Большую часть своей жизни мы усердно работаем: до полуночи просиживаем в библиотеке, готовясь к получению ученой степени, изучаем ремесло, строим бизнес, пишем книгу. У нас почти нет свободного времени. Мы даже не спрашиваем, удовлетворены ли мы, просто очевидно, что это тот бит, который должен причинить боль. Мы засыпаем, считая недели до конца.И вот, наконец, в один прекрасный день, слегка неожиданно, наступает конец. Благодаря медленному и постоянному труду мы достигли того, что искали годами: книга сделана, бизнес продан, диплом о высшем образовании висит на стене. Люди вокруг нас болеют и лежат на вечеринке; мы могли бы даже взять отпуск.
И именно тогда для тех из нас, кто находится в этом печальном лагере, может снизойти высшая тревога. Пляж прекрасен, небо безупречно, в воздухе витает аромат лимона из фруктового сада. У нас нет ничего неприятного, чтобы делать. Мы можем читать, валяться, играть и бездельничать. Почему же тогда мы такие плоские, дезориентированные и, возможно, слегка слезливые? Почему мы так напуганы?
Ум работает обманчивым образом. Чтобы создать импульс, необходимый для того, чтобы побудить нас завершить любую задачу, этот ум делает вид, что, как только работа будет сделана, он, наконец, будет доволен, он примет реальность такой, какая она есть. Он прекратит свои беспокойные, преследующие вопросы, он не будет бросать случайные беспокойства или виновные предположения. Это будет на нашей стороне.Но намеренно или случайно наш ум никак не приспособлен к выполнению таких обещаний. Оказывается, что он яростно противостоит состояниям покоя и расслабления и подвергается им опасности. Он может управлять ими, в лучшем случае, в течение дня или около того. И тогда, с холодной суровостью, он снова отправится в путь с тревогами и вопросами. Он снова попросит нас отчитаться за самих себя, спросить, в чем смысл нас самих, усомниться в том, достойны ли мы или достойны, усомниться в том, по какому праву мы должны быть.
Как только тяжелая работа заканчивается, ничто не мешает нашим меланхоличным умам вести нас к краю пропасти, которой мы могли сопротивляться, пока наши головы были опущены. Мы начинаем чувствовать, что никакие достижения никогда не будут достаточными, что ничто из того, что мы делаем, не может длиться долго или что – то изменить, что мало так хорошо, как это должно быть, что мы испорчены изначальной виной за то, что мы живы и не заплатили наши долги, что другие вокруг нас гораздо более благородны и способны, чем мы когда-либо будем, что голубое небо угнетает и пугает своей невинностью-и что "ничего не делать" - это самое трудное, что мы когда-либо пытались сделать.
Как будто глубоко внутри меланхолический ум знает, что окончательная судьба планеты должна быть поглощена Солнцем через семь с половиной миллиардов лет и что поэтому все тщетно и бесполезно против космологического чувства времени и пространства. Мы знаем, что мы ничтожные и неуместные призраки; мы были не столько заняты, сколько защищены от отчаяния использованием крайних сроков, наказывающих графиков, рабочих поездок и поздних ночных конференц-звонков. Сильно раздутое местное чувство важности избавило нас от признания космической тщетности. Но теперь, когда достижение обеспечено, не остается никакой защиты от мощи экзистенциального террора. Это всего лишь мы и свет миллиардов миллиардов умирающих звезд на небесном своде. Больше не будет ни встреч в 8.30 утра, ни редакционных записок, ни сроков сдачи глав, чтобы отвлечь нас от нашей метафизической бесполезности.Мы должны быть добрее к себе. Вместо того, чтобы подвергать себя бесконечно требовательному процессу бездействия (как будто нервное, наполненное адреналином существо, такое как homo sapiens, может когда-либо совершить такой неправдоподобный подвиг), мы должны быть достаточно сострадательными, чтобы продолжать ставить себе один слегка неуместный, но хорошо замаскированный вызов за другим – и делать все возможное, чтобы притвориться, что они имеют чрезмерное значение и что между ними не должно быть значительных промежутков.
Наша работа существует, чтобы защитить нас от жестокого чувства отчаяния и страха. Мы должны быть уверены, что никогда не перестанем выполнять свои задачи – и никогда не будем делать этот самый безрассудный из всех шагов, "уходить на пенсию" или приступать к следующему самому безрассудному шагу, принимая длительный отпуск.