Сима Мордуховна (в девичестве Зеликман) прожила долгую жизнь и умерла в возрасте 104 лет в Израиле. О том, как ей удалось выжить в минском гетто, рассказал нам ее племянник – Марк Аронович Зеликман.
Бегство
На 22 июня 1941 года власти Минска назначили торжественное открытие искусственного Комсомольского озера, образованного плотиной на реке Свислочь. Сима Зеликман и Гриша Богин поженились полтора года назад и, как и многие горожане, собрались в выходной день отправиться в Сторожевку наблюдать пуск воды. Митинг должен был начаться в 12 часов дня. К полудню здесь собралось множество народу. Минчане в приподнятом настроении ждали торжественного открытия. Вместо этого прозвучала речь Молотова о начале войны. Не успели потрясенные жители разойтись по домам, как на город упали первые немецкие бомбы. Следующие два дня Минск бомбили беспрерывно, а 24 июня на окраинах появились первые немецкие мотоциклисты.
На седьмой день войны столица Белоруссии была полностью занята фашистскими войсками. О плановой эвакуации жителей не могло быть и речи. Некоторым счастливчикам удалось сесть в последние поезда, кому-то запрыгнуть в товарные вагоны или в автомашины, но таких были единицы.
24 июня рано утром на семейный совет собрались Сима с Гришей, его родители и сестры Симы - Ида и Мера с 14-летним сыном Мулей (Эммануилом).
Решили, взяв только самое необходимое в заплечные мешки, идти пешком в сторону Москвы. Пожилые Гришины родители отказались, поэтому вышли впятером. Днем из-за бомбежек передвигаться было невозможно, поэтому шли разрозненной колонной по ночам, а днем укрывались в стогах или в лесу. Народу было, как на демонстрации. Через два дня оказались в колхозе, разместились кто в свинарнике, кто на конюшне, кто в сарае с сеном. Там как раз проходила линия фронта. Только расположились, как появилась колонна военных на мотоциклах. Это был немецкий десант. Началась стрельба с обеих сторон, народ в панике ложился на пол, пули свистели над головой. Немцы перерезали шоссе Минск-Москва, и идти стало некуда. Люди вынуждены были повернуть назад в Минск.
Семья Зеликман
Дедушка Симы, Гилель-Давид Зеликман, родом из Виленской губернии, он был раввином, преподавал в ешиве.
Его свадьба с Рохл-Ханой-Ривкой была ранней: жениху всего 17, а невесте едва исполнилось 13 лет. У уважаемой четы родилось четверо детей.
Один из их сыновей Мордух и его жена Фейга и были родителями сестер Симы, Иды и Меры. Всего у них родилось пятеро детей.
Мордух Зеликман трудился рабочим на колбасной фабрике, Фейга занималась детьми и хозяйством.
Фейга была крупной кареглазой женщиной, в отличие от своего светлоглазого и светловолосого супруга. Его гены передались младшей дочери Симе, которая внешне была похожа на русскую или белоруску, что помогло ей выжить.
Мордух и Фейга умерли еще в 30-годы, старшая их дочь Люба с мужем Бенцианом и дочерью уехали из Минска задолго до войны, а сын Арон в 1928 году с женой и ребенком в поисках работы оказался в Ленинграде.
Так к началу войны в Минске из большой семьи остались только три сестры. Муж одной из них, Меры, сгинул в сталинских лагерях еще в 1938.
Ни могил, ни следов...
Вернувшись 27 июня в Минск, семья застала жуткую картину: город горел, вперемешку валялись трупы лошадей и людей. Добрались до своего дома. К счастью, он был цел, а соседний сгорел. Но ни стекол, ни оконных рам не осталось, все это вылетело от бомбежек.
Через четыре дня новые власти объявили приказ по городу: все евреи должны носить на одежде желтый знак, а затем переселиться в гетто. Был определен квартал около старого еврейского кладбища, куда должны были заселиться евреи в освобожденные от местных жителей дома. Евреев уплотняли по несколько семей в одну комнату, а переселенные русские и белорусы размещались в их квартирах с большим комфортом. Вскоре вышел новый приказ, всем мужчинам предписывалось прийти в комендатуру на регистрацию. Оттуда их увезли в концлагерь в Дрозды в трех километрах от Минска в бывшем совхозе имени Крупской. Туда, кроме евреев, привезли много военнопленных красноармейцев. В лагере скопилось несколько тысяч человек. Сима каждый день ходила навещать своего мужа, носила в основном воду, поскольку продуктов и у самих не было. Прошло чуть больше недели, и, когда в один из дней жены, сестры, матери пришли в очередной раз, то никого из близких не нашли. Накануне ночью фашисты вывезли пленников на полигон и всех расстреляли. Ни могил, ни следов...
Не буду рисковать из-за тебя
Через несколько дней всех оставшихся евреев переселили в гетто. Каждый день гнали на работы по расчистке города. 7 ноября в гетто произошел первый погром: на одной из улиц полицаи – в основном литовцы и украинцы – заходили в каждый дом и расстреливали всех, кто попадался на пути.
Сима побежала на старую коммунальную квартиру, в которой жили еще двое соседей. Светлоглазая светловолосая молодая женщина совершенно не походила на еврейку. В доме было дровяное отопление и, когда Сима уходила в гетто, в их сарае было полно дров. Она попросила соседку:
– Я залезу за дрова, а вы меня закройте с этой стороны.
– Не буду рисковать своей семьей из-за тебя, – отказалась та.
Деваться было некуда, и Сима вернулась обратно в гетто.
Как Сима Зеликман стала Надеждой Кузнецовой
Наступил голод. Пайков никаких, продуктов не давали. Стали менять вещи. К проволоке подходили русские и выменивали вещи на еду. Например, кто-то вынес швейную машинку и сумел ее обменять на две буханки хлеба.
Следующий погром был 20-го ноября. Все это время Сима искала, где спрятаться, но ничего не удавалось.
А потом Сима вспомнила про свою приятельницу, которая была замужем за русским парнем, художником. И тот не подвел – раздобыл чей-то старый паспорт, переделал фамилию, вклеил фотокарточку, потом создал такой эффект, как будто бы паспорт попал в воду и чернила растеклись. Так Сима Мордуховна Зеликман на всю оставшуюся жизнь стала Надеждой Михайловной Кузнецовой.
На поезде от смерти
В апреле погибла Мера.
Она пошла навестить родных ее мужа там же, в гетто. И та улица попала в список погромов. Сима с Идой и сын Меры Муля в это время были дома и остались живы, а Мера погибла. Все это время Сима искала пути спасения. Тот же знакомый художник сделал Иде и Муле новые паспорта.
Нашли человека, который за деньги вывозил в другой город. Он работал машинистом на железной дороге между Минском и Барановичами. Первыми он вывез Иду с мальчиком на станцию Городея в 100 километрах от Минска. Они прожили там всего месяц, попали в облаву и погибли.
Сима-Надя ждала, когда будет возможен следующий рейс. Наконец, в Минск пришел вагон с лошадьми. Их выгрузили, а в порожняк машинист посадил девушку и запер снаружи. Всю дорога Сима тряслась, что он не откроет двери или сдаст ее властям. Вообще такие поездки для минчанок были обычной историей. В самом Минске продукты давно закончились, поэтому ездили выменивать их на вещи в Западную Белоруссию. Пассажирского сообщения не было, шли только военные составы. В такой посадили и Симу. Сам этот знакомый был помощником у машиниста немца. Тот, конечно, не знал, какого пассажира везет. В 4 часа утра открылась дверь вагона и девушка вышла в темноту.
Чи то правда, шо ты жидовка?
До утра Сима просидела на станции, дрожа от холода. А с рассветом пошла по тому же адресу, куда отправились Ида с Мулей. Там она аккуратно затеяла разговор как минчанка, приехавшая менять вещи на еду. Тогда и узнала, что недавно случился очередной погром. Все, кто был из евреев, погибли, в том числе и приехавшие из города, они тоже попали в облаву. Под видом спекулянтки Сима отправилась в ближайшую деревню и зашла в дом к вполне зажиточному крестьянину. Рассказала легенду о том, что она беженка, дом сгорел во время бомбежки, семья погибла. Попросилась переночевать. Наутро хозяин предложил ей работу нянькой при новорожденном ребенке в соседнем селе у родственников. Надежда, как она стала себя называть, с радостью согласилась. От приезжих из Минска старалась прятаться, но однажды один из них ее узнал и шепнул хозяину. Тот ничего не сказал, но решил проверить.
Приближалось Рождество. В деревнях было принято накануне устраивать такой большой праздничный ужин вечером - справлять «кутью». Местность эта раньше входила в состав Польши.
И вот хозяин говорит:
– Знаешь что, пани Надя, мы сегодня идем в гости к родным на кутью, и ты пойдешь с нами.
Сима знала, что надо будет и креститься и молиться. Ответила:
– А что я там буду делать? Я ведь неверующая, комсомолка, я не привыкла к этим праздникам, у нас такого не было.
А он:
– Нет-нет, пойдешь, пойдешь...
Делать нечего. Собралось человек сорок родни всякой деревенской. Они молятся и крестятся, а Сима даже не знала, как правильно это делать. Девушка посмотрела на одного, на другого и стала повторять их движения.
Когда поздно вечером возвращались назад, пьяненький хозяин так по плечу похлопал и говорит:
- А ведаешь, пани Надя, чи то правда, шо ты жидовка?
Сима обомлела:
– Что вы, Владимир, что вы говорите? Ведь если кто услышит, это же...
– Ни-ни, я никому не скажу. Но ты скажи правду: ты жидовка?
- Конечно, это неправда, но если вы будете сомневаться и спрашивать, немцы долго думать не будут...
– Не-не, я не скажу никому ничего.
Но Сима поняла, что оттуда надо убираться как можно скорей.
Шей чехлы!
Сима-Надежда вернулась в Минск. Возле станции стояли дома железнодорожников. В один из них она постучала, и добрая хозяйка оставила Симу у себя ночевать. Пришлось снова рассказать выдуманную легенду. Семья отнеслась с сочувствием и предложила пожить у них. Ее муж – бывший начальник товарной станции с армией ушел из Минска, попал в окружение и сумел вернуться домой. Переночевав у них несколько дней, Сима задумалась, как жить дальше и опять начала ездить по маршруту Минск – Городея. Покупала продукты в деревнях и продавала в Минске.
Однажды на товарной станции Сима попала в облаву. Задержанных отвезли в гестапо. На допросе немцы выясняли, что девушка делала на железной дороге, подозревали в шпионаже. Посадили в подвал, где было человек 10 в маленькой комнатушке. В камере ни клочка, ни подстелить что-нибудь, даже соломы не было, чтобы сесть или укрыться, сидели на голом полу. А ночью в темноте крысы прямо по телам прыгали.
Симу держали в этой камере три дня, периодически выводили наверх и требовали признания, что она шпионка.
В отчаянии она сказала, что портниха, живет тем, что шьет людям. Ее привели в комнату, посадили огромную злобную собаку у входа, принесли целый рулон ткани и четыре большущих немецких чемодана. Показали на швейную машинку и приказали:
– Если ты правда портниха, то шей чехлы!
Никакой портнихой Сима не была, но все же как-то сообразила и за два дня сшила четыре чехла. Следующей ночью ее освободили.
Опасный раненый
Сима устроилась в железнодорожную больницу санитаркой. Однажды, когда советские самолеты бомбили железную дорогу, было ранено несколько русских железнодорожников, обслуживавших товарное депо. Их привезли в эту больницу, и один из раненых ее узнал. К счастью, этот человек пролежал пару дней и никому ничего не сказал. Шел уже 1944 год. Надя проработала в госпитале до самого освобождения Минска.
Открытка от брата
Город освободили, но Надежде опять некуда было податься: ни кола ни двора, все минские родственники погибли. Пробовала разыскивать семью брата Арона и сестры Любы, но безуспешно. В Минске все было разрушено. Для поиска корреспонденции выделили участок, куда сваливали письма людей, разыскивающих своих родных. И вот в один прекрасный день Надя нашла там открытку от Арона! Он обращался к незнакомым людям с вопросом, может, кто-то знает, где Сима Зеликман.
Пришлось доказывать свое еврейство
В 1946 году Надя приехала к брату в Ленинград, но через несколько лет вернулась в Минск. Там в начале 60-х она снова вышла замуж. С мужем Семеном Израилевичем Гриншпаном, подполковником в отставке, они жили счастливо до его смерти в январе 1990.
В конце того же года Сима-Надежда вместе с семьей племянницы (дочери сестры Любы) уехала в Израиль. Не хотела снова оставаться одна. К тому же, в Израиль еще в 1977 году переехала семья Полины, дочки ее мужа Семена, детям которой тетя Надя стала любящей бабушкой.
Когда она оформляла документы на репатриацию, пришлось приложить все усилия, чтобы доказать свое еврейское происхождение в суде – ведь все документы в Минске во время войны пропали.
Выражаем сердечную благодарность Марку Ароновичу Зеликману за предоставленные материалы.
Елена Севенард