Обычно я прошу, что бы со мной рядом никого не сажали. По возможности, конечно. В этот раз желания с возможностями не совпали, как только я вошел в самолет. Место рядом со мной было занято, да и вообще салон был под завязку. Вздохнув, я протиснулся мимо соседа и плюхнулся в кресло.
- Добрый день.
- Здравствуйте.
Вежливый такой мужчина, лет пятидесяти, лоб открыт, кожа немного смуглая, но черты лица вполне славянские. Ну что ж, мне с ним детей не крестить, как говориться.
- Вы позволите полюбопытствовать? – кивнул он на кипу газет и журналов, которую я выудил из сумки.
- Да они недельной давности, не успел просмотреть, когда сюда летел.
- Это ничего. А то я совсем без чтива. Если ничего не читать, то тянет поговорить, а это ведь не очень вежливо, не правда ли? Меня, кстати, Николаем зовут.
- Кирилл, очень приятно. А вы часом не дипломат?
- С чего это вы?
- Да так, слишком из далека заходите. – Я протянул ему несколько газет и пристегнулся ремнем. Самолет уже выруливал на взлетку.
Меня что-то сморило в сон, я задремал. Есть у меня такая привычка, никогда не бороться со сном. Даже когда за рулем еду. Как прижмет, останавливаюсь, блокирую двери и сплю. Причем, надо-то мне всего от пяти минут до получаса и все, опять бодр и весел. Так было и сейчас. Закрыл глазки и отчалил в заоблачные дали. Впрочем, через полчаса проснулся и принялся за обед.
- А почему все-таки вы решили, что я дипломат. Я вот читал, пока вы спали, а сам все об этом думал. И знаете почему? С юношества мечтал быть дипломатом. Из кожи лез, языки учил, в МГИМО поступал три раза.
- Поступили?
- Поступил.
- И что, выгнали за пьянство и прогулы.
- Отчего же. Закончил, работал потом и за границей, и в стране. Но дипломатом так и не стал.
- Так вы чекист. Ну это одно и то же.
Николай удивленно поднял брови и уставился на меня.
- С чего это вы взяли?
- А чего тут стесняться? Все профессии важны, все профессии нужны. Или вы мне сейчас расскажете, что вы после МГИМО пошли инженером в НИИ работать? Мне-то, собственно, фиолетово, минут через сорок посадка.
- Да, посадка. Неприятное какое-то слово, двусмысленное.
Я повернулся в сторону собеседника, посмотрел в его достаточно мутноватые глаза и отчетливо, буквально по словам произнес.
- Уважаемый, Николай, или как вас там? Я гражданин Российской Федерации, нахожусь на воздушном судне своей страны. На данное транспортное средство распространяется понятие экстерриториальности. Здесь действуют законы России, в частности презумпция невиновности, свобода слова и прочие свободы, и права, подробно описанные в конституции, налоговом, административном и других кодексах. Все что вы сейчас будете говорить, будет записано мною на диктофон, и при необходимости явится показаниями для суда, в качестве подтверждения ваших несанкционированных действий и попытки давления на гражданина РФ. Вам все понятно?
Я демонстративно достал из сумки маленький диктофон и нажал на кнопку rec и отвернулся к окну. За спиной раздалось ворчание Николая.
- Ученые какие все стали, запишет он. Да плевал я на все эти записи. Вот прилетим, сядем в машину, до нас доедем, вот тогда и поговорим. А то вишь че, кнопочки нажимает.
Николай не переставал ворчать, все больше и больше употребляя простонародных выражений.
- Вот помню, в тридцать восьмом, мне тоже такой попался орел. Все про мировую революцию говорил, запутать пытался. А я ему как врезал в лобешник, а пока в себя приходил и закатал его за мировой сионизм по пятьдесят восьмой бис. И поехал револьюционэр хренов. И на тебя тоже управу найдем, ишь ты.
Тянуть с этим спектаклем было бессмысленно. Если бы у меня были проблемы, давно бы уже на допросе сидел. На вербовку это не похоже. Были уже заезды, я открутился тогда и это наверняка у них в файлах проходит. Стало быть, вопрос деликатного свойства. Я уже не мог сдерживать смех, повернулся к соседу и сказал.
- Ладно, дядя Коля, рассказывай, что надо, а то и правду посадка скоро, а у меня еще дела сегодня.
- Зовут меня Николай Сергеевич, фамилия Селягин, по чину я подполковник. – степенно начал мой собеседник. - Ну а службу мою ты угадал, верно. А дело тут вот какое. Есть в тридевятом царстве, тридесятое государство. Зовется оно Сиргвидония. Государство это слова доброго не стоит. Так, островки не большие, пляжи, да население какое-то имеется. И все бы ничего, да острова эти в океане не коралловые, коих большинство, а вулканические. И в этом тоже нет ничего странного. Мало ли на земле островов вулканических? Вот только порода из которых острова состоят редчайшая. Нет такой больше на планете. Причем, что интересно, с виду, камень и камень.
Селягин вытащил из кармана маленький пластиковый пакет и протянул мне. В пакете лежало несколько камушков, напоминающих обычную речную гальку. Я недоуменно покрутил их пальцами и вопросительно поглядел на собеседника.
- Вот, то-то и оно, что ничего примечательного. Однако это минерал и имя ему «карледон». Сегодня он никому не нужен, а вот завтра… - он сделал паузу, задумчиво вздохнул и продолжил – Человечество бьется над альтернативными источниками энергии. Нефть закончиться лет через тридцать. С атомной энергией все не так просто. Солнце, ветер, приливы, отливы. Ты знаешь об этом. Все это громоздко и мало эффективно. А вот из двух граммом карледона, получается прибор, этакая батарейка, на которой Мерседес может проехать до ста тысяч километров без дозаправки.
Я посмотрел на подполковника внимательно. Разговор этот все более и более казался опасным. Я вообще не люблю секретов, а стратегических и подавно.
- И что, об этом никто не знает?
- Знают, конечно, все знают, только пока нефть стоит пятнадцать долларов за баррель, это никого не интересует. Смысл использовать карледон настанет, только когда исчезнет нефтяная альтернатива. Очень велики затраты на переработку. Нужны сразу огромные объемы и все абсолютно рынки. Мы полагаем, что примерно через двадцать лет начнется широкомасштабное использование этой технологии. Если, конечно, чего ни будь еще не придумают.
- Очень увлекательно, Николай Сергеевич. Только не понимаю, я-то здесь причем?
- А вот вышло что и причем. Мы, как и другие наши коллеги, стараемся быть поближе к карледону. Но обычные режимы благоприятствия для страны, здесь недостаточны. Нам нужны гарантии! И обеспечить их нашей стране можешь только ты. К неграм как относишься?
- В каком смысле? – опешил я.
- В расистском, конечно, в каком еще?
- Положительно отношусь. Клевые ребята. А вы?
- Да я, в принципе, тоже. Вот только музыка их мне не очень, но это дело вкуса, как говориться. Ну а к розовым ты как?
- Вы сейчас лесбиянок имеете в виду, Николай Сергеевич? Так я не по этой части, у вас это должно быть записано.
- Да нет. – как-то устало произнес Селягин – я про жителей Сиргвидонии, собственно.
- А что? Нормальные люди, даже вроде и родственники нам славянам.
- Это в каком смысле?
- Ну в сказках наших. Все добры молодцы, розовые такие. Не помните?
- Да помню я. Только они «розовенькие», а эти «розовые», причем всегда, а не только когда кощея победят или Василису трахнут.
- Зря вы так о Василисе, принцесса все-таки.
- Извини, не сдержался. Так как ты все же к розовым относишься?
- Да нормально отношусь. А в чем, собственно, дело? Видал я и розовых, и черных, и желтых. У вас же там записано что я ВГИК заканчивал. Мы все там в одной общаге жили. А что это вас так это взволновало, скажите на милость?
- И скажу. Вот налью еще по маленькой, и скажу.
- Вы только петрушку тут из себя не стройте, Николай Сергеевич. Выпили то всего ничего, а роль взяли как будто после литра. Соберитесь. Вы же профессионал. Спецшкола имени Тельмана и все такое, ну?
- Что ну? Приучили к обходительности, вот и обхожу, мать их всех за ногу. Короче, паря, как ты к розовым относишься, не тошнит?
- А чего должно тошнить то? Ну розовый, и что? У меня у самого вот. – Кирилл закатал рукав и показал Селягину большое розовое пятно на руке.
- С рождения? – очень заинтересовано спросил чекист.
- Да, нет! Третьего дня обварился, когда в плов кипяток наливал. Но ведь не уродливо же?
- Да нормально. То есть, без проблем расистских, да?
- Дядя Коля! Идеи навязчивые?
- Нет, племянничек. Здесь дело серьезней. – Селягин многозначительно посмотрел на меня и сделал театральную паузу. – Брат ты им.
- Кому?!!
- Розовым…
- Так, дядя Коля, наливай и рассказывай дальше. Только не торопись, постепенно и с максимальными деталями. Как учили, ок?
- Хорошо. Но заметь, не я это предложил. Мамка твоя русский язык иностранным студентам преподавала? Преподавала. В общежитии по вечерам дежурила? Дежурила. Вот и прикинь сам.
- Так, все ясно. Наливайте только мне, вам больше не надо, достаточно. Мозги стали клинить. Мамка моя преподавала, когда мне уже пять лет было от рождения. Так что ваши грязные намеки мне отвратительны и смешны!
- Да нет, я не в том смысле. Я о другом. Жил там один студент. Принц Сиргвидонии. Был он розовым, скучал очень по дому. Обстановка была не очень-то доброжелательная. То в трамвае в ухо дадут ради куража, то стырят вещички из комнаты. В общем не нравилось ему у нас. Но слово родителям дал образование получить, потому и терпел. И вот однажды пришел твой папа с тобой за ручку в общежитие маму встретить после работы. Поднялся натурально в красный уголок, где занятия заканчивались. И стали студенты со своей преподавательницей прощаться. Ну и с тобой соответственно. Ребенок ты был симпатичный и очень общительный. Присел принц перед тобой на корточки и говорит: «Спокойной ночи.» А ты ему в ответ: «Спокойной ночи» и чмокнул его в розовую щеку. Привычка у тебя была такая, всех на ночь целовать. Принц, от неожиданности окаменел и заплакал. Наверное, сказалось тоска по родине, отсутствие ласки и прочее. И так ему этот случай в сердце запал, что полюбил он тебя как сына. Подарки тебе привозил всякие, потом как уехал открытки присылал. Да вот потерялась с ним связь. Вы переехали в другой город, и стали ему открытки из института обратно возвращаться. Но принц есть принц. И когда родился у него первый сын он назвал его по традиции длинным именем и тебе в этом имени нашлось место. И сын этот нынче готовится на престол взойти, ибо папаня старый и больной. А тебя он братом своим считает и найти хочет. Он даже русский язык специально для этого выучил.
- Вы это серьезно все?
- Да куда уж серьезней. Через неделю сам все увидишь. Нашли они тебя. Америкосы помогли, собаки. Не уберегли мы тебя, Кирюша.
- Что ж вы так?
- Да демократия, мать ее. Вот теперь и приходиться с тобой цацкаться.
- А вы не цацкайтесь. В тюрьму меня, или под машину. Я человек маленький, что за проблемы?
- Думали мы об этом, думали. Но я предложил другой вариант. Парень ты хороший, страну свою любишь, вот и послужишь на благо отечества. Поедешь в Сиргвидонию, приживешься там, глядишь и пригодишься лет через двадцать.
- Все?
- А че, плохо? Был тут Киря коммерсом, а станет братом императора. Перспектива?
- Неа. Не перспектива. Не поеду я не в какую Сиргвидонию. Мне и здесь хорошо.
- Это тебе пока хорошо.
- А вы меня не пугайте? Ок? Вы меня, наверное, не плохо изучили? Знаете наверное, что я давления не переношу? Так вот. Ответа я вам сейчас давать никакого не буду. За информацию спасибо, история очень интересная, вами мне поведанная. Пожуем, увидим, уважаемый Николай Сергеевич.
Я взял свою сумку и протиснувшись мимо Селягина, направился к выходу.