Вот не хотела же я ехать в эту клятую деревню. В городе друзья, кинотеатры, любимые кафешки, книжные магазины. Уже составлен список аниме, что я собиралась посмотреть. И в конце концов это же лето. Моё последнее лето перед поступлением в институт. Почему я не могу провести его как хочу?! Почему всю жизнь за меня всё решает Адэль?!
С тех пор как моя мама умерла спасая своих бедных африканских детишек. Она всё время кого-то спасала. Вымирающие виды животных, бездомных, защищала права диких племён. Зачем она вообще меня родила не понимаю. Отца я своего в глаза не видела. Да и собственно при жизни матери, я с пяти лет жила с Адэль. Ещё тогда я про себя обозвал её Адольф.
Мамина младшая сестра, полная противоположность старшей. Любимица, отличница, комсомолка, спортсменка. Лучшая во всём. Красивая, холодной северной красотой. Платиновая блондинка с глазами ледышками. И мама вся такая цветущая, с медовыми косами и синими, как небо в самое знойное лето, глазами.
Думаю она и присматривала за мной из привычки быть лучше Элины, моей мамы. Ну и я несуразное существо шестнадцати лет от роду. Костлявая, нескладная, волосы пепельные, неопределённого серого оттенка, и глаза, ненавистные, чёрные, немигающие как у рептилии. Я себе не нравилась, особенно на фоне писанных красавиц сестёр. И терпеть не могла, когда люди цокали языком и говорили, что я пошла а отца.
До сих пор трепеща от негодования вспоминала вечер накануне. Я сдала последние экзамены и была измотана, но счастлива. Пока Адольф не заявила мне, что на всё лето отправляет меня к бабушке. С бабушкой я вообще-то тоже не особо ладила. Она всё вещала с печальным и кротким видом, что моя мама беспутная была, что я крест для её кровиночки. А я тогда кто интересно?! Не внучка ей, чужая ?
Трясущийся как паралитик автобус наконец заглох и тряхныв на последок пассажиров, выплюнул меня на станции с эпичной кривой вывеской Мухоморы. В этих Мухоморах от силы пятьдесят жилых домов осталось, деревня вымирала. Гори ты в аду Адольф в юбке - карандаше. Хотя если посмотреть на всё с позитивной стороны, то можно найти и плюсы. Я - Танита Вольфовна Ёнссон, единственное что досталось от отца это отчество и фамилия, целых два месяца не увижу Адольф. А потом я перееду в общежитие и нам может совсем не придётся встречаться.
Лавлэнда Поликарповна при встрече, снова поохала, насчёт её ветренной почившей с миром матери, напоила молоком и показала комнату, где я могу спать. Кстати эта страсть к диким именам для девочек у них передаётся из поколения в поколение. Пробабку звали Наниэлью Хавроновной. Хорошо хоть моё имя звучит вполне скромно, кажется бабка настаивала на Таниталине, но мама сократила это до Таниты. А сама Элинэль называла меня Тинкой - льдинкой. Кружила меня в солнечном свете, плела мне венки из цветов. Вместе мы подбирали и выхаживали бездомных котят.
Лучше не вспоминать те времена. Отправлюсь на экскурсию по дому и Мухоморам. Я в деревне у бабки впервые, раньше Лаванда, так для себя я сократила имя бабки, сама в город приезжала. Бабка не мешала, она задремала, сидя в кресле на солнышке. Дом был просторным. Большая гостиная, две спальни, кухня. Двор крытый, выйдя из дома и надев кеды, я заметила лестницу на чердак.
Вот туда то я и залезу, обожаю всякие мрачные и тёмные местечки. Адольф вечно пилила меня за задёрнутые наглухо шторы и преимущественно чёрную одежду. Забраться наверх не составило труда. Ого похоже здесь кто-то жил. Имелся гамак, шкаф с книгами, а в сундуке обнаружилось постельное бельё и одежда. Я заинтересовалась шкафом. Открыв одну из тетрадей, что ровными стопками были сложенны на нижней полке, я узнала почерк мамы. Не было сомнений это было её тайное место. Лазить по чердакам было ниже достоинства Адольф, а бабка никогда не отличалась...миниатюрностью и вряд-ли даже, когда была моложе, смогла бы сюда подняться. А вечер то переставал быть томным.