Найти тему
Фонарик путника

Как я сома готовил

 Рыбный отдел в московском гастрономе. СССР.
Рыбный отдел в московском гастрономе. СССР.

Июнь 1990 года. Я живу в Москве на «птичьих правах». Как я там оказался? Тому есть предыстория.. В предыдущих рассказах уже упоминал о том, как работал вожатым в 1987-88 годах в знаменитом лагере «Орлёнок», и творческой смене детских театров и ансамблей. Я очень подружился с ребятами из Театра юных москвичей из Дворца пионеров на Ленинских горах, этот театр составлял почти половину моего отряда. И так получилось, что один славный, умный, гордый и очень талантливый парень по имени Ваграм регулярно писал мне последующие 2 года прекрасные и подробные письма. Он пригласил приехать в гости, и летом 1989 года я приехал, благо, что тогда билет в купе по студенческому билету стоил сущие копейки. Я прожил почти 3 недели в абсолютно новом мире, так не похожем на привычные серые новосибирские будни. Семья Ваграма проживала в номенклатурном доме на Смоленской набережной, идти к нему нужно было через Арбат с его диковинными обитателями, затем пересечь Смоленскую площадь, и спуститься к Москва-реке. На крыше виднелись белые статуи героического вида эпохи развитого соцреализма, а в подъезде сидела вахтёрша строгого вида, не пускавшая посторонних и устраивающая допрос с пристрастием каждому неизвестному ей лицу.

Семья Апресянов весьма радушно приняла «вожатого Сашу», это была очень интеллигентная московская семья: мама — преподаватель консерватории имени Гнесиных, папа — скульптор, член Союза художников, старший брат Рубен — молодой, но очень многообещающий художник. Квартира — мастерская, увешанная картинами в стиле Сарьяна (один этюд я получил в подарок от Рубена, и он сохранился — вид на озеро Севан и гору Арарат), уставленная гипсовыми бюстами и статуями балерин. Я знакомился с друзьями Ваграма — «поколением дворников и сторожей», музыкантами, актёрами, пел им свои первые песни и с удивлением узнал о том, что они — полная лажа, кроме одной-двух, написанных в духе раннего «Аквариума» (а мне-то они казались такими весёлыми, или мрачно-крутыми!). В общем, вернулся я в Новосибирск слегка «захиповавшим», и до того возжелавшим свободы, что вышел вон из комсомола. Теперь я «тусовался» с новосибирскими музыкантами, узнал, какова на вкус «травка» в косяке, и часто ездил в гости на всякие репетиционные базы, чтобы посмотреть, как работают настоящие музыканты: барабанщик, басист, гитарист и клавишник, как единое целое. Учиться на истфаке мне совершенно расхотелось, хотя учился-то хорошо, на повышенную стипендию, и я начал задумываться о поступлении на эстрадное отделение по классу гитары. В Новосибирске в этот период не было преподавателей эстрадной гитары, и я решил съездить в Москву, в училище имени Гнесиных при эстрадном отделении было платное подготовительное отделение.

Это всё, дорогой читатель, была предыстория, как я оказался в Москве. Приключений произошло много, и разных, но в этом рассказе всё же главная тема — сом!)). Жить пришлось по разным углам. Пару недель — у Ваграма, потом — с месяц у маминой подруги тёти Оли на Тушинской, затем — 2 месяца до весны у своей подружки из «Орлёнка» Тани Филипповой на подмосковной даче в Малаховке (она сама не москвичка, но жила там в качестве смотрительницы и домохозяйки у владельцев-москвичей), и вот в начале мая мне вежливо показали на дверь и попросили освободить помещение — москвичи приехали в свою вотчину. И я отправился на свой любимый Арбат, побренчать на гитаре, и подумать о том, где переночевать.. Я уже обзавёлся разными знакомыми, но сами понимаете, что попеть песни и разговоры поразговаривать могут все, а вот привести в свой дом приезжего — далеко не всякий. Мне повезло. Я познакомился со славным пареньком Мишкой, который привёз меня в гости, накормил, познакомил с мамой Людмилой, и предложил переночевать пару дней. С Людмилой мы разговорились, я много рассказал про себя, спел песни, выслушал её печальный рассказ о том, как она в молодости манипулировала мужиками и швыряла котлеты на сковородку прямо из прихожей, бросила любящего мужа ради страстной любви, а теперь живёт с деспотом, который раскатал её гордость и самоуважение в тонкую лепёшку.. Я посочувствовал, и рассказал в ответ свою трагедию, как меня бросила красавица и спортсменка-конькобежка Таня (с которой в «Орлёнке» случился страстный, но пустоцветный роман), а ведь я ради неё пожертвовал своим положением в коллективе и дружбой с многими вожатыми — поддержал её, свою любимую в конфликте «одна против всех».. В общем, наутро Людмила, накормив меня завтраком, сказала следующее:
— Саша, посмотрела я на тебя внимательно, и хочу сказать, что ты очень хороший и искренний человек. Я представляю, в каком ты сейчас положении, и попробую тебе помочь. У меня в Москве, на улице Краснобогатырской, живет мама, Серафима Ивановна. Живёт одна, в трёхкомнатной квартире. Я уже ей позвонила, и попросила за тебя. Мама сказала, что ничего не обещает, но согласна посмотреть на тебя. Езжай, и с Богом!
И перекрестив, отправила меня к ней, снабдив бумажкой с адресом и телефоном. И вот, доехав до станции метро «Преображенская площадь» и пересев на трамвай, я подъезжаю к месту назначения — обычной «хрущёвке», квартира на третьем этаже. Звоню. Дверь открывает седая, с хитрым прищуром женщина, чем-то неуловимо напоминающая старуху Шапокляк и говорит:
— Так это ты тот самый мальчик? Ну-ка, давай, проходи. Дай-ка мне на тебя посмотреть внимательно…

Затем она предложила разуться, положить гитару и вещи, и пройти на кухню, попить чаю. Далее, как не трудно догадаться, было много как прямых, так и каверзных вопросов — об учёбе, родителях, планах в Москве, курю ли я, вожу ли баб (потом сама спрашивала, почему не вожу), и не пристрастен ли к азартным играм.. По результатам разговора она попросила меня помолчать и послушать, а затем произнесла следующую тираду:
— Мальчик ты вроде неплохой. Смотришь прямо, не увиливаешь, глаза добрые. Давай, попробуем пожить вместе. Только ты учти: бабка я вредная! Про себя говорю: «Я — хабалка трамвайная!». Тридцать лет вагоновожатой откатала, а как на пенсию ушла — там же в парке диспетчером работаю. Так что ты в трамваях Сокольнического парка не шали! Мне про тебя всё донесут! И ещё вот что. Нрав у меня такой — чуть что мне не понравилось — фьюить! И нету тут тебя, уяснил?
Я кивнул. Что тут было непонятного..
— Ладно, не боись! Я бабка строгая, вредная, но справедливая. Давай покажу как газом пользоваться. В холодильнике вроде есть что-то, но не уверена, захочешь есть — сходи и купи себе сам. А мне на работу пора, вернусь часам к шести. Всё, привыкай, хозяйничай! — сказала она и ушла. А я остался.

Я прошёл по комнатам, осмотрел «свою» (шкаф, диван, окно, стол, стул — нормально!), и, в самом деле заглянул в холодильник. И там в самом деле было пусто. И я решил приготовить что-нибудь вкусное. Именно с этого места и начинается, наконец, история про сома..))
В Новосибирске начиная с конца 70-х на продукты первой необходимости выдавались талоны (какой позор!), на которые можно было купить молоко, сливочное масло, синих волосатых кур с когтистыми ногами, и 2 вида колбасы, как сейчас помню варёная за 2 рубля 20 копеек, и рубленую ветчину по 3.50 (а в ней часто попадались кусочки серой обёрточной бумаги, а однажды — крысиный коготок, видимо, на удачу). Теперь представьте себе реакцию паренька из Новосибирска, на обычный московский магазин «Продукты»! Тут тебе и разная колбаса, и невиданные консервы, и свежие овощи какие захочешь, и фрукты румяные, а отдел «Мясо» какой — просто глаза разбегаются! Но моё внимание привлекла очередь в отдел «Рыба» — там глаза на лоб действительно вылезли! В здоровенной кафельной ванне плавали сазаны, налимы, сомы, живые!!! Никогда не видел такого в родном городе, где на прилавке кроме кальмаров, усохших до мумифицированного состояния креветок в большом эмалированном контейнере, да лежалых минтая с хеком никакой другой рыбы не было. Я выбрал сома, который потянул на 5 с половиной килограммов. А далее пронаблюдал, как здоровенная красная лапа продавщицы из рыбного ловко подцепила рыбину за жабры, оглушила мощным ударом тяжёлого и мокрого деревянного молотка по сомьей голове, а затем разложила на гранитном прилавке 3 слоя обёрточной бумаги (той, самой, из ветчины..) и переломив сома вдвое, ловко запеленала в тугой кулёк и бухнула на весы. Я заплатил мятой синей пятёркой и пригоршней мелочи, и с трудом засунул свёрток в авоську. Еще купил всякой зелени, включая базилик у бабушек на улице, а также морковь и лук. Дотащив всё это до квартиры Серафимы Ивановны и выгрузив оглушённого сома в кухонную раковину (которую он полностью и занял), я начал чистить овощи и думать, как же мне приготовить эту рыбину.. А сом тем временем пришёл в себя и начал колотить хвостом! Ждать, пока он уснёт окончательно, пришлось не менее двух часов.. Чистить оказалось не трудно, но вот хребет! Порывшись в кладовке, я нашёл стамеску и молоток, и просто перерубил уже разрезанные куски (тогда не знал, что это — стейки..), а потом тщательно вымыл и убрал на место. Выбрал подходящую кастрюлю, и на медленном огне, с приправами и травами приготовил сома по неведомому кулинарному наитию.

Ровно в половине седьмого вечера в замочной скважине провернулся ключ, и вошла хозяйка. Она стала громко принюхиваться, а затем крикнула из прихожей:
— Так, мальчик! Ты что это тут у меня натворил?
Я вышел навстречу и ответил:
— Дорогая Серафима Ивановна! Кушать подано!
— Ах тыж какой мальчик-то, из Новосибирска! Золото, а не мальчик! Сейчас, руки помою… — и не помыв рук подняла крышку кастрюли, подозрительно посмотрела и спросила: — Это ещё что такое тут?
— Сом.. — кротко потупив взор, ответил я.
— Сом.. Ишь ты! А купил где?
— Да это… В магазин сходил, на остановке..
— А плиту мне не загадил?
— Ой, ну что вы, Серафима Ивановна! Всё чисто, как в аптеке!
— Хм, и правда чисто.. Ну ладно, давай, накладывай своего сома!

Следующие полчаса прошли в «спокойной и доверительной обстановке», штамп из телевизора, ежедневно показывавшего на своем голубом экране, как генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачёв Родину продаёт. Я ещё дважды подкладывал добавку себе и Серафиме Ивановне. А когда она окончательно разомлела от вкусной еды и выпитого чая, то улыбнулась мне не ехидной, а очень доброй и сердечной улыбкой, и сказала:
— Вот что я скажу тебе, Саша.. Ублажил ты бабку.. Живи!

Прожил я у неё полтора года. До сих пор с благодарностью вспоминаю иногда вредную, иногда смешную, иногда мудрую простую женщину, коренную москвичку. Царствие ей небесное.