Я тоже не меньше. Но это так. С последней моей записи, я прочитал ее, чтобы понять-вспомнить хоть что-то из того, что здесь накалякано. Но это единственное – клянусь. В остальном нет ни времени, ни желания. Второго больше, чем первого. Причем, так всегда – желаешь больше, чем можешь успеть. Но в данном случае, я имеется в виду, конечно, другое. Больше «нет желания». Именно желания, а не времени. Когда хочешь, действительно хочешь, найдешь и время.
Итак, на дворе 1997 год. И точка. Я не вру. Правда. Которая на страницах этого дневника еще вчера была в июне 1996, а сегодня опять-таки в июне, но уже 1997, то есть ровно год спустя. Прикиньте? Все это время я не писал здесь ничего. Я даже не знал, куда забросил тогда этот дневник. Точнее, наверняка знал, но успел благополучно забыть. И не вспоминал. Просто наткнулся на него сегодня, когда искал сигареты... Да, я курю. Мы курим. Брат не решился отличаться. Мог бы, но не решился. Так что мы снова все делаем вместе и даже это. Курим. Родители, уверен, знают, но помалкивают. Да и как не знать. Когда буквально пару-тройку недель назад, мы стояли под козырьком подъезда и курили, было около семи вечера, надо же быть такими дураками, как будто не знали, что мама с работы в это время как раз приходит. Стоим курим, дождь льет (потому, в общем, под козырьком и стояли, так бы хрен нас запалили), курим. Брату приспичило. Дал мне сигарету подержать, сам куда-то в кусты… В дождь е-мое!
Я стою. Дымлю я, и две сигареты в руках. Повернулся крикнуть куда там это чучело запропастился, поворачиваюсь – мама… Внутри все похолодело. Дым застрял в горле. Бросать сигареты смысла нет, еще бóльшая подстава. Продолжаю держать. Она подходит. Вижу, прострелила насквозь взглядом и меня и сигареты. Вида не подаю. Продолжаю и стоять и держать. Тут и чудило выпрыгивает из кустов, слава Богу, хватило ума за сигаретой тут же не броситься. Застыл. Мама улыбнулась: «Что стоите? Ждете что ли кого?». «Привет», - говорю и быстро добавляю. «Да, ждем. Пашку с Валеркой. Бабка Пашку позвала на секунду, Валерка с ним. Вон сигареты их держу…». Ни лучше, ни хуже фигни, чем эта, придумать было трудно. Хотя, в целом, звучало убедительно, Пашку мать знает, Валерку – нет, но я и сам его не знаю, придумал его существование на ходу, но этого не знает она, а потому все выглядит достойно. Плюс, это мама точно знает, Пашкины окна выходят на эту сторону, а значит, теоретически Пашку могли и позвать. Ну а сигареты… Кто там кого знает, кто курит, а кто нет. Этого мать и знать не может, и всегда можно сказать, что Пашка курит недавно. Подставил Жало, конечно, но ничего, он парень головастый – выкрутится. К тому же, это ведь только я так рассуждал, и надеялся, что это фигня как-то уляжется в мамином сознании, и убедит ее, что мы не курим. На деле наверняка, что нет. К тому же братила стоял ну с такой, блин, виноватой рожей, что единственным его оправданием по наличию такой физиономии перед собственной матерью, могло быть его заявление, что только что в кустах он занимался чем-то непристойным, а потому ему безумно стыдно и т.д. и т.п. Но этого он не скажет, а потому мама, скорее всего, все поняла, поняла все правильно, но, в общем-то, сделала все правильно, а точнее ничего не сделала, ничего не сказала, просто улыбнулась чуть более широкой улыбкой, чем обычно и пошла домой. Мы тут же расслабились. Я свою докурил. Брат не стал. Ссыкло. Ха-ха. Хотя, если по правде… ну что мама, или даже родители в целом, могли нам сказать? Отец курит как паровоз, и всю жизнь курил (боюсь, даже предположить с какого возраста, надо будет как-нибудь спросить), пачки две в день – не меньше. И та же мама периодически скользит по этой дорожке. День, другой, неделя, месяц, год… Не больше. Но год как-то курила. Уверен. Да, точно. В общем, курим. Родители догадываются. Не беда. Чем быстрее они это поймут и примут окончательно, тем быстрее мы перестанем тратить собственные деньги на сигареты. А это было бы неплохо.
Итак, написал уже целую гору новых слов, связав из них предложения, а рассказал всего-то о том, что мы теперь курящие подростки. Семнадцатилетние курящие подростки. И именно сегодня вечером, даже ночью, сколько сейчас? Прямо сейчас 23:01. Около полутора часов назад. То есть 22 июня 1997 года, примерно в 21:30, я безумно захотел курить, сигарет в кармане не оказалось, значит все достаточно плохо на сегодняшний день; у брата тоже не было, и не могло быть, у нас всегда одна пачка на двоих и, как правило, она у меня. Я решил прокрасться на кухню в надежде на отцовские сигаретки. Отец на сутках, это хорошо - кухня пустая, потому что мама уже спит, это снова хорошо – кухня точно пустая, но отец на сутках – это теперь уже плохо – кухня может быть пустая и на предмет сигарет! Тем не менее, я решил испытать судьбу и, тихонько пробравшись через родительскую комнату, чтобы не разбудить маму, оказался на пустой кухне, в надежде разжиться батиными, но… Пусто. Сигарет не было. Видимо, сегодня именно тот день, когда стандартный папин блок закончился – последние пару пачек он забрал на работу, а завтра уже с работы явится с блоком новым. Что мне оставалось делать? Да, как последний я даже не знаю кто, я стал делать бессмысленные вещи – искать везде, где только возможно в абсолютно тупой надежде на чудо. Но чуда не случилось. Точнее случилось, но оно было другим, не пахнущим табаком.
В последнем ящике моего стола, под кучей всякого хлама я нашел мой годовалый дневник с несколькими пустыми страницами. Признаюсь, о том, чтобы их заполнить, я думал не долго. Хотелось курить. А это было хоть чем-то, что могло хоть как-то отвлечь от данного желания. Брат, как обычно, уже отвалил в сонное царство. А я вот, как видите, снова в деле. Снова в писанине. И знаете, неплохо себя чувствую. Пишу, смотрю, когда задумываюсь, на черный полированный изгиб моей электрогитары, и настроение улучшается. Даже курить, представляете, не хочется… Хорошо!
P.S. Завтра куплю вторую тетрадь для дневника. Том II.