Алесь окинул накрытые по кругу беседки столы, невольно хихикнул. За расставленными столами пирейцы с афинянами точно не передерутся, вставать, бежать по кругу, чтобы вцепиться в противника на глазах у всех – желающих найдётся мало.
Во главе стола перед гостями стояло зелёное месиво. По повелению правителей тут явно изгалялись в сервировке.
Масса фруктов, украшенных цветами. На столах зелёные ветки с праздничными лентами. Зелёные гирлянды, разложенные для красоты, с яркими бубенчиками и колокольчиками. Ну, они с праздника Нового Года остались, вот их и пристроили, перед тем как выкинуть.
Мясо на столе, порезанное тонюсенькими кусочками, выглядело крайне артистично, со вставленными в блюдо крупными цветами. Блюда с рыбой украшены ягодами и травами. Салаты из водорослей в изящных мисках. Почему-то никто не додумался украсить ракушками. Чтобы на зубах скрипели. Печеная тыква, порезанная ломтиками, была украшена красными ягодами, смотрящими из неё словно глаза гарпий. Цветная капуста, обжаренная в панировке, мелкими соцветиями взирала на гостей. Явно отец Коки и Фифы притащил всё это со своего огорода. А капуста точно Аминторова, это у них она уродилась в этом году в огромном количестве, сочная, крупная. Там её уже видеть никто не может.
Алесь подавил улыбку, прикрыв расползающийся рот рукой. В жаренной птице, украшенной перьями и круглыми соцветиями цветной капусты, он опознал щуплую птаху, три дня назад убитую им случайно на охоте. Сокол, играя, задрал. На эту пташку никто больше не позарился. Отец тогда откинул её в сторону, как худосочную, не пригодную для еды.
Груш, абрикосов и слив двух сортов, было в переизбытке. Нда, на стол для гостей не поскупились. Кушайте, гости дорогие, что у нас не едят, не выкидывать же.
Афиняне и пирейцы расположились по кругу за столиками, с удовольствием поглощали продукты, смешивая их с разговорами – совсем оголодали. По центру сидели басилевс и александрос, и с ними их свита, перед которыми мяса и рыбы было побольше. Ели они неохотно, с ленцой. До этого они уже опустошили свои пайки. Так что гостям тоже приходилось есть медленно и подавлять алчный блеск голодных глаз.
Хорошее место эта беседка, к ночи похолодает, долго не засидятся, да и ветерком хмель выдуваться будет.
Заиграла свирель, ей вторил рожок. Всё, пора.
И раз, и два…
Перед беседкой на мощёную площадку выбежал Кока. Как и на всех эфебах, из одежды на нём были только шлем и сапоги, подбитые железными подковами. В руках он держал щит и меч. Ударяя мечом о щит, он создавал ритм. Стройная юношеская фигура в полноте красоты молодости и силы привлекла к себе взгляды гостей.
Он чуть привставал на носки в такт музыке. Лицо его было серьёзным и одухотворённым. Поймав внимание зрителей, настраивая их на ритм, Кока продолжая отстукивать такт ногами, развёл руки, подымая вверх щит и меч, словно намереваясь показать их самому небу, самому Варуну.
Чуть изменилась музыка рожка, и на площадку к одиночному танцору высыпали остальные эфебы: юные, сильные, гибкие, одухотворённые. В музыку влились слаженные удары мечей о щиты, звучащие как один, единый отклик живых сердец. Это сердцебиение войны и жизни пронизывало танец. Сердцебиение учащалось, согласно ритму. Хождение парами сменилось сольными партиями, когда эфебы отточенными движениями по несколько человек делали дорожку, выкидывали коленца, в полуприсяде проходясь по низу. Остальные отбивали всё быстрее и быстрее ритм. Приам, отбросив щит и меч, окружённый полукругом из юношей на земле, крутил ногами мельницу. Его сменил Мелиагр, прошедшийся колесом.
Ритм убыстрялся.
Вот уже пятеро вышли вперёд с танцем журавля. После них следующая пятёрка прошлась кувырками. Мечи стучали по щитам. Звонко. Грозно. Непрерывно...
Одновременно все щиты были подняты вверх, образуя черепаху. Музыка исчезла.
Тишина, наступившая резко после нарастающего, темпа просто оглушала.
Алесь отбросил щит и меч, и по подставленным спинам юношей взбежал вверх, к самому небу, на площадку, выложенную для него щитами.
Тишину прорезал ритм, отбиваемый им ногами по щитам. Быстрый, чёткий. Точный. Отбивая его ногами, он и крутился на месте, и замирал, а потом опять отбивал ритм. Чёткий.
Короткий. Громкий.
Будучи на полном эмоциональном взлёте, Кока, стоящий в стороне, поднял вверх руки со своим мечом и подобранным Алесиным. Не сказать, что в небе были тучи, но их хватило, чтобы дать крупный разряд молнии, осветивший отбивающего ногами на щитах такт юношу. Зрелище было незабываемое. Разгорячённый, быстрый, прекрасный в своём вдохновении юноша в свете молнии.
Два огромных зелёных глаза с восхищением пожирали его из-за колонн. Дочь Артабаза любовалась своим желанным, его стройной фигурой, при этом совершенно не худой, пластичными движениями, гармоничной мускулатурой, горящим от возбуждения лицом и сияющими карими глазами. Сердце девушки готово было выпрыгнуть из груди и окрылённое любовью биться там, на щитах, рядом с Алесем, в той высоте, куда он звал за собой.
Кувырком слетев со щитов, юноша замер, эфебы застыли вместе со своим командиром.
Кивком головы Пармений отпустил их, и мальчишки убежали мыться и одеваться.
Вечером Барсина, или как её называли дома, Воробушек, растирала парню шею и плечи, украдкой целуя в рыжую макушку. Юноша был полностью вымотан и выжат как лимон при приготовлении мяса. Перед тем как уйти в казарму, он заглянул сюда, и под девичьими руками просто уснул.
- Бедный мой Олежек, - шептала девушка, наслаждаясь видом спящего парня.