой непростой и длительный ритуал. Перед его включением надо было доложить штурману и подтянуть привязные ремни для возможного катапультирования. Ниже 4 км включать его вообще не разрешалось инструкцией. Даешь команду штурману — КИП на ноль!
— Есть, КИП на ноль! — отвечает штурман. Потом включаешь канал крена и настраиваешь чувствительность его, затем, в таком же порядке, каналы курса и тангажа. Потом включаешь его в работу целиком.
Длинно это получается да и подвоха ждешь каждый раз от такого железного брата.
Однажды я с молодым штурманом лейтенантом Аликиным полетел на полигон "Мереть" на большой высоте с включением автопилота. (упр. 16 КУЛП)
Включаю канал крена — включил, всё нормально. Включаю канал курса — и тут, в момент включения АЗС, в кабине раздается взрыв и ее наполняет голубоватый дымок! Испытав нешуточный шок, сразу выключаю АЗС! Штурман, понятно, сразу кричит — что случилось?
Не знаю — говорю, — проверяем в кабинах.
Осматриваюсь, принюхиваюсь. Всё цело, горелым не пахнет. Ну ничего нет, хоть убей! Проверив всё в кабине, поднимаю взгляд за кабину. А у штурмана крышка люка стоит передо мной наискосок с перекосом градусов под тридцать!
— Ты крышку люка посмотри, говорю. Так осторожненько и прилетели, чтобы его еще и не катапультировало. А крышка та крепилась по углам четырьмя шариковыми замками, электропитание к ней не шло, открывалась она механически, ручкой. Почему в момент включения канала курса автопилота два замка открылись — тайна великая есть! А дымок возник от мгновенной разгерметизации.
В другой раз меня вообще «Молчи-молчи» взяли под белы ручки. В заднем отсеке взорвался блок опознавания, забросав весь отсек рваной трансформаторной бумагой. Грешили поначалу, что я превысил перегрузку на посадке и вложил Ила, как следует. Но РП и ОК не подтвердили этого — 1,2.
Зато по аэродрому ездили на Иле, как на машине, особенно на грунтовом Славгороде — Южном. На бетонную стоянку заруливали с грунта, со всех сторон, как удобнее было. Бывало, что на парковом дне снимешь капоты, а там солома на решетке защиты компрессора и птички высохшие!
Движок на Иле был надежный, хоть и слабый — тягой всего 2 250 кг.
Однажды ловлю ТЗ, заправиться после Попика по кругам. А Поп бежит и кричит издалека — не заправляй, топлива еще полно! Сели в кабины с тем же штурманом Аликиным, проверили топливо по приборам — действительно, полно, и взлетели по кругу. Рулим на второй круг, гляжу — лампочка аварийного остатка в задней группе вспыхивает изредка. Доложил штурману. А тот — это на кочках топливо болтается! Взлетели, лампа горит уже устойчиво, а топливомер аварийного остатка — даже не стронулась с места стрелка! А общий остаток маленький и на штурвале уже не чувствуется разница по бакам. Немного покачал в заднюю группу на всякий случай, но по кругу много не успеешь покачать. Сажусь, а над ближним правый движок — а-а-у-у-о-о — встал. Не успев испугаться, выравниваю, сажусь. А рулить то как на одном движке? Стою в конце полосы, РП говорит — освобождай! Не могу, говорю — движок встал. Немая сцена в эфире! РП даже не заметил по моей глиссаде этого.
Примчался комэска Коротков в белой гражданской рубашке, в отпуске был человек. Заглянул в бак — сухо. После разбора определили отказ топливомера.
Вовка Мальков на Славгород-Южном так приложил Ила на выравнивании с двадцати метров, что стойки разъехались, аж колеса за щитки на рулении задевали. Когда он вылез из кабины, заместитель командира полка Горелик, летавший с нами в эту смену, за ним по ЦЗ долго с кирпичинкой гонялся, но бегал-то Вовка получше, чем выравнивал!
Потом Горелик успокоился и после полетов построил АЭ на разбор. Стал в натуре показывать, как Вовка высоко выровнял и не давал Илу снижаться.
В своей экспрессивной манере показывает, наклоняется, наклоняется, наклоняется назад, показывая увеличение угла атаки, но перебарщивает и сам, ноги из-под него выезжают и он, к нашему восторгу, описав своими длинными ногами в воздухе дугу, шлепается на землю перед строем, подняв тучу пыли! Доходчиво пояснил!
Горелик — в Камне на предполетных указаниях. Метео докладывет ветер совсем не тот, что реально дует на улице. Горелик гонит его из класса — иди, иди, поссы на ветер, придешь — доложишь!
Горелик заруливает на ЦЗ с выпущенными фарами, проруливает мимо меня. Я показываю ему обеими ладонями, отведенными в стороны, как фары у Яка, чтобы он убрал фары. Тот таращится на меня своими маленькими коричневыми глазками и не поймет, что я маячу. Вылазит из кабины — что ты показываешь? Показываю — убрать фары
— Разве так показывать надо!? И обеими кулаками ожесточенно трет себе глаза.
— Вот так показывать надо!
В ХВВАУЛ он был инструктором у космонавта Леонова.
Казик, тоже на Южном, сел в сильный дождь мимо полосы, не видя земли. А там ямы, кочки, самолет прыгает, как мячик. И всё это наблюдает приехавшая с проверкой комиссия. Мы тоже стоим здесь же, все — в комбезах, знаков различия нет. А был у нас курсант — Вовка Пермяков. Он был старше нас, лысоват, лицо старо выглядело. Стоит рядом с комиссией, на голове — ни пилотки, ни шлемофона. И тут, видя такую посадку Казика, один полковник из комиссии говорит Вовке, приняв его за своего:
— А помните, в пятьдесят шестом году был аналогичный случай?
Он потом не понял, почему вокруг смеялись, ведь Вовка в тот год пешком, да еще под стол, ходил!
Сижу в кабине Ила на парковом дне, прохожу тренаж. Мимо строя самолетов идет штурман звена капитан Жилкин. Мы его дружно недолюбливали за вредность. Откидываю гашетку пушек, включаю АЗС «Перезарядка». Жилкин мимо проходит — нажимаю гашетку стрельбы — пушки, с лязгом, над головой Жилкина — Ду-ду-ду-ду-ду-ду! Тот от неожиданности приседает, чуть не падает на бетонку. А мне приходится срочно захлопывать и запирать покрепче фонарь.