Вновь вспоминая историю доцента Соколова (еще отнюдь не завершенную) хочу поделиться рассказом об одном моем знакомце. Уже, конечно, бывшем.
Так случилось (мне это ощущения жути добавило) что в ту ночь я была в Санкт-Петербурге, вдобавок – совсем недалеко от Мойки. Вздумай я погулять по ночному любимому городу – могла бы увидеть… Да что я могла увидеть? Пошатывающегося пьяного, что-то швыряющего в воду? Отошла бы брезгливо подальше, даже и падения бы не застала.
Но все же… Первые заметки на свой Фейсбук я написала, понятное дело, оттуда, до возвращения в Москву. Впечатление было сильным.
Мой знакомец позвонил мне с утра пораньше. Зная, что в такой час я еще отнюдь не бодрствую. Ему не терпелось.
«Вот, ты сразу кричишь «РАСПНИ ЕГО»… Все закричали… И ты со всеми…»
Оп. Очень уместная параллель. Вообще-то Распятие Господа нашего Христа явилось ключевым событием в истории человечества исключительно потому, что Он принял позорную казнь безвинно, за наши грехи.
А убийц и расчленителей в те времена общество (еще не поднявшееся до моратория на смертную казнь) вполне себе распинало, и тех, кто за это высказывался, можно счесть адекватными гражданами.
Как-то оно смело, сравнивать с Господом нашим обнаглевшего от безнаказанности забулдыгу, о кунштюках которого сам же собеседник мне и повествовал некогда с неодобрением. Но – не одобрять одно, а что случись, так пора вспомнить об общей социальной страте.
"Да он невиновен!!!"
«А кто ж тогда убил и расчленил?!»
«П.!!! Это в его интересах! И подсыпал что-нибудь, чтобы отшибить сознание, тот не понимал, что делает».
«Может и в интересах, но даже мое писательское воображение буксует, представляя этого пупса залезающим по трубе в окно с ножом в зубах и ядом в кармане».
«Теперь пропала историческая наука! Правительство расправится с факультетом!»
Надо сказать, что познания моего собеседника об исторической науке до этого дня носили самый скромный характер. Уж представить его на постоянной основе сопоставляющего деятельность тех или иных исторических факультетов мне было и вовсе сложно.
А вот поди ж ты: откуда то знает, что этот факультет, он лучше прочих факультет, и зуб у на него у злых властей.
«А мне большое дело до того, благополучен ли факультет, где студентам ставили зачеты за хулу на Государя Победителя и прославление гнуснейшего врага? И свара двух бонапартистов – один из которых попроще, другой помеждународнее, мне глубоко безразлична. Ты вообще русский человек или что?»
На некоторое время мой знакомец унялся. Но позвонил вновь – не успела я еще воротиться в Москву. К тому моменту Соколов уже признался. Я полагала, разговор на тему окончен.
«Мне понятно, наконец, в чем дело! Он не виноват. Это дочери – не хотели потом наследство делить с хуторской мачехой (начинается victimblaming ЕЧ). Ну и убили. Он отец, взял вину на себя… Пытался скрыть, не вышло… Кто его не поймет…»
Я не поленилась залезть в интернет.
«Какие, однако, гении злодейства эти дочери! – набрала я по дороге. – Девять и семь лет – и уже убивают ради наследства? Тебе не кажется, что версия немножечко трещит?»
Удар был убойным. Но панциря не пробил. В ответ я прочла какую-то невнятицу, завершенную фразой, что оппонент все равно прав, а я нет. Это обескураживало.
По возвращении я написала статью – не столько о доценте, сколько об уродливой философии бонапартизма, культе Бонапарта, вовсе нелепом в победившей его стране. Да, в контексте убийства, ибо бонапартизм – это вседозволенность. «Тварь ли я дрожащая, или право имею?» Старушка для Раскольникова – его «Тулон».
А реальный Тулон – ничем не краше убийства старушки.
Приключения вокруг этой статьи уже давно известны многим, так что не о том речь.
Мой знакомый был скрыто недоволен.
«Вот, раньше он, конечно, безобразничал. Но что это вы все именно сейчас, как по команде, кинулись об этом писать?»
В самом деле – что это мы все? Может быть потому, что попустительство безобразиям привело к убийству юной девушки? Да ерунда. Нам команду дали.
И наконец, нехотя признавая, что доцент все же убил, мой знакомый перешел на личность покойной.
«Ну разве она могла влюбиться в старого пузатого мужика? А? Ради карьеры…» Дальше следовал хотя и не обсценный, но гнусный речевой оборот, работающий именно на расчеловечивание жертвы.
Успокойся уже. Девочка убита в двадцать три своих года. Нет, какое там. Серьезный мужик пропал из-за какой-то там … «с хутора».
В итоге всех этих перипетий я получила очень и очень печальную возможность убедиться, что этот человек, по сути, так и остался на стороне убийцы.
Я и хотела сейчас написать о том, сколь мерзко явление под названием victim blaming, но получилось немного о другом. О том, как ни на какую этику и нравственность невзирая, в нашем обществе стоят за влиятельных мира сего.
Это еще краткий пересказ, как, думаю, можно догадаться. Но общий алгоритм передан в достаточной мере.
Что же – и это тоже нужно знать.
А к теме очернения жертвы (как методе) я еще вернусь.