В духовно-просветительском журнале Самарской митрополии "Древо" вышла статья ректора Поволжского православного института, доктора философских наук, кандидата богословия, протоиерея Димитрия Лескина об ученом, богослове, философе Алексее Фёдоровиче Лосеве. Предлагаем вашему вниманию эту статью.
Встреча с А. Ф. Лосевым — это встреча с необъятной русской философской традицией в ее одной из самых ярких, разработанных и грандиозных форм. Мое знакомство с наследием этого выдающегося отечественного мыслителя состоялась в 1993 году, в Московском университете имени М.В. Ломоносова, когда вся философская общественность широко отмечала столетие со дня рождения Лосева. Тогда под сводами родного университета философа, в котором он так страстно и безнадежно мечтал преподавать в течение всего послелагерного периода жизни (не считая краткого этапа 1942-1943 годов), собрались сотни людей считавших себя его учениками и младшими друзьями. Та неделя международного лосевского симпозиума была настоящим торжеством мысли, духовным и интеллектуальным праздником для многих его участников, в том числе и для меня, студента-первокурсника философского факультета.
Протоиерей Димитрий Лескин
В прошлом году мы отметили уже 125 лет с момента рождения А.Ф. Лосева (1893-1988), и это прекрасный повод сказать о великом русском мыслителе несколько слов.
Лосев родился в городе Новочеркасске, там же блестяще закончил классическую гимназию, о которой с теплом вспоминал до конца своей долгой жизни. Затем последовали годы обучения на историко-филологическом факультете Московского университета, где он был студентом двух отделений - философии и классической филологии. В 1919 году Лосев избирается профессором классической филологии Нижегородского университета, а затем действительным членом Академии художественных наук и профессором Государственного университета музыкальных наук. В начале 20-х годов круг философских интересов Лосева был очень широк. Он активный участник Психологического общества при Московском университете, Религиозно-философского общества памяти В. С. Соловьева, Философского кружка имени Лопатина, Вольной академии духовной культуры. Молодой философ общается и дружит с ведущими деятелями русского религиозно-философского возрождения, такими как, В.И. Иванов, Н.А.Бердяев, и особенно священник П. Флоренский. С 1922 года начал преподавать эстетику в Московской консерватории, где общался с великими музыкантами (Гнесин, Гольденвейзер, Нейгауз) и математиками (Лузин, Егоров, Фиников). Именно в это время выходит в свет его известное «восьмикнижие» — цикл сочинений: “Античный космос и современная наука”, “Музыка как предмет логики”, “Философия имени”, “Диалектика числа у Плотина”, “Диалектика художественной формы”, “Критика платонизма у Аристотеля”, “Очерки античного символизма и мифологии”, “Диалектика мифа”. Центральной работой, в которой выражались философские взгляды Лосева, была “Философия имени” — своеобразный синтез феноменологии и платонизма.
Студент Московского университета Лосев А. Ф.
В 1930 г. появился ряд публикаций с резкой критикой “Диалектики мифа” Лосева. Со страниц главных периодических изданий СССР Л. М. Каганович, М. Горький и другие характеризуют Лосева, как классового врага, мракобеса, реакционера, черносотенца и монархиста. Последовавшие оргвыводы привели к аресту и “трудовому перевоспитанию” на Беломорканале.
Алексей Лосев с супругой Валентиной (тайные монах Андроник и монахиня Афанасия)
После освобождения в 1933 г. Лосев в течение почти 20 лет занимался исключительно педагогической деятельностью в области классической филологии. В 1943 г. по совокупности работ ему присваивается степень доктора филологических наук, а с начала 50-х гг. начинается новый период философского творчества после долгих лет вынужденного молчания. Итогом этого периода можно считать публикацию около 400 научных работ (около 30 монографий). Выдающееся место среди книг Лосева занимает 8-томная “История античной эстетики”, “Эллинистически-римская эстетика”, “Эстетика Возрождения”, “Проблема символа и реалистическое искусство”, “Владимир Соловьев и его время”.
В этой краткой биографии заключены великий путь и великая драма одного из самых главных представителей русского религиозно-философского возрождения, который, по мудрому слову Ф.И. Тютчева, «застигнут ночью Рима был» и который, по собственному признанию, в своих книгах не успел сказать самого главного и важного для него. Это главное находилось за пределами собственно философского дискурса, в той области, где важнейшим становилась уже не свободная игра разума, а путь умного делания, на который Лосев вступил 3 июня 1929 года, приняв вместе со своей супругой монашеский постриг от известного старца-афонита архимандрита Давида (Мухранова), проживавшего тогда в Москве.
По признанию Лосева, сделанному в письме его супруге и сподвижнице В. М. Лосевой в период его пребывания в Куйбышеве, где он читал лекции по истории античной литературы вскоре после освобождения из БелБалтлага, в своем фундаментальном восьмикнижии он только «подошел к большим философским работам, по отношению к которым все, что я написал, было только предисловием»[1]. Увы, и в течение всех последующих десятилетий своей многотрудной жизни, Лосев так и не смог свободно высказать то, что ему было «дороже и ближе, чем философский анализ имени»[2].
Действительно, философия и богословие имени или ономатодоксия, как предпочитал называть их сам мыслитель в 1920-е годы, всегда, в том числе и в поздний период, занимали в его огромном письменном наследии центральное место. В данной статье мне бы хотелось кратко коснуться «имяславского» периода жизни и творчества выдающегося философа.
Афон
В первую очередь необходимо отметить, что религиозно-философские воззрения Лосева формировались в непосредственной связи с афонским имяславием – спорами об имени Божием, которые потрясли не только Св. Гору Афон, но весь монашеский мир и интеллектуальные круги России, став крупнейшим религиозным событием первой половины 1910-х годов. Вслед за о. П. Флоренским, о. С. Булгаковым, В.Ф. Эрном, М.Н. Новоселовым, М.Д. Муретовым и многими другими, в афонских событиях Лосев видит «сокровенный нерв православия» и «священную тайну Церкви». Не только ономатодоксия Лосева, но и в целом вся его философская система испытала самое существенное воздействие со стороны имяславской полемики, все его раннее «восьмикнижие» буквально пронизано отголосками этих споров.
1920-е гг. были для Лосева временем напряженного осмысления тех богословских и философских путей, которые открывались «имяславским догматом» перед православным мыслителем. Подобно своим предшественникам по разработке учения об имени, Лосев обращается не только к философским аспектам проблемы, но глубоко прорабатывает библейское и святоотеческие воззрения на слово и имя, выясняет литургические формы имяпочитания, определяет место имени в православной мистике и, вообще, религиозном культе. Историко-философская перспектива вопроса для Лосева уходит в глубокую древность, являясь ровесницей религиозного сознания, и далее, через греческую философию, и прежде всего Платона, прочно входит в патристическую литературу от апологетов и отцов-каппадокийцев через Дионисия Ареопагита к Св. Григорию Паламе. И западная средневековая философия в споре реалистов и номиналистов, и русская мысль в лице А. Потебни и К. Аксакова органично вплетались в эту традицию мысли, бывшую для самого Лосева «трудной и длительной школой и религии, и философии»[3].
Для Лосева имяславие стало не только теоретической установкой, но живым, всеохватывающим течением религиозной и научной жизни. «Имя, Число, Миф - стихия нашей с тобой жизни, - пишет он из Свирлага в январе 1932 г. своей супруге В. М. Лосевой, которая в не меньшей степени, чем сам философ, была исповедницей имяславия, - где уже тонут отдельные мысли и внутренние стремления и водворяется светлое и безмысленное безмолвие вселенской ласки и любви»[4]. Действительно, в воинствующей против всякой религиозности атмосфере 1920-х гг. обращение к имяславию, этому древнему мистическому движению православного Востока, бывшему для философа «необходимым догматическим условием религиозного учения, культа и мистического сознания Православия» [5], не могло быть ничем иным, как исповедничеством. Имяславие стало для Лосева той призмой, сквозь которую он стремился увидеть всю сферу человеческого бытия. Сам он, широко распространяя принципы ономатодоксии («центрального православного учения»)[6], выделял в них три основных уровня: опытно-мистический и мифологический; философско-диалектический и научно-аналитический, обретая в них тот «высший синтез счастья и ведения», который так пламенно искал мыслитель. Для Лосева имяславие оказалось и конкретной церковной программой в1920-е гг., которая соединила в себе непримиримое отношение к «сергианству», пронзительное переживание путей России - «гибнущей Родины» и в то же время чуждость откровенной политике. В ходе следствия Лосев заявлял: «Я не мещанин, не мог свои взгляды не проводить практически»[7].
Приближение Лосевых к имяславию произошло стремительно в начале 1920-х гг. Согласно воспоминаниям В. М. Лосевой, об имяславии и Синодальном послании 1913 г., они узнали в 1922 г. С этого же времени лично для нее «Сергий перестал быть православным епископом». К этому времени относится знакомство Лосевых с архимандритом Давидом (Мухрановым), ставшим их духовным отцом и наставником. Еще при жизни старца Валентина Михайловна хотела написать его житие, а сам Лосев в письме к В. М. Юдиной в 1934 г. назвал его «самым высоким подвижником в России»[8]. Сближаются Лосевы и с другими афонскими имяславцами: о. Иринеем (Цуриковым) - соборным старцем Андреевского скита в годы смуты, впоследствии правившим «Тезисы об Имени Божием», о. Манассией (с ним впоследствии разошелся арх. Давид, осуждая появившуюся политическую окраску имяславия: о. Манассия покинул в 1925 г. Москву и удалился на Кавказ, где поддержал антисоветские выступления южных имяславцев, в том числе и отказ от «антихристианских документов» - паспортов). В ходе следствия по делу о центре всесоюзной контрреволюционной монархической организации «Истино-православная церковь» А. Ф. Лосев говорил: «Нам не нравилось превращение имяславцев в обособленную от Церкви секту, и поэтому вопросу мы спорили с ними». Насельник Зосимовой пустыни о. Митрофан (Тихонов) жил на квартире у Лосевых. В это время афонские монахи еще ожидали решения Патриарха Тихона об отмене прещений на имяславцев. Д. Ф. Егоров и Н. М. Соловьев посещали св. Тихона в Донском монастыре с просьбой «решить окончательно дело пострадавших еще при царском Св. Синоде и митрополите Антонии (Храповицком) исповедников боголепного почитания Имени Божия»[9].
С 1922 г. начались регулярные имяславские собрания в доме Лосевых на Воздвиженке, а также у П. С. Попова и Д. Ф. Егорова. Здесь Лосевы познакомились с Н. М. Соловьевым («главным ревнителем имяславия»). В кружке читал доклад о. П . Флоренский, его члены: президент Московского математического общества Д. Ф. Егоров, В. Н. Муравьев, о. Феодор Андреев, живший преимущественно в Ленинграде, Г. А. Рачинский, проф. Н. Н. Бухгольц, В. Д. Лиорко (будущая супруга М. М. Пришвина), Г. И. Чулков, а также молодые ученые В. Н. Щелкачев, П. А. Черемухин, В. Л. Олсуфьев и др. Связаны с кружком были еп. Феодор (Поздеевский), свящ. И. Сверчков, свящ. А. Воронков.
До 1925 г. Лосев прочел в кружке большое количество докладов, связанных с имяславием (сохранились тезисы 30 из них). Несмотря на декларируемое стремление воспринимать имяславие как чисто догматическое движение, кружок все больше определялся и по отношению к современным церковным событиям, а также не скрывал восприятия советской власти как «антихристовой». На следствии Лосев раскрывал свое эсхатологическое восприятие судьбы трагической судьбы России как возмездие за «похуление Имени Божия».
В начале 1920-х годов Лосев сблизился с рядом крупных церковных деятелей «антисергианской» направленности: еп. Варфоломеем (Ремовым) (с ним Лосевы занимались древнееврейским языком), арх. Серафимом (Звездинским) и еп. Арсением (Жадановским), который запрещал посещать сергианские храмы, ибо Сергий «подчиняется сатане, а Церковью сергиевой управляет Тучков из ОГПУ»[10]. К 1925 г. относится знакомство Лосевых с М. А. Новоселовым, который произвел на них сильное впечатление. Поражало его «моральное величие» и «редкое христианское устроение личности»[11]. С момента этого знакомства имяславие Лосевых приобретает еще более жгуче практическую направленность. Валентина Михайловна выполняет различные поручения «аввы» и даже берет на хранение его церковный архив, ставший роковым для нее и Е. Ф. Ушаковой - знакомой Лосевой по Астрофизическому институту.
К 1929 г. ряды «кружковцев» редеют. Аресты учащаются. Активными участниками остаются Лосевы, Д. Ф. Егоров, В. А. Баскарев, но при участии М. А. Новоселова церковная активность кружка не уменьшается. Хотя кружок не создавал никакого политического центра, однако Новоселов распространял «антисергианские» брошюры, писал письма к своей пастве, был активным участником «иосифлянского» движения. По показаниям митр. Иосифа (Петровых), он сотрудничал с еп. Гдовским Димитрием (Любимовым), Сергием (Дружининым), арх. Серафимом (Самойловичем). Его влияние распространялось и на митр. Агафангела (Преображенского). Сам митр. Иосиф к имяславию относился отрицательно, непосредственных контактов с Новоселовым не имел и о «группе интеллигентных верующих», во главе которой стоял «некто Лосев», был лишь смутно наслышан. Однако по его предположению, эта группа «только пыталась влиять на Церковь в политическом отношении»[12].
Постепенно к московскому кружку примкнули о. Ф. Андреев, о. В. Свенцицкий, о. А. Сидоров, проф. А. И. Бриллиантов, П. Б. Мансуров, с которыми Лосевы поддерживали близкие отношения. Лосев признавался, что «иосифлянскому» течению он сочувствовал, но «оно не было моим».
В феврале 1928 г. в кругу Новоселова составляется документ «Большое имяславие», свидетельствовавший о «кровавом и мутном тумане бесовской силы, обдержащей и Церковь нашу и нашу Родину». Документ сближает цели имяславия, «антисергианства» и антибольшевизма. Советская власть предстает в нем как сатанинская. «Похулено и осквернено сладчайшее Имя Иисусово, и вот постигла Россию великая разрушительная война, падение и расслабление великого народа, безумие и окаянство жесточайшее сатанинского десятилетия, включая и распри церковные, разделение церковного общества на непримиримые партии еретические раскольнические блуждания»[13]. Несмотря на некоторое несогласие с текстом кружок Лосева вслед за Новоселовым приступает к распространению «Большого имяславия», что означало уже практическую деятельность. Круг Новоселова – Лосева начинал объективно играть роль некоего руководящего центра.
В это время одна за другой стали выходить из печати книги философа. Арест А. Ф. Лосева стал неизбежным после публикации «Диалектики мифа» – последней напечатанной работы «восьмикнижия» (1930 г.). Написанная еще в 1927 г. «Диалектика» через два года нуждалась, по мнению автора, в «Добавлениях», которые Лосев предложил включить Главлиту в разрешенный к печати текст. «Добавления» печатать запретили[14]. Уже в подписанный к публикации экземпляр В. М. Лосева «контрабандно» вставила целый ряд страниц из «Добавлений». Книга была напечатана с «незаконными» вставками, что и послужило поводом для ареста.
«Диалектика мифа» вызвала бурю негодования в советской прессе. В книге увидели «нападение на социализм» и «злобствование против всякого ума», а также все «грехи подряд: беспринципность, мистическую экзальтацию, реакционность, бредни, легкомыслие, невежественность, злобную критику, реставрацию средневековья, близость к фашистской эмиграции, обскурантизм, мракобесие, реабилитацию алхимии, астрологии, магии и т.д. и т.п.[15]. Книга оказалась плодом «поповско-идеалистической реакции»[16]. Лосев - «философ православия, апологет крепостничества и защитник полицейщины», «Лосеву необходимо дать беспощадный отпор»[17]. Уже после ареста Лосева, состоявшегося после 18 апреля 1930 г., в ночь на Страстную субботу, на XVI съезде ВКП (б) Л. М. Коганович, говоря об обострении классовой борьбы по линии культуры и литературы, приводит в пример восемь книг «философа-мракобеса» Лосева. Автор - «реакционер и черносотенец», совершенно чуждый марксизму элемент, «наглейший классовый враг», срочно нуждающийся в «узде пролетарской диктатуры»[18]. И , наконец, вдогонку ужк заточенному в Свирлаге Лосеву летит растиражированная «Известиями» и «Правдой» статья М. Горького «О борьбе с природой», содержащая весь набор пролетарских «проклятий» в адрес философа.
С первых недель пребывания Лосева под следствием ОГПУ начинает фабриковать дело «монархической организации церковников “Истинно-православная церковь”», в которой Лосеву отводилась идейно-руководящая роль. В ходе следствия помощник начальника ИНФО ОГПУ Герасимова составляет «Справку о роли проф. Лосева А. Ф. в антисоветском движении»[19], согласно которой философ выступает идеологом наиболее реакционной православно-монархической и активно антисоветской части церковников и интеллигенции[20]. Автор «Справки», видимо, добросовестно проштудировала «Диалектику мифа» и «Дополнения». Не интересуясь собственно философско-богословской частью работ, она составила подборку фрагментов социально-политического характера, которые можно было бы квалифицировать как «антисоветские». Имяславие представлено в «Справке» в качестве «наиболее агрессивного контрреволюционного церковного движения», в котором Лосев являлся «идейным центром» и «поставщиком оформленной реакционной идеологии». Имяславие стремится к неограниченной монархии и вооруженной борьбе для свержения советской власти и евреев как носителей сатанинского духа марксизма и коммунизма. Кружок имяславцев представлял собой всесоюзную сплоченную организацию с центром в Москве и с филиалами в Ленинграде, Киеве, центрально-черноземной области. Движение подготавливало организованные выступления и оказывало сопротивление советской власти на Северном Кавказе и в Закавказье. Вменялось в вину и руководство имяславцами в долине Псху. Важно, что все «основные печатные и рукописные работы» Лосева Герасимова (на основании свидетельств самого философа) считает «теоретическим обоснованием имяславия».
3 сентября 1931 г. коллегия ОГПУ, сама не верившая своим выводам, вынесла решение по всем участникам монархической организации церковников «Истинно-православная церковь». Из 48 подследственных 15 были исключены в ходе дела, приговор вынесли 33. К расстрелу с заменой на 10 лет лагерей были приговорены епископ Алексий (Буй) (расстрелян в 1937 г.) и свящ. А. Жураковский. К 10 годам лагерей - А. Ф. Лосев, Н. В. Петровский, свящ. М. А. Сверчков, свящ. В. Н. Воробьев. К 8 годам тюремного заключения - М. А. Новоселов (расстрелян в 1938 г.). К 10 годам тюрьмы - еп. Гдовский Димитрий (Любимов) (расстрелян в 1936 г.). М. М. Попов - к 8 годам лагерей. Остальные получили менее значительные сроки: В. М. Лосева-Соколова, А. В. Сузин, А. Б. Салтыков, А. А. Никитин, Е. С. Добряков. Д. П. Дроздов, Б. А. Туголесов - 5 лет лагерей. Д. Ф. Егорову 5 лет лагерей заменили пятилетней высылкой в Казань, где он и скончался. Митр. Ленинградскому Иосифу (Петровых) 5 лет лагерей заменили на высылку в Казахстан (расстрелян в 1937 г.) и др.[21]
Заключением в Белбалтлаг завершается имяславский период А. Ф. Лосева. Сложившаяся к концу 1920-х - началу 1930-х гг. религиозно-философская концепция мыслителя не получила дальнейшего развития. Лишенный после освобождения в 1933 г. на 20 лет возможности заниматься философией, Лосев не мог надеяться тем более на возвращение к философии и богословию имени. Вместе с тем, в книгах «История античной эстетики», «Проблема символа и реалистическое искусство» и в ряде других своих поздних работ А. Ф. Лосев постоянно обращается к существеннейшим темам разработанной им в 1920-е гг. «ономатодоксии», естественно, в философском, культурологическом и лингвистическом ключе.
Автор:
Протоиерей Димитрий Лескин, доктор философских наук, кандидат богословия.