Часть первая
Часть вторая. Ночь на постоялом дворе.
Часть третья. Договор, скрепленный кровью.
Почувствовал Иван неладное, как только в лес ступил. Вроде и день солнечный, а в лесу тишина. Ни птички не поют, ни белки не прыгают по деревьям. Да не стал над этим голову ломать, по тропке пошёл. Зарастать уж стала тропка, ходили по ней не часто, видать. Чем глубже в лес Иван уходил, тем гуще чаща становилась, солнце еле сквозь листву пробивалось. Остановился солдат и присел на пеньке, дух перевести да перекусить. Достал хлеба краюху, что по солдатской привычке всегда в котомке имел. Начал было есть да лесной ягодой закусывать, да шум за спиной услыхал, вскочил, саблю наголо выхватил.
Никого, только ветер листву покачивает. Опустил саблю, шум раздался вновь, обернулся — ничего. Посмотрел на пень, где хлеб оставил, а там дедок сидит и уплетает обед солдатский.
— Кхм... — хотел Иван сказать что-то, да скумекал, что старик не так прост. Солдата обвести вокруг пальца сумел, может хитрость использовал иль чары какие. Старичок же ростом-то невелик, худощав, седина уж давно полностью шевелюру укрыла, да вот без бороды дед этот. Странным это Ивану показалось, да не стал над этим голову ломать, а спросил:
— Кем будешь, старик? Откуда ты появился? Не видал я здесь людей по пути, может, живёшь, старче в лесу этом?
Засыпал Иван старика вопросами, а тот отвечать и не думает, ест хлеб да песнь странную напевает. Ну напевает и напевает, может петь любит, подумал Иван. Да только слова уж больно странные. Вроде и разбираешь их, а смысл ускользает. Не сразу заметил солдат, что в сон его клонить начало, тело тяжёлым стало, веки свинцом налились. Одно лишь желание — лечь на мягкую травку и спать, спать. Так бы и бухнулся под ноги старику, да вновь крест матушкин выручил. Ожёг грудь так, что Иван аж подскочил на месте.
— Да что же это, — вскричал, — опять чёрное колдовство! Ну, погоди, старый паршивец, я тебя сейчас отучу над честными людьми глумиться!
Вытянул крест, хотел и этой нечисти ко лбу припечатать. Да тут странное произошло: подарок маменькин вдруг сам из рук вырвался и попрыгал по тропинке, словно лягушка. Старикашка рассмеялся довольно и громче свою колдовскую песню затянул. Понял Иван, что нынешний колдун сильнее того, что в трактире. Его, небось, тоже саблей не возьмёшь. А в сон всё больше клонит. Сел солдат на травку, голову опустил, ещё минута — и захрапит. Не справиться со злым колдуном. Крестика нет, оружием нечисть не взять, а больше и нет у него ничего. Только сложенный походный мешок за поясом. По карманам похлопал. Пять медных монет, золотой рубль, трубка глиняная, да кисет с табаком — вот и все богатство. Нечем против злодея оборониться.
В сердцах начал Иван своё имущество в колдуна швырять. А тот только хохочет. Вот и рубль трактирщика ото лба отскочил и в траву упал. Медной монеткой в глаз попал — колдун даже и не заметил. Глиняную трубку старик зубами поймал и с хрустом перекусил. А вот с табачком по-другому вышло. Как только сыпанул ему в рожу — расчихался злыдень. Даже про песню забыл. Стоит, глаза трёт.
— Не любишь солдатский самосад! — возликовал солдат и новую горсть в нехристя запустил. Тот аж в три погибели согнулся, чихает, кашляет, слюнями исходит. А к солдату былая сила вернулась. Разыскал в траве крест серебряный и прямо в лоб лесному духу вдавил. Завизжал старик, бежать хотел, да Иван его за шиворот поймал, на землю повалил и кричит:
— Теперь ты мне, вражья сила, всё расскажешь! Я на войнах царских и не таким языки развязывал! Отвечай, по чьей указке извести меня задумал!
Орёт нечисть, дымом от креста исходит, уже вся морда в ожогах, но не отвечает, только глаза злобно пучит.
Утомился Иван, плюнул:
— Ладно. Я с тобой позже допрос закончу. А пока на мельницу наведаюсь, как мне Прасковья Фёдоровна велела.
Посадил солдат старикашку в мешок, на спину взвалил и пошёл по тропинке к мельнице. А она уже и недалече.
Хозяин там статный и широкоплечий, прямо богатырь из былин древних. Сидит на камушке, трубочку покуривает. Говорит Ивану весело:
— Здравствуй, служивый! Садись рядом. Я тебе трубку новую дам, из камня дивного, такую ни один злодей не перекусит.
Удивился Иван прозорливости мельника, поклонился низко.
— Вижу, не прост ты, дядя, может, советом мне поможешь?
— Помогу, служивый. Раньше всегда честной люд ко мне приходил, а ныне забыли почти. Давно у меня гостей не было. Ты мешок с лешим пока поставь рядом. Хорошо, что изловил. Самому с ним поговорить нужно. Только он прятался от меня.
Усмехнулся Иван, сел на камень. Мельник ему трубку подарил, табачком снабдил. Сидят, курят, на солнышко жмурятся.
Мельник трубку выбил, платком протёр, в карман убрал и говорит:
— А теперь давай с твоим пленником потолкуем.
— Пытался. Даже крестом пытал — не говорит, злыдень.
— У меня заговорит, — улыбается мельник. — Развязывай мешок.
Как увидел леший мельника — затрясся, на колени упал:
— Не губи меня пресветлыйСвятозар! Всю правду расскажу!
— Вестимо, расскажешь! — мельник хохотнул, да солдату подмигнул. А Ивана-солдата пот прошиб. Святозар — имя не крестильное, а языческое. Уж не волхв ли это колдовской? Недаром люди говорят, что кузнец да мельник с бесами знаются.
— А вот это ты зря, солдатик! — мельник укоризненно покачал головой. — Отродясь я с бесами не знался, дружбы не водил. Да и кузнец наш сердцем чист, глазом остёр, руками силён. А что перуницы ему в ремесле помогают, так это не бесовство, а наука!
— Так я ж ничего…
— Язык твой не говорил, да я слышал. Дело это не хитрое. А вот прознать, о чём леший меркует, это да — задача!
— Всё расскажу, что пожелаешь, ясный Святозар! — лепетал леший. Он то всхлипывал, то улыбался, воровато шаря глазами по сторонам.
— Зачем человека служивого одурманить хотел? — мельник грозно сдвинул брови, упёр руки в бока и навис над лешаком.
— А чего ему, хлебушка жалко было, да? — оправдывался дедок, продолжая стоять на коленях. — И вовсе он не служивый, а совсем даже отставной.
— Ты глазами по сторонам не шарь! На моей земле. Твоей жёнушке-кикиморе вход сюда заказан. Так что помощи не жди и отвечай по чести. Что это в последний год в округе деяться стало? Всё знать должон, выкладывай, кому говорю!
Иван-солдат малость в себя пришел. Да и то, в турецких походах пострашнее бывало. Стоит, молчит, слушает, субординацию понимает.
— Дык что я! Моё дело малое, — лебезит леший. — Попросили меня домовые Ивана-солдата пугануть, коль в лес наладится из «Красного мерина», вот я и пуганул. Сами-то пробовали, да силёнок не хватило. Оченно он им мешает.
— Вижу, пуганул ты его на славу. Аж в мешок угодил, — смеётся Святозар. — Да что им за дело до солдата? Идёт себе служивый домой со службы, никого не трогает.
— Да встрял он в разборки местные, вот и не угодил домовым.
— Да что за разборки? — удивился Святозар. — Говори толком, и по порядку, с самого начала.
— Всё расскажу, как было и как есть. Только отпусти меня потом подобру-поздорову, пресветлый Святозар.
— Да отпущу, ладно уж. На что ты мне годен? Печку тобой не истопишь, а пакости твои мелкие, так и быть, прощу.
***
Продолжение читайте здесь!
***
Каталог канала «Соавторы МасКоТ»