В конце октября на остров обрушился ураган. Для энергетиков стихия — это всегда аврал. В диспетчерской разрывался телефон. Все машины были брошены на экстренные вызовы. Митя работал в паре с Ваней Михайловым. С самого утра и до поздней ночи они колесили по городу, восстанавливая оборванные ветром домовые вводы. Более серьезные обрывы устраняли две бригады по четыре человека в присутствии мастеров.
Ваня был с похмелья. То и дело во время переездов с одной заявки на другую он прикладывался к бутылке водки, поддерживая градус легкого опьянения. Он балансировал на грани того состояния, в котором можно было выполнять физическую работу, сопряженную с опасностью для жизни. Митю напрягало то, что напарник его не совсем трезв. Но еще больше его напрягало внутреннее состояние Вани. Он всегда был весел, остроумен. Из тех, кого называют душой компании. Митя всегда хотел быть таким. Ваню ценили как специалиста. Мужики его любили и уважали. Ваня был галантен с женщинами. При этом он был примерным семьянином. Митя часто встречал его на рынке после зарплаты с женой и сыном. Это была образцовая семья. А последние дни Ваня был какой-то потерянный и при этом пил. Уж не случилось ли чего?
Уже начинались сумерки, ветер стих, а количество заявок не уменьшалось, а только росло.
Закончив ремонт на очередном вызове, Ваня и Митя собирали инструменты. К ним подбежала пожилая кореянка, выскочившая из соседнего дома. Она плохо говорила по-русски. Стала показывать на провода, ведущие от опоры к ее дому.
— Плохой! Надо другой! — кричала женщина, указывая на провода.
Провода действительно были старые, с облупившейся местами изоляцией и сильно провисшие.
— Бабка, нам некогда! — проворчал Ваня. — У нас заявок тыща штук.
— Плохой! Надо новый! — не унималась женщина, хватая Ваню за рукав. — Ветер! Плохо!
— Люди без света сидят! Мы не можем! — стал объяснять Митя, приложив руку к груди, показывая свое искреннее сочувствие к старушке.
— Ветер плохо! — старушка перешла на корейский язык, показывая, как ветер порвет провода и как загорится ее дом.
— Вот когда порвет, тогда и приедем! — отрезал Ваня.
— Деньги дам! — закричала старушка, ухватившись за Ваню обеими руками.
Ваня несколько секунд пристально смотрел в глаза женщине.
— Суль! — выпалил он.
— Суль, суль, — закивала бабка и побежала в дом.
— Давай сделаем по-быстренькому. — Ваня начал разматывать провода.
Митя обрадовался. Деньги никогда не бывают лишними. Он нацепил когти и полез на опору отцеплять старые провода. Иван уже взбирался по лестнице к домовому вводу.
Минут через пятнадцать два новеньких провода, словно две струны, красовались между линией электропередач и бабкиным чердаком. Радостная старушка протянула Ивану бутылку водки. Митя с нетерпением ждал денег, но старушка и не думала платить.
— А что, разве мы за водку работали? — спросил Митя, когда сели в машину.
— Да. — Ваня с довольным лицом распечатал бутылку и отхлебнул.
— «Суль» — это разве не «сто»?
— «Суль» по-корейски — «водка».
— Но мне не нужна водка! — возмутился Митя.
— Тебе не нужна, а мне нужна, — спокойно ответил напарник, пережевывая кусок черного хлеба.
— Я-то думал, что «суль» — это «сто».
— Нет, Митя! «Суль» — это «водка».
— Ты уж и так пьяный. Куда тебе еще водку!
— Ты за меня не беспокойся. Смотри на дорогу.
— Зачем ты пьешь? У тебя же семья!
— Какая, нахер, семья?! Нет у меня семьи!
— Поругались, что ли?
— У меня никогда не было семьи! Одно название! — На глазах у Вани выступили слезы.
— Как же… жена у тебя такая хорошая, сын…
— Хорошая… Может, она и хорошая, да только на хер я ей не нужен.
— Что-то случилось у вас? — Митя искренне расстроился из-за услышанного. Он не мог поверить, что в семье, которая всегда была для него образцом благополучия, могут быть какие-то проблемы.
— Случилось… Ничего не случилось. Просто достало все меня уже. Я живу, как в гостях. Сплю на диване в зале. Теща пилит, жена ворчит все время. Всем недовольны вечно. Мише пять лет скоро будет, а он спит с мамой. А папа на диване дрочит. Понимаешь ты, что я — дрочила?! При живой жене — дрочила. Она мне дает только по большим праздникам, как милостыню. Выпрашиваю ласки у нее, а в ответ только упреки. Все, что ни сделаю, все не так! Цветы принесу — берет с такой брезгливой рожей. «Опять, — говорит, — извиняться пришел». Да за что мне извиняться-то! Я вообще ни в чем не виноват! Я домой прихожу с работы — думаешь, мне кто-то супу тарелку нальет? Его никто и не сварил. Мишеньке она котлетку пожарила, макарончиков сварила. «А ты поищи, — говорит, — чего-нибудь или за Мишенькой доешь». И теща все ходит, зудит: «Если б ты, — говорит, — не обрюхатил ее, она бы за капитана замуж вышла». «А где, — говорю, — капитан-то ваш? Что же он-то ее не обрюхатил? Я ведь ни разу ей не изменил. Как честный человек, как узнал, что забеременела, сразу предложение сделал. У меня девок знаешь сколько было! Я и сейчас, только если захочу, найду себе девку. Но я не хочу. Я хочу семью, хочу со своей женой спать, а не на коврике.
Ваня еще раз отхлебнул из бутылки и зажевал хлебом.
— Можешь так и называть меня — дрочилой. Дрочила я и есть.
Весь оставшийся вечер Ваня и Митя почти не разговаривали. Последнюю заявку выполнили уже глубоко за полночь.
Вернувшись на базу, Митя пошел в сауну погреться. Одновременно с ними вернулась еще одна бригада. Все кроме Вани пришли в парную. Несмотря на усталость, все были веселые и довольные, какими обычно бывают люди, завершившие какое-то большое дело. Травили старые анекдоты, пересказывали друг другу истории прожитого дня.
— Я ей говорю: «Ты чего звонила-то?! У тебя домоввод целый! — рассказывал Захарыч, когда Митя вошел в парную. — А она говорит: «Света нет у меня!» Я в дом захожу, а у нее на входе автомат выключен. Включаю — не включается. Я ей говорю: «Электроприборы какие включены?» А она говорит: «Отродясь у меня никаких приборов не было». Вошел в комнату, а там козелок самодельный киловатта на три, а рядом утюг. Я ей говорю: «Это что у тебя? Не приборы?» А она свое твердит: «Отродясь у меня никаких приборов не было! Утюг вот да обогреватель! А приборов никаких не знаю».
Митя очень хотел рассказать курьез про то, как он подумал, что суль — это сто, а суль оказалась водкой, но не стал в присутствии мастера. Нельзя было выдавать Ивана, что он пил в рабочее время, да и то, что они меняли провода без заявки, тоже было нарушением дисциплины.
— Хорошо тут с вами, да дома жена ждет, — сказал Митя, слезая с полки.
— Жена? — удивился Захарыч. — Когда ты успел жениться?
— Ну, пока не расписались, но все равно живем-то уже вместе.
— Ну так и скажи, что трахаешься. Какая она тебе жена!
Слова Захарыча больно резанули Митю. Домой он шел сам не свой. История Ивана не выходила из головы, да еще и это резкое высказывание доброго обычно старшего товарища.
Марина уже спала. Митя разделся и лег в кровать. «Захарыч был прав. Раз вместе живем, надо жениться!» — твердо решил он. Усталость взяла свое, и Митя вскоре уснул.
Проснулся раньше Марины. Марина по своей привычке закинула на него ногу и руку и сопела ему в плечо. Как же она была красива! Нежная белая кожа, длинные разбросанные по одеялу волосы. Митя провел пальцем по ее щеке. Марина поморщилась.
— Мариш, давай поженимся? — сказал он ей на ухо.
— Сдурел, что ли? — снова поморщилась она, лениво потягиваясь.
— Ты не хочешь быть моей женой?
— Зачем? Тебя что-то не устраивает?
— Я тебя люблю и хочу, чтобы ты была моей женой.
— А сейчас что-то тебе мешает меня любить?
— Ну, как-то так нехорошо. Мы же с тобой вместе навсегда.
— Да откуда ты знаешь? В жизни всякое случается.
— Я не хочу, чтобы что-то с нами случалось.
— Нельзя тебе на мне жениться. Я несовершеннолетняя.
— Тебе через четыре месяца исполнится восемнадцать, и мы можем расписаться.
— Я не хочу расписываться. Если я и выйду замуж, то только по-настоящему. Чтобы была свадьба.
— Сыграем свадьбу.
— У тебя есть деньги на свадьбу?
— Ну, не обязательно же дорогую свадьбу.
— Мне обязательно. Я хочу роскошное платье, лимузин, медовый месяц на Канарах.
— Зачем?
— А зачем тогда жениться?
— Ну как же. Чтобы у нас была семья. Ты нам ребеночка родишь.
— Еще чего! Ненавижу детей! Чтобы какое-то мерзкое, сопливое и вечно орущее существо присасывалось ко мне… Фу!
Митю слова Марины резанули еще больнее, чем слова Захарыча. «Как она могла такое сказать про ребенка! Неужели она правда так считает? Может, она сама еще пока ребенок, и ее отношение изменится, когда она забеременеет?»
Вы прочли фрагмент повести "Митя. Любить". Полный текст можно бесплатно скачать на сайте denchernov.ru
