Меня часто спрашивают, да я и сам иногда задаю себе этот вопрос, как я оказался студентом – историком. Конечно, мать – учительница, жили в местах, буквально пропитанных прошлым, так что мой выбор исторического факультета Герценовского института смотрится вполне естественным. Но я бы сказал так - подготовила не столько школа, хотя куда же без школы, сколько то, что Гумилев называл «зоной этнического контакта». Если в Гаврах, где родился, я был в моно этнической среде, то в Резекне оказался в поли этнической. Но это я сейчас так говорю, а тогда был не столько шок, сколько удивление.
После окончания второго класса на семейном совете мне было сказано, что осенью мы переезжаем жить в Резекне. И мне придется учить латышский язык, поскольку его изучают, начиная со второго класса. На что я ответил, что это, мол, не страшно, у деда в деревне я уже общался с соседскими ребятами и латышский я знаю. Родители не стали меня переубеждать. Каково же было мое удивление, когда я на первом уроке латышского языка понял только одно слово. Вот тогда родители и объяснили, что в деревне у деда я общался не с латышскими ребятами, а с латгальцами. А это хотя и очень похожий, но все-таки совсем другой язык. И живем мы теперь в той части Латвии, которая называется Латгалией. Но теперь язык для всей Латвии один – латышский.
Так окружающий мир в один миг сильно усложнился. И вопросов к этому миру стало значительно больше. Почему я почти понимаю, что говорят латгальцы, и ничего не понимаю, что говорят латыши? Почему немцы построили замок, а город вокруг замка – Екатерина вторая? Почему в латышском городе русских школ много, а собственно латышская всего одна? Латыши это наши или не наши? А староверы? Они вообще говорят только по-русски, но общаться с ними было бесполезно, в лучшем случае только скажут в ответ - здравствуйте, и все! Может показаться странным, но в пору моего детства, старовер было почти ругательным словом, и употребимым весьма часто. Только позже я узнал научный термин – речь шла о старообрядцах.
Так что в школе, особенно до 8 класса меня интересовала только история и отчасти – литература. Но на первых местах был футбол и рыбалка.
Так получилось, что учителем истории с 5 по 10 был один и тот же человек – Янина Владиславовна. Она как-то быстро поняла, что я читаю немного больше того, что написано в учебнике. Не помню, что бы она меня вызывала к доске, но почти на каждом уроке задавала вопрос классу, а что еще нам известно по теме и тут выразительно смотрела на меня (мне так казалось).
По литературе мне особенно нравилось писать сочинения, изложения не любил, но писал исправно. Хотя с русским языком были проблемы – из-за невнимательности я допускал много грамматических ошибок.
Но самым ярким впечатлением от школы оказались уроки астрономии. В шестом классе я перешел в новую школу, ее только что построили. Школа была своеобразной – обучение было совместным: два параллельных класса – русские, третий – латышский. Т.е. в первых двух учили только на русском, в третьем – только на латышском. Так что я закончил русско-латышскую школу.
Понятно, что директором в такой школе мог быть только латыш. Как раз первый директор школы и оказался моим будущим учителем астрономии.
Помню очень хорошо. Первое сентября в 10 классе. Тогда это был обычный учебный день и сразу после общешкольной линейки начались уроки. Как раз первым уроком и была астрономия. До того как прозвенел звонок, мы не знали, кто именно будет преподавать этот предмет. В расписании фамилии учителя не было. И когда вошел Директор (именно так, с большой буквы), мы решили, что он просто замещает предметника.
Он был невысок ростом, худощавого телосложения. Первый «богатырь» из трех, сыгравших в моей судьбе определенную роль. И, как всегда, элегантен. Безукоризненный темно-серый костюм, дорогой в тон галстук и белоснежная рубашка. Про туфли я просто молчу. Это всегда были именно туфли, а не ботинки.
Мягко говоря, до этого дня, то, как говорит директор, никто из нас практически не слышал. На ковер к нему мы не попадали – все разборки злодеяний заканчивались в кабинете завуча. На школьных собраниях он выступал редко, да и чаще всего – по-латышски.
Как оказалось, он не просто хорошо говорит по-русски (акцент был, но едва уловимый), но и ОЧЕНЬ правильно говорит. Гораздо правильнее, чем даже наша классная дама, по совместительству учительница русского языка и литературы. Ни одного слова паразита, никаких междометий, никаких ошибок в ударении, очень образно и метафористично.
Его негромкая (за весь год он ни разу не повысил голос) речь буквально завораживала. К концу урока весь класс сидел с открытыми ртами – такого никто из нас еще не видел и не слышал.
И что оказалось:
- по астрономии НЕЛЬЗЯ получить двойку. По крайней мере, я не помню, что бы кто-нибудь ее получил. Хотя до этого в среде учеников бытовало убеждение, что двойка – это главная цель и почти что наслаждение для некоторых учителей. Это было видно по их глазам в момент, когда они выводили это число в дневнике и журнале. Так что учеба сводилась к тому, чтобы не дать возможности учителю испытать это наслаждение;
- астрономия это очень интересное путешествие, после которого уже нельзя быть прежним. Так происходило почти на каждом уроке. К тому времени я уже побывал почти во всех городах Латвии и ближайших городах РФ. Но это были поездки, а вот в ПУТЕШЕСТВИЕ я отправился только сейчас, на уроках астрономии. Правы были древние греки – без путешествия нет образования;
- астрономия это очень философская дисциплина. Конечно, я был наслышан о философии и знал, что есть философские факультеты в университетах. Но чтобы вот так, что называется, запросто все 26 человек, мальчики и девочки, начали философствовать, иногда, правда, заикаясь от страшных слов, не мог себе и представить. Конечно, теперь-то я знаю, что философией, как и корью, лучше переболеть в юности. И самая хорошая прививка от этой болезни – это астрономия.
Проблемы выбора места обучения, да и с предметной областью, у меня практически не было. Подходил только Петербург (в семье это название города звучало чаще, чем Ленинград) и только исторический факультет. При этом мать настояла на Герценовском институте, который заканчивала она сама. В августе 1972 года я успешно сдал вступительные экзамены и стал студентом историком. И не пожалел об этом ни разу.
А вы помните своих учителей? Вот так, чтобы и фамилию, и имя, и отчество. А главное – как говорил, о чем, с какой интонацией, ну, вы понимаете, о чем я. Жду ваших комментариев.