Телефон зазвонил поздно вечером, когда на часах было уже около одиннадцати. Милка. Бывшая однокурсница. Сейчас опять два часа будет рассказывать про то, в какой потрясный салон она ходила вчера и во сколько ей обошлись новенькие нюдовые ноготочки. Надо бы ей сказать, что для таких разговоров лучше выбрать другое время. Ну да ладно. Я вздохнула, настроилась и взяла трубку. В трубке раздался рёв.
Милка ревела с душой, долго, профессионально, вкладывая в исходящий из самого нутра звук столько красок и обертонов, сколько смогла бы выдать не всякая оперная певица. Хорошо проревевшись, ещё запинаясь и глотая слова, она, наконец, сумела кое-как объясниться. Муж сей же час пообещал выставить её на улицу, если она немедленно не прекратит беспечно просаживать семейный бюджет на ноготочки, реснички, бровки и другие штучки, совершенно необходимые современной взрослой особи женского пола для поддержания максимально товарного вида, лоска, уверенности в себе и просто для хорошего настроения.
После наводящих вопросов выяснилось, что весь сыр-бор разгорелся из-за небольшой заначки, которую Милкин муж бесхитростно запрятал в карман старой куртки, надёжно укрыв потрёпанную временем кожаную банковскую ячейку в углу шкафа. А Мила, разбирая и перетряхивая вещи, мужнино сокровище нашла и нежданному подарку с вешалки настолько обрадовалась, что тут же потратила его на новый красивенный маникюр. Со стразиками.
К сожалению, муж дизайна ногтевых пластин супруги не оценил. Своё возмущение поступком любимой он выразил вполне определённо, предложив ей проследовать из квартиры на улицу прямо сейчас и уточнив ещё некоторые детали рекомендуемого путешествия, которые здесь для приличия лучше опустить.
"Я знать не знала, что он там себе спрятал! – как могла, оправдывалась несчастная жертва безжалостной моды. - Я думала, он забыл про них совсем, куртка-то старая, давно выкинуть пора. Ну я и взяла! Да-а-а, а на что мне ещё в салон пойти было, я же не работаю. А он, жмот, жалеет, много не даёт, тыщ десять. Это разве деньги? Это эпиляцию одну сделать только и в кафешке посидеть, и всё, они кончились."
"Чтобы я красивая была, он хочет, а платить не хочет. А кроме него кто обо мне позаботится?! Я ни с кем ни-ни, только с ним, как поженились. Раз женился, значит, зарплату жене отдай, а жена уже распорядится, как надо. Ну, я же права?"
"Я же для него, кобелины, стараюсь, - выплакивала Мила свою обиду, - а он, дурак, не це-е-енит, - она снова театрально подвыла, и, пошмыгав носом, задала первый конструктивный вопрос за весь разговор. “Ну и как мне теперь быть-то?“ – спросила она. - Он сказал, что денег больше не даст, а я завтра на окраску записана, а послезавтра в солярий. Слушай, а может быть, ты мне займёшь? Ты же работаешь. Я потом тебе верну. Как он мне на хозяйство даст, сразу и верну. А ему скажу, что зуб заболел и лечить ходила в платную, у нас здесь рядом с домом. Хорошо я придумала, а?”
Каюсь, вот здесь я не смогла ей отказать. В голову полезла всякая муть, крохотное сомнение застенчиво высунуло свой нос из дальнего и давно забытого уголка души, и стало нашёптывать про старое знакомство, зачем же портить отношения с человеком, неудобно как-то, нельзя вот так взять, и... Короче, я сломалась и постыдно солгала. Я сказала, что денег сейчас у меня нет, потому что время у всех непростое, и ребёнка надо собирать в школу к осени, да и... А почему бы ей самой не попробовать пойти поработать, решив таким образом вопрос с расходами на косметические процедуры?
"Ну ты, мать, даёшь! Кто работать? Я?! – голос Миланы китайской петардой взвился в зенит на тяге неземного изумления, которое почти физически ощущалось мной даже на расстоянии. - Я считаю, женщина после свадьбы вообще не должна работать! Это как-то неприлично даже, неправильно. Мужчина себе жену берёт или лошадь, чтобы пахать? Он мужик, вот пусть он и пашет. А жена нужна, чтобы красивая была и мужа радовала. Для любви! Так точно не займёшь денег-то? Я отдам. Не? Ну ладно, я побежала, ещё Дашке позвоню спрошу. Пока-пока!”