Ну и подборки у него, однако… Последнее стихотворение романтичным назвать было трудно. Оно как-то резануло по сердцу. Такие стихи написать мог только очень сильно любивший человек. А запомнить их и читать наизусть тоже… я не знаю, пострадавший на любовных фронтах!
Странная мысль родилась у меня… Я много лет отдыхаю здесь. У меня ни разу не было курортного романа. Хотя многие люди приезжают на юг вовсе не ради моря, а с единственной целью — пережить любовное приключение.
Я не люблю ночью выходить к морю, потому что весь пляж усеян (уместнее сказать, уложен!) парочками. Это неприятное напоминание, что у других жизнь бурлит. Хотя лично я дешевых приключений не ищу, но, видимо, в душе слегка завидую? Да, получается так. И вот сейчас, когда по всем законам современных отношений должна отбиваться от навязчивых объятий Вадима, я слушаю стихи в его исполнении. Ну, сто лет назад, наверное, было естественно, когда малознакомый мужчина читал даме стихи, чтобы развлечь ее. Или завлечь… А сегодня…
— Вадим, расскажи о себе. Чем ты занимаешься? Откуда у тебя любовь к стихам? Может быть, ты и сам поэт?
— Не хочу ничего о себе рассказывать. Не обижайся. Ни к чему это. Я завтра улетаю. Никогда больше не увидимся.
Прозвучало как-то грубовато, хотя необидно. Наверное, потому, что было правдой. По крайней мере, казалось.
— Ну хорошо. Тогда давай я расскажу о себе. Я живу в Москве…
— И ты ничего о себе не рассказывай! Это уже отношения, когда что-то знаешь о человеке. Привязанность. Как ты не понимаешь?
— Да, я не понимаю, когда молодой человек поперся провожать среди ночи молодую женщину, читает ей стихи под луной и не хочет о ней ничего знать. Даже какого цвета у нее глаза. Пусть у нас мимолетное знакомство, без продолжения, без, как ты говоришь, отношений. Но ведь мы общаемся, мы же люди, смысл в нашей индивидуальности. А ты хочешь это обезличить.
— Нет. Я не хочу попасть в духовное рабство. Да потом еще за него и бороться!
— Ну почему сразу в рабство?
— Потому. Сначала тебе человек приятен, потом близок, потом ты жить без него не можешь. И это уже не ты — только одна из планет, которая вращается вокруг твоего светила. И приходится прикладывать массу усилий, чтобы не сойти с орбиты. Сохранить свою целостность.
— Значит, это не любовь, когда ты — только одна из планет, а твой избранник считает себя солнцем.
— Не тебе об этом судить! — запальчиво откликнулся Вадим.
— Правда, не мне. Я даже ничья планета, — сразу скисла я.
— Не обижайся. Звучит грубо, согласен. Зато честно. Вот я читал тебе стихи, у тебя романтический образ героя. Ты начнешь мечтать обо мне. А я уехал и забыл о твоем существовании, понимаешь? Зачем тебе эти иллюзии? Сердце же живое, оно болит. Я не хочу, чтобы из-за меня у кого-то болело сердце. Я знаю, что это такое.
— Да за кого ты себя принимаешь? «Не хочу, чтобы из-за меня болело сердце…» — передразнила его я. — Это мое личное дело. Может, у меня впервые за много лет сердце ёкнуло. Может, для меня важнее не то, что ты был, а то, что я почувствовала, что я еще живая. И вообще, пойдем лучше дальше.
Вадим подал мне руку. Я с замиранием ждала, что он предложит мне проделать оставшийся путь в одиночку. Но нет, так, рука в руке, молча, мы дошли до моего дома. Окна темнели. Дома меня никто не ждал. Тихо было и у Люськи. Они еще не догуляли до кондиции. Мы стояли у калитки. И рук не разнимали, и разойтись не могли. Каждый хотел проститься и не знал как.
— Ну ладно, — каким-то не своим, сдавленным голосом начала я, — счастливо тебе долететь. Каким ты рейсом?
— 1321, Домодедово.
— И я этим же, — не обрадовалась совпадению я. — Глупо как-то получилось. Извини.
— Это ты извини. Хорошо тебе отдохнуть оставшиеся дни!
Он пожал мне руки, нежно и крепко, быстрым движением наклонился и поцеловал меня в щеку, а потом развернулся и ушёл. Я стояла, ошеломленная его внезапным поцелуем и только через несколько минут поняла, что держу себя за щеку, как будто пытаюсь удержать на щеке этот летучий поцелуй. Черт возьми, мы были знакомы от силы три часа, а во мне вовсю бушевало чувство потери.
Я села во дворе, но блеск звезд не радовал меня, и шум ореховых листов не казался мне больше романтичным, двор не казался во мгле загадочным. Я начала припоминать. Как он выразился? Попасть в рабство, а потом еще за него сражаться? Ну да, по смыслу так. Полюбить человека, выйти за него замуж, родить детей, создать семью, посвятить себя любимому человеку, семье, ее интересам, забыть в какой-то момент о себе, принадлежать своим близким. Это и есть рабство, и я бы сражалась за него из последних сил! Но у меня его нет. Я подняла лицо к звездам и заплакала. Что-то прошло мимо меня. Не что-то, а всё прошло мимо меня! Вся жизнь! Эта работа без конца и края, она мне нужна только для того, чтобы не думать о моей потере.
Утром Люська явилась ко мне в гости.
— Ты, Верунь, застрахована?
— Да. А что случилось?
— Мозги твои украли! Ты чего это вчера с чужим мужиком ушла? Курортных романов захотела? Не знаешь, что от них только разбитые сердца и лечение антибиотиками? Верунь, ну я от тебя такого не ожидала! Сидишь тут, сидишь, тихоня на вид, и — на тебе!..
— Люсь, успокойся. Никаких романов. Молодой человек сегодня улетает домой. Так что я осталась несолоно хлебавши.
Люськина агрессия сменилась сочувствием. Вот так с ней всегда, сплошные противоречия.
— Ты хоть пойди его проводи. Телефончик ему свой сунь. Может у вас там, в Москве, что и сладится!
— Ой, Люсь, не смеши меня. Кому я нужна?
Она оторопела от моей самокритичности. Повернулась и боком, боком к дому. А может и правда, пойти вечером к автобусу и проводить его? Пусть знает, что я не боюсь отношений, что не все такие бояки, как он! Отчаянная надежда зажглась в моем сердце. Я метнулась в дом, начала перебирать свою одежду. А вдруг он меня днем не узнает? Узнает, успокоила себя, мы же танцевали при свете дискотеки. Но чтобы облегчить Вадиму задачу я решила опять надеть марлёвое вчерашнее платье.
Вечером я поспешила на автобусную остановку. Она в деревне одна. Автобус делает два рейса в день, приуроченных ко времени прилёта и вылета столичных самолетов. На остановке толпились люди, на земле стояли дорожные сумки, рюкзаки и корзинки с заботливо переложенными персиками. Девушка горько плакала на плече у юноши. Он тихонько шептал ей что-то утешительное, обнимая за плечи и поглаживая по узкой спине. Было непонятно, кто из них уезжает. Я искала глазами Вадима и не находила! Всё правильно. Было чистым безумием идти сюда. Вадим мог уехать утренним рейсом, чтобы, например, погулять по городу. Или купить фрукты и знаменитые специи на тамошнем рынке. В городе и выбор больше, и цены привлекательнее. А может быть, он уехал на такси. Быстрее и комфортабельнее. Что бы я сказала ему, если бы Вадим оказался на остановке? Слава Богу, что всё получилось так, а не иначе.
Я стояла, тем не менее, до самого последнего момента, пока в автобус не погрузились все пассажиры. Плачущая девушка и ее парень уехали вместе. Так мне и осталось непонятным, кто из них кого провожал.
Пожелания Вадима хорошо провести остаток отдыха не сбылись. Отдых с этого дня был безнадежно испорчен. Меня снедали мысли об упущенной возможности... чего? Счастья или несчастья? Какая разница! Жизни! Мой пляж стал раскаленной сковородкой, и я вертелась с боку на бок, со спины на живот то скрывая слезы, то сжимая бессильно кулаки. Как он говорил? «Всё нужно делать вовремя». Чего уж теперь так переживать. Нужно было тогда, в тот миг его летучего поцелуя обхватить Вадима за шею, схватить его за руку, не отпускать от себя, говорить о чем угодно и пробить в нем и в себе эту стену недоверия, боязни ошибиться, страха перед жизнью и любовью.
В столицу я прилетела без опоздания, точно по расписанию. В Москве дело шло к осени. Было прохладно. Пассажиры с неохотой прикрывали свой нарядный загар теплыми кофтами и свитерами. Шел дождь. Неуютно на душе и вокруг. Толпа встречающих размахивала руками и букетами, приветствуя своих.
В этой массе людей, одетых в дождливое серо-черно-коричневое странно бросался в глаза мужчина в светлых полотняных брюках. Кровь бросилась мне в лицо. Вадим! Так же как и я со своим марлёвым платьем!.. Это был, конечно, не он. Мужчина бросился обнимать молодую загорелую женщину, подхватил на руки и закружил вокруг себя маленькую девочку, принялся целовать одну, другую. Оцепенение спало с меня. Что я, в самом деле? Я перекладывала сумку из правой руки в левую, когда ее легко перехватили. Я обернулась. Сзади меня стоял Вадим.
— Я вот подумал, должен же я узнать, какого цвета у тебя глаза!
Ирина Николаева