Марьиванна любила порядок. Советская энциклопедия с еще склеенными страницами и полное собрание творчества Донцовой были расставлены по росту, тарелки на кухне по цвету и, даже, обувь в прихожей строго сменялась по сезонам и мылась после улицы в тазике, как учила Мариванну ее давно ушедшая мама.
Жизнь Марьиванны пролетала как фанера над Парижем, как любила она вздыхать, когда очень- очень редко, раз в году, на мамин день рождения, позволяла себе бутылочку красного.
Вымытый до скрипа, отдраенный раз и навсегда дом одинокой женщины не то чтобы не подразумевал присутствие другого существа, но, как-то так получалось, что от гостей оставалось так много грязи, что Марьиванна, горестно вздыхая после дезинфекции, каждый раз задавала себе один и тот же вопрос
"Почему люди так много пачкают?".
Чистота, или даже стерильность были коньком Марьиванны и другие существа никак не проходили отбор по этому пункту. Другие существа пахли, чихали бациллами, пачкали крышку унитаза и оставляли после себя окурки.
Мать Марьиванны, сразу же после свадьбы, благополучно избавилась от своего уничтожающего стерильность мужа и прожила тихую жизнь методиста детского сада, пропахнув детскими ссаными колготками, жареным луком и хлоркой.
Любовь к стерильности обьединяла мать и дочь в праздничные и выходные дни, когда мать Марьиванны будила дочь звуком пылесоса и чувством вины сжимающим грудь остротой собственной дочерней плохости.
"Людей стыдно в дом позвать"- обвиняла ее мать абсолютно гипотетически, так как гостей в этот дом никогда и не звали. Марьиванна подрывалась с постели оставляя в недосмотренном сне огромное голубое небо где она была свободной птицей.
Мать Марьиванны ушла так же тихо и не пачкая, уснув навсегда на кухонном уголке где-то между картошкой и капустой кипящими в маленькой, ровно на двоих, голубой эмалированной кастрюльке.
С уходом матери жизнь Марьиванны пыталась измениться два раза, когда другие существа вероломно нарушали операционную стерильность ее дома.
Один раз это был местный Васильич, который работал в местном Жэкэ всем кем умел. И второй раз драный рыжий кот который так истошно мяукал на лестничной клетке, что Марьиванна неосмотрительно открыла дверь и кот пулей оказался на ее кухне.
У Васильича, надо сказать были похожие намерения, когда он явившись по вызову на текущий кран, основательно расположился за кухонным столом чуя своим хитрым носом содержимое голубой эмалированной кострюльки.
Но Марьиванна сразу сказала твердое нет
окуркам в жестяной банке и рыжей шерсти на чистой обивке кухонного уголка и как Васильич, так и рыжий кот, каждый в свое время, покинули навсегда оплот чистоты и девственности во всех грустных смыслах.
Надо сказать, что Марьиванна очень любила спать, именно во сне она опять становилась птицей и летала высоко в бездонном голубом небе купаясь в свободе и ветре, даря ощущение сладостной радости и надежд.
Но пробуждение всегда приносило невыносимую тяжесть вины за свою ленность и она, как бы извиняясь перед стоящим на комоде черноленточным маминым портетом, спешила к видавшему виды пылесосу, оставляя позади все свое ночное легкомыслие.