Несколько лет назад один из крупнейших музеев Нидерландов -- музей Бойманса ван Бенингена, организовал выставку полотен, дающих представление о том, что такое мастерство старой голландской школы. Сюжеты Франса Хальса, Питера де Хоха, Герарда Терборха и несравненного Вермеера Дельфтского привлекли тысячи посетителей. Но еще сильней привлекло их сообщение, что все полотна — подделка. Написаны они одной рукой -- человеком, которого искусствоведы при жизни хулили и называли серой бездарью. Хан ван Меегерен рвался в историю живописи с парадного входа, а проник с заднего крыльца. Зато теперь он в этой истории навеки — как самый великий фальсификатор всех времён и народов.
Начало ЗДЕСЬ
Плотно смежив веки, ван Меегерен лежал в одиночной камере. Он понимал, каким единственным путем сможет доказать правоту своих слов – и собирал все силы, готовясь к этому поступку. И еще вспоминал, вспоминал, вспоминал...
-- Так вы, господин Бредиус, утверждаете, что перед вами подлинный Рембрандт? -- вкрадчиво переспросил Хан ван Меегерен.
-- Нет никакого сомнения, -- веско ответил критик Абрахам Бредиус. -- Я узнаю руку гения светотени.
-- Рад. Нет, я счастлив! Счастлив получить атрибуцию именно от вас! -- Хан произнес это издевательским тоном и даже отвесил критику шутовской поклон. -- Вы разглядели «подлинник» непревзойденного Рембрандта в ничтожной мазне вашего покорного слуги!.
С этими словами он выхватил из кармана перочинный нож, искромсал картину, бросил ее остатки к ногам эксперта и расхохотался
-- Что это значит, господин ван Меегерен? Как вы смеете?!
-- Это означает, многоуважаемый господин Бредиус, -- вступил в разговор третий участник беседы, приятель Хана Тео ван Вайнгаарден, -- что ваша экспертиза не стоит и гульдена. А ведь не так давно вы своим заключением сорвали нам честную сделку. Мы нашли и собирались реставрировать Франса Хальса. Подлинного – это подтвердил эксперт доктор Хофстеде де Гроот. На картину уже был покупатель, но вы объявили нашу находку подделкой, а мы попали в идиотское положение, аванс пришлось вернуть. Вот мы и решили уточнить, действительно ли вы так хорошо отличаете подлинники от подделок. Идем, Хан!
Несмотря на истерическое веселье, овладевшее им в конторе Бредиуса, ван Меегерен пришел домой мрачным. Буркнул что-то жене, как всегда некстати кинувшейся на шею -- глаза Анны вмиг набухли слезами, -- и сбежал в мастерскую. На мольберте красовался неоконченный портрет очередного заказчика. Он еле удержался, чтобы не запустить в него банкой с краской. Визит к Бредиусу хоть и согрел душу сладкой местью, но больше разбередил.
Атрибуция, оценка подлинности художественного произведения – дело непростое. Ошибки случаются у всех, а Бредиус все же слыл первоклассным атрибутором. И он посчитал, что «Рембрандт», сработанный вот этими самыми руками, руками Хана ван Меегерена – подлинник! Есть же, значит, в нем что-то, дающее право на успех! Есть талант! Но где же слава? На дворе 1929 год, ему стукнуло сорок, работает как вол, пишет картины не хуже других. Но почему их никто не покупает? Неужто ему на роду написано зарабатывать портретами чванливых скупых бюргеров да реставрацией старых полотен? Сколько можно прозябать в нищете и безвестности?!
А ведь когда-то он был уверен: его работы будут экспонироваться рядом с Рембрандтом. Пусть даже вопреки тирану-отцу, который рвал его рисунки в клочья и запрещал думать о живописи. Но зато судьба послала ему в школе педагога от бога: в мастерской учителя, господина Кортелинга, стены были увешаны превосходными копиями «золотого века» голландской живописи. «Подлинное мастерство ушло с XVII веком», – твердил учитель, и юный Хан день за днем погружался в старину, изучая приемы художественного письма гениальных соотечественников. И потом, когда он слушал курс архитектуры в Дельфтском технологическом институте, учился в Школе изящных искусств, даже в студенческих работах его руку вел излюбленный XVII век.
В Дельфте раз в пять лет проходил престижный конкурс студенческих работ, он приближался, о нем только и толковали в аудиториях. Хан долго размышлял, чем он мог бы покорить сердца членов жюри. Выбрал интерьер церкви Сен-Лоран в Роттердаме, написал акварель безупречно, отразив и свои познания в архитектуре, и владение тонкостями акварельного письма, и дух ушедшей эпохи. Работ было множество, но именно он получил золотую медаль, и это была первая ступенька славы. Увы, и ступенька была невысокой, и слава – мимолетной.
В Академии изящных искусств в Гааге ван Меегерен получил звание мастера искусств, писал картину за картиной, но успех «Интерьера церкви Сен-Лоран» не повторился. Первая выставка была встречена сдержанно, работы уходили за гроши. Чтобы получить наконец приличные деньги, пришлось написать копию своей знаменитой акварели и выдать ее за подлинник.
Боже, что устроила ему жена! Всегда кроткая, спокойная Анна рыдала, угрожала разводом, обвиняла: это обман, это преступление! А в чем преступление? Его же работа, его же рука, поди разберись, где подлинник, где копия – просто существует теперь двойник оригинала. Ну и что? Вот если бы он попытался продать того «Рембрандта», которым сегодня так славно одурачил этого спесивого Бредиуса…
А хороша была подделка, жаль было резать. Впрочем, он ее играючи сварганил, скопировал -- и только. Ну а если подойти к делу основательно? На реставрации старых картин Хан руку набил -- спасибо старому учителю Кортелингу за тонкости старинного ремесла. Почему бы не заняться подделкой всерьез? В конце концов, это солидные деньги! Стоит подумать. Но конечно же -- ни слова Анне.
Продолжение ЗДЕСЬ, подпишись на наш канал!
Дмитрий Лычковский (с) "Лилит"