Третья часть экранной эпопеи о приключениях Николая Васильевича на хуторе близ Диканьки. Называется она «Гоголь. Страшная месть».
Когда ровно год назад публика устремилась в кино, чтобы увидеть современную версию некоторых эпизодов биографии классика, перемешанную с мотивами его ранних сочинений, казалось, что сей эксперимент так и останется экзерсисом на темы текстов русской литературы. Однако мощная рекламная кампания, показ вышедших серий по «мистическому» каналу ТВ-3 и возросшая популярность Саши Петрова, сыгравшего Николая Васильевича, сделали свое дело. Многим хотелось узнать: а чем вся эта таинственная история, круто замешанная на мистике и ужасах, закончится? И кто, наконец, тот самый жуткий всадник-убийца, за которым герои цикла охотились целых два фильма, целый год держа зрителей в напряжении. Главное в таких тонких делах как внимание публики – не переборщить с паузой и оправдать ожидания.
С первым, вроде, все в порядке. Мы успели соскучится. В том числе и по отсутствовавшему во второй серии господину Гуро в саркастическом исполнении Олега Меньшикова. Именно его появление в нынешнем фильме и придает сюжету дополнительный импульс и даже открывает некоторые перспективы на продолжение сериала. Ибо сей персонаж оказывается имеет не только полномочия расследовать цепь кровавых смертей диканьских девушек, но еще и…Но здесь я умолкаю, ибо жанр фильма ужасов (к каковым несомненно, тяготеют все части «Гоголя») все-таки предполагает развязку всех запутанных фабульных узелков. И уж поверьте: она будет такой же неожиданной, как и разгадка главного экранного квеста трилогии о Черном всаднике.
Авторы «Страшной мести» не изменили себе и продолжили в буквальном смысле слова накручивать витки устрашающих подробностей, эпизодов и натуралистически-компьютерных кадров на стержень сюжета. Они по-прежнему не скрывают того, что постоянно оглядываются на голливудские хорроры и «ужжжасные» фильмы Тима Бертона вроде «Сонной Лощины». Но от того, что приемы, ракурсы, цветовые и мизансценические решения повторялись прежде и продолжают повторяться в «Страшной мести», атмосфера картины вместо нагнетания страстей вызывает…скуку и желание побыстрее узнать весь финальный расклад ролей в этом псевдотриллере. Здесь-то и не оправдываются зрительские ожидания по части новых впечатлений.
Однако режиссер не сдается на милость зрителям и продолжает вместе со сценаристами изобретать новые повороты интриги, включая развернутый эпизод летаргического сна главного героя и его псевдопохорон, тем самым, визуализируя одну из главных жизненных фобий классика: страх быть похороненным заживо. А что касается очередного фабульного броска в прошлое, связанного с судьбой возлюбленной Гоголя Лизы, то сия вставная новелла не имеет ничего общего ни с текстом самой повести, у которой позаимствовали название для этой ленты, ни с предыдущими обстоятельствами сюжета, которые толком-то никто уже и не помнит. Вот и получается, что смотреть цикл Егора Баранова следует, прежде всего, как мини-сериал для ТВ нежели как самостоятельный экранный продукт в кинотеатре. Тем более, что фильм четко разбивается (даже с помощью титров) на две части.
Третья часть вобрала в себя все жанровые признаки «ужастика» (как и вся трилогия в целом), но ни коим образом не приблизила публику к пониманию или хотя бы эмоциональному ощущения мира гоголевских персонажей его малороссийского периода. Хотя в титрах авторы попытались заранее отвести от себя возможную критику, указав – «по мотивам произведений Н.В. Гоголя». Взяв все «страшное» и мистическое, они упустили из виду, ту глубокую иронию автора, которая и отличает его «Вечера» и «Миргород». А уж когда в дело было запущена версия о «темной душе» Гоголя, то и вовсе с экрана повеяло некоторой бесовщиной и ведьмачеством. Невольные ассоциации и параллели с «Дозорами» приходили на ум, когда в кадре в адрес Николая Васильевича, обретшего выпученные глаза Саши Петрова, постоянно раздавалось: «Ты – темный! Ты – темный!». Не пора ли Гоголю выйти из сумрака? И отправится туда, где он и состоится, как писатель…
Режиссер дает своему герою такой шанс, возвращая его на берега Невы. Но чертовщина не покидает Гоголя и здесь. Но тут-то и являются ему на помощь два гения отечественной словесности – Пушкин и Лермонтов. Ужас оборачивается откровенным гиньолем, вампукой. Может быть, такой прием и есть некоторая стилистическая виньетка режиссера на фоне мрачноватого колорита всего фильма. Однако выглядит это в финале всех экранных перверсий персонажей трилогии как пародия. Там, где публика должна была ахнуть от страха и завороженно следить за злодеяниями, случился обыкновенный «кикс». То есть зрители просто прыснули в кулачок от нахлынувшего на них смеха.
И все же главный вопрос, который беспокоил многих на протяжении всей годовой истории с экранной трилогией по мотивам текстов Николая Васильевича, остается. Его с юношеской прямотой выразили при обсуждении этой картины на одном из семинаров мои студенты: а при чем здесь Гоголь? Егор Баранов, дайте ответ! Не дает ответа…
Сергей Ильченко
Профессор, доктор филологических наук, кандидат искусствоведения
https://jf.spbu.ru