Серое утро простуженно каркало стаей грачей. У них, заботливых родителей, нынче потомство становилось на крыло, вот Анда и выбралась к гнездовью. Невзирая на прохладный ветер и унылую морось, шла она по травам к берёзовой рощице, которую облюбовали грачи. Она понимает птичий язык и хочет потешиться, слушая разговоры огромного семейства.
Забавные у них птенцы! Ростом с родителей, а видно, что ещё дети неразумные. Садятся, нахохлившись, на низкие ветки или на землю, растопыривают крылья, разевают угольно-чёрные клювы, требуют у папы и мамы объяснить, что происходит.
— Летать, летать! — галдят грачихи, расправляя крылья и показывая на собственном примере, как надо. — Летать, понимаете? Раз-два, мах-мах-мах!
— Нет! — спорят грачата. — Мы птенцы! Мы ещё маленькие! Мы хотим кушать, кушать, кушать!
Голоса их тоже отличаются. Они более высокие и резкие. Матери, напротив, чуть ли не курлычут над потомством, нежно и деликатно уговаривая их.
— Кра-кра! Кра-кра! — картавят они. — Сначала давай взлетим и сделаем кружочек над полянкой. А потом мамочка принесёт вкусняшечку!
— Червячка! Червячка! — скандирует упрямое потомство. — Сначала червячка заморить, а уж потом летать!
Но мамы знают, что грачат после еды потянет в сон, и не сдаются. Они не сдаются уже минут десять-пятнадцать, и силы у них на исходе, и сами уже изнервничались и проголодались, и вот-вот уже готовы решить, что начнут в другой раз...
Но тут появляется старый грач, вожак, в сопровождении двух крупных самцов. У него седые перья возле клюва. Да и сам клюв, посмотрите-ка, почти белый, тогда как у всех взрослых грачей они серого цвета. Над глазом ветерана розоватый выпуклый шрам, да и сам глаз уже ничего не видит — закрыт голубовато-белёсой плёнкой.
— Глупые клуши, — цедит старик и вдруг гаркает:
— Штатским ррррразойтись!
— Да, да, полковник, — грачихи поспешно улепётывают, низко летят над полянкой, прячутся в ветвях берёз.
— Куррррсантам пааааастррроиться! — командует старый грач.
И вместе со своими адъютантами дважды проходит вдоль неровного строя.
— Черррвяки будут? — неосторожно ляпает один из птенцов.
И получает затрещину крепким клювом.
— Червяков отныне будешь искать сам, даррррмоед! — говорит один из помощников полковника.
Мать в ветвях переживает. "Крра, кррра! — вскрикивает она. — Руууфио, сыночек!"
Руфио стоит по стойке смирно, преданно глядя на полковника.
— Серрржант, сделать учебный кррруг над плацдаррррмом, — велит ветеран.
Крупный грач взлетает и медленно кружит низко над землёй.
— Повторить, — небрежно бросает птенцам старый грач.
Звенят комары. Гудят неторопливые мухи. Анда, притаившаяся в мокрой траве на краю полянки, нетерпеливо накладывает на себя чары, чтобы не покусали, пока она тут лежит. Ей не хочется шевелиться, отгоняя мошкару, чтобы не пропустить самый важный момент: когда птенцы встанут на крыло. Небо постепенно проясняется, становится теплее, но под мокрой одеждой зябко пляшут мурашки.
— Вперррррёд! — видя, что молодые грачи ещё мнутся на месте, рявкает суровый старый грач.
— Черрррвячкииии! — восторженно кричит самый младший грачонок, отталкиваясь от земли и бестолково взмахивая крыльями.
Анда смеётся в кулачок.
Грачонок взлетает на пядь над землёй и берёт курс на берёзу. Полковник не видит, что там сидит добрая мамочка, которая зажала в клюве червяка. Главное — что курсант взлетел.
— Рррровнее, ррровнее, — каркает старый грач. — Остальным что, особое приглашение нужно?
Стайка грачат, галдя и толкаясь, взлетает в небо.
Анда потихоньку отползает назад и встречается взглядом со старым грачом.
— Здррравствуйте, полковник, — по-грачиному говорит она. — Как курсанты?
— Салаги, — ворчливо говорит старик и отворачивается.
Взгляд его единственного глаза устремлён в небо.
