Я - пациент лёгкого поведения, всегда соглашающийся на то готовое решение, которое предполагает меньше забот и затрат. Поэтому французская модель здравоохранения села на меня, как перчатка. Теперь мне смешно от всех этих диспансеризаций, перекрестных исследований и многостраничных списков анализов, с которыми носятся мои сверстницы в возрасте оголтелого материнства. Смешно, но в то же время всё-таки немножечко тревожно. Ведь концепция «Легче предупредить, чем потом лечить» крепло въелась в меня за время бесконечных сидений в поликлинике с мамой.
Я привыкла ощущать некую гордость, когда педиатр подтаскивала к себе мою медкарту и уважительно охала. Но при переводе из детской поликлиники во взрослую этот фолиант «Жизни замечательных болячек» потерялся. Я почувствовала себя одновременно голой и пустой. Врачи стали смотреть на меня без привычного сочувствия и опаски, а немного сквозь. Моя богатая история болезни как будто обнулилась, нити новых хворей уже не тянулись в глубь десятилетий, в хтоническое детсадье. Вот для французских врачей пациент, кажется, всегда такая tabula rasa, родом не из детства, а из приёмной.
Меня очень пугало, что во французском ведении пациента нет системности. Нет поликлиник, где врачи могут собраться на «чайный консилиум» по поводу трудного случая, нет пухлой карты с результатами всех обращений, подшивками из рецептов и рентгенов. Как французские доктора из разрозненных симптомов складывают целостную картинку – для меня загадка. Меня, как любого русского человека, который томим экзистенциальной тоской и зрит в корень мироустройства, симптоматическое лечение совершенно не устраивало. А докопаться до первопричины?! Однако надо признать, что, при невозможности записаться к специалисту раньше, чем за три месяца, французы как-то поддерживают оптимистичную статистику ранней диагностики. Надеюсь, мне не представится случая проверить, как они этот трюк проворачивают.
При такой хворой в детстве родительнице мои дети просто до неприличия здоровы. За общее время, проведенное в яслях, детских садах, школах и колледжах они на двоих пропустили от силы два месяца. Ведь детей во Франции не принято оставлять дома с соплями и температурой ниже 38˚С. И раз это не генетика, приходится допустить, что их иммунитет – настолько коллективный, что можно уже сказать «национальный». Я просто не знаю француженок, которые бы сидели дома с ребёнком любой степени сопливости, а сообщение, что в неких странах женщине дают больничный на ребёнка, вызывает у них ухмылку недоверия. Звериное здоровье французских детей я объясняю тем, что, пару раз просопливив на ногах, они а) наращивают собственный иммунитет и способствуют выработке общего; б) не получают вредную идею о бонусах болезни, когда можно сидеть дома с мамой, безнаказанно смотреть мультики и понукать озабоченными близкими.
Французский ребёнок заболевает раз в год – ротавирусом, и в этом случае его полтора дня честно держат не столько дома, сколько над унитазом. С продвижением по классам промежутки между ротавирусными атаками увеличиваются вплоть до полного исчезновения.
Превентивные меры, столь похвальные у нас, во Франции вызывают недоумение. Когда я носилась со старшей дочкой по ортопедам в надежде исправить вальгус её левой стопы, не заметный мне, но бросающийся в глаза моим московским подругам, русский доктор выписал нам направление на пробковые стельки и электрофорез, а французский наотрез отказался чем-либо мучить ребёнка. Сказал только: «К семи должно само пройти. Если будет продолжать волновать после семи, приходите, подлечим». Я так поняла, имелось в виду, подлечим меня – от необоснованных волнений. По парижским улицам ходит множество людей со странным расположением стоп, странным завихрением бедра и странным вихлянием колена – но, кроме меня, это никого не волнует и даже не считается пикантной особенностью фигуры.
Зато во Франции серьёзно следят за зубами. К шести годам родители получают письма от системы социального страхования с настойчивой рекомендацией сводить ребенка к дантисту за госсчёт – квиточек на возмещение оплаты прилагается. Такие же уведомления с квиточками придут в 9, 12, 15 и 18 лет, но метят они уже в совсем люмпенов несознательных, ведь считается, что с шестилетнего возраста родители будут водить чадо к зубному не реже раза в год. С 9 до 14 дети проходят почти обязательную стадию брекетов и пластинок.
Уже больше десяти лет я живу между Москвой и Парижем и не упускаю возможности проверить себя оптикой обеих систем здравоохранения. В Москве я обращаюсь в районную поликлинику, где принимает толковый лор, и нежно люблю районную же женскую консультацию, при которой выносила свою старшую и прошла по-настоящему философский курс Школы Мам. Мне нравится, что в эти медучреждения можно прийти в экстренной ситуации, и тебя, немного поворчав, примут и спасут. Мне нравится, что у меня будет бумажка с непонятным латинским словом, обозначающим то, что со мной стряслось. Французские врачи обычно не ставят диагнозов, видимо, чтобы не вводить пациентов в искус интернет-лечения. Я, например, до сих пор не знаю, почему именно мы с дочерью пролежали неделю в тулонском госпитале, куда её увезли прямо из дедушкиного бассейна с подозрением на менингит (этого слова нам тоже не сказали, просто у меня его подозревали в детстве и я хорошо помню симптомы и анализы). Главное, что вылечили. Брали анализы каждый день, но на финальный вопрос «Что же это было?!», пожали плечами: «Да ничего страшного. Возрастное».
То же самое сказал профессор мигренологии (!), к которому я пришла с жалобой, что, кажется, слепну на фоне головных болей. «Не переживайте, это возрастное. К пятидесяти пройдет. А пока вот вам список лекарств и телефон скорой мигренологической помощи». Мне самой, благодаря тем лекарствам, в этом месте побывать не довелось, но говорят, там озверевшим от мигрени женщинам вкалывают какие-то волшебные сосудорасширяющие уколы и дают отлежаться в тишине и полумраке. Во Франции вообще считается, что боль «ухудшает общий уровень жизни», терпеть её – неправильно и где-то даже унизительно для жителя развитой страны ХХI века. Боль предлагают немедленно купировать, в том числе антибиотиками и кортикоидами (это пробуждает в русских ветхозаветный пафос отрицания), а потом уже начинают разбираться, откуда она взялась.
Иными словами, вся французская медицина, мне кажется, существует под девизом «Не переживайте, это возрастное».
***
Как из обычных детей получаются воспитанные, читайте здесь
Больше историй про нарывы, которые Франция вскрывает в нормальном homo sovieticus, читайте здесь
Купить мои предыдущие книги можно здесь
Большое спасибо, что зашли и дочитали!