"Иже аще постыдится Мене и Моихъ словесъ въ родѣ семъ прелюбодѣйнѣмъ и грѣшнѣмъ, и Сынъ Человѣческій постыдится того, егда пріидетъ во славѣ Отца Своего со ангелы святыми" (Мрк. VIII, 38).
Этими словами отмѣчено явленіе, которое на первый взглядъ можетъ показаться страннымъ и невозможнымъ. Неужели можно стыдиться Іисуса Христа? Неужели можно стыдиться Его словесъ, Его ученія? И если такое явленіе возможно было во дни земной жизни Спасителя, во дняхъ Его плоти, когда Онъ приходилъ и жилъ между людьми въ смиреніи и неизвѣстности, то допустимо ли оно теперь, послѣ двухъ тысячелѣтій исторіи христіанства — Его славы, Его силы, Его благотворнаго и чудеснаго вліянія на міръ и человѣчество?
Исторія знаетъ поразительные примѣры ложнаго стыда среди людей, а наблюденіе надъ человѣческою душой подтверждаетъ, что начало грѣха, живущее въ человѣкѣ, прививая ему злое, сплошь и рядомъ искажаетъ и добрыя начинанія и свойства въ человѣкѣ, и, направляя ихъ въ дурную сторону, дѣлаетъ ихъ сугубо-злыми. Такъ, сознаніе человѣкомъ своего достоинства въ мірѣ, необходимое и цѣнное и въ христіанинѣ, — обращается въ гордость и самолюбіе.
Такъ и стыдъ, это драгоцѣннѣйшее свойство человѣка, отличающее его рѣзко отъ другихъ земныхъ твореній, ограждающее чистоту его души, эта естественная и врожденная защита отъ всего низменнаго и грѣховнаго, обращается нерѣдко въ ложный стыдъ, который становится иногда источникомъ тягчайшихъ преступленій, а иногда и источникомъ духовной смерти. Въ этомъ смыслѣ и слово Божіе поучаетъ:
«есть стыдъ во спасеніе, и есть стыдъ — въ погибель».
Нужны ли примѣры? Одинъ изъ нихъ ярко начертанъ въ Евангеліи въ живомъ образѣ: Иродъ даетъ клятву плясавицѣ исполнить всякое ея желаніе, и отдаетъ ей голову Іоанна Крестителя, осуждая на смерть праведника, вопреки голосу совѣсти и сердечной жалости. Было бы, однако, неудивительно, если бы такія явленія наблюдались среди людей, отдавшихъ себя въ плѣнъ грѣху и страстямъ, — среди людей, у которыхъ все доброе или подавлено, или искажено.
Но вотъ, мы видимъ, среди душъ святыхъ и даже особо избранныхъ дѣйствуетъ тотъ же ложный стыдъ: такъ соблазнительно и сильно это искушеніе. Въ какомъ-то непонятномъ самозабвеніи, несмотря на прямое предсказаніе Спасителя, послѣ горячихъ заявленій о вѣрности Господу, апостолъ Петръ троекратно отрекается отъ Него, устыдившись признать себя Его ученикомъ то передъ служанкой, то передъ праздными разспросами воиновъ: начатъ ротитися и клятися, яко не знаю человѣка...
Исшедъ вонъ, онъ плакася горько; горькими слезами покаянной скорби онъ загладилъ отреченіе, бывшее мимолетнымъ порывомъ человѣческой слабости. И все-таки впослѣдствіи, и послѣ новаго его призванія Воскресшимъ Господомъ, предъ нимъ опять явилось то же искушеніе ложнаго стыда, но въ болѣе тонкихъ, въ болѣе скрытыхъ, а потому и въ болѣе опасныхъ его проявленіяхъ.
Предстояло въ Антіохіи, среди христіанъ, впервые назвавшихся этимъ именемъ и образовавшихъ Церковь изъ язычниковъ, засвидѣтельствовать о томъ, что христіанство безповоротно порвало съ еврействомъ и съ его племенными особенностями, что Ветхій Завѣтъ, съ его обрядовой и національно-еврейской стороны, конченъ и уже не нуженъ, какъ свѣча среди яркаго дня, — что для того, чтобы быть христіаниномъ, не нужно сначала и непремѣнно сдѣлаться евреемъ.
Противъ такого духовнаго и всемірнаго значенія христіанства возставали евреи, даже принявшіе христіанство, и возставали съ такою силой, съ такимъ нездоровымъ рвеніемъ, съ такими угрозами разрыва и преслѣдованій, что апостолъ Петръ сталъ молчать и скрываться и, по началу, какъ бы уступалъ еврействующимъ себялюбивымъ вожделѣніямъ. (Галат. II, 11–15). Конечно, и это было кратковременнымъ проявленіемъ слабости, и впослѣдствіи апостолъ искупилъ и загладилъ его твердостью ученія и исповѣданія всемірнаго значенія христіанства и вѣрностью Христу даже до узъ и смерти.
Хочется примѣнить сказанное къ переживаемому времени. Христіанство имѣетъ всемірное и вѣчное значеніе. Насаждать и укрѣплять его религіозныя и нравственныя начала въ жизни, служить имъ, открыто ихъ называя, не подмѣнивая названія христіанства, какъ религіи, другими силами чисто-человѣческими, — это задача всякаго вѣрующаго, всякаго, подобно первымъ антіохійскимъ послѣдователямъ Христа, нарекшаго себя христіаниномъ.
Въ жизни личной, семейной, общественной и государственной религіозно-нравственныя основы христіанства должны занимать первое мѣсто, и ими должны опредѣляться наше поведеніе, направленіе мысли и жизни, — вся дѣятельность.
Конечно, это требованіе особенно важно и примѣнимо къ тѣмъ лицамъ, учрежденіямъ и силамъ, которыя такъ или иначе являются руководителями жизни. Государство должно служить нравственнымъ цѣлямъ; власть, законодательство, общественный строй, назрѣвающія реформы этого строя, — все это должно имѣть и исходнымъ началомъ, и завершительною задачей завѣты христіанства, какъ религіи, какъ богооткровенной истины, а не человѣческой системы морали.
Можетъ ли, въ такомъ случаѣ, жизнь государственная не касаться Церкви, и можетъ ли Церковь не касаться государства? Напротивъ, онѣ, дѣйствуя согласно, должны и могутъ служить одной задачѣ духовнаго воспитанія людей, дѣйствуя каждый въ своей области: Церковь — въ области духа, въ сокровенной внутренней жизни человѣка; государство — въ области внѣшней жизни, помогая Церкви, силою матеріальной и силою власти, закона, суда, образованія, печати и внѣшняго распорядка, насаждать и укрѣплять религіозно-нравственныя начала.
Потому-то и говоритъ апостолъ о власти, что она назначена въ поощреніе добрымъ и въ наказаніе зло творящему, что она — Божій слуга (Римл. XIII, 1–6; ср. 1 Петр., II, 15), — слуга воли и правды вѣчной и Божьей, а не слуга человѣческой, колеблющейся воли и человѣческой условной правды.
Если всего этого нѣть, ясно, что общество и государство перестали быть христіанскими.
Что же мы видимъ? Растущее озлобленіе, усиленіе преступности, паденіе нравственныхъ началъ жизни, разбои, грабежи, лѣнь, пьянство, — все это, повидимому, взываетъ къ усиленію религіозно-церковнаго воздѣйствія на народъ. Отсюда ясно, что въ предполагаемыхъ реформахъ общественнаго и государственнаго переустройства должны быть положены открыто и рѣшительно начала религіозно-нравственныя.
Это ясно и, повидимому, не требуетъ никакихъ доказательствъ. Но современнымъ людямъ, и опять, какъ древле, подъ вліяніемъ того же еврействующаго направленія мысли, нынѣ только принявшаго иныя формы, но не менѣе враждебнаго ко всему христіанскому, скрывающаго имя еврейства, но остающагося таковымъ по существу, — подъ вліяніемъ того же еврейства, которое нѣкогда, въ первенствующей Церкви, выступило врагомъ всемірнаго и всеобъемлющаго значенія христіанства,
современнымъ руководителямъ жизни часто «стыдно» открыто назваться христіанами.
И вотъ, идетъ безконечная путаница понятій, подмѣна христіанскихъ началъ жизни другими, заимствованными отъ христіанства, но искаженными и извѣстными подъ громкими модными названіями, безконечная разноголосица мнѣній и воззрѣній, безконечныя попытки устроить и упорядочить жизнь на спорныхъ и неясныхъ началахъ человѣческихъ, ни для кого не обязательныхъ и вѣчно мѣняющихся.
Что такое «культура» и «культурныя задачи», къ которымъ теперь такъ часто взываютъ? Что такое «право» и «правовой строй», на который теперь такъ много надѣются? Что такое «примѣръ цивилизованныхъ народовъ», что такое «цивилизація», «прогрессъ» и просвѣщеніе, о которыхъ говорятъ любая газетка и любой листокъ?
Что такое равенство и свобода, эти кумиры современности, если они разсматриваются внѣ христіанства? На чемъ обосновать и братство всѣхъ людей, если не вѣрить въ Бога, ихъ Небеснаго Отца? Есть ли во всѣхъ этихъ перечисленныхъ и названныхъ нами понятіяхъ какое-либо опредѣленное и неизмѣнное содержаніе?
А вѣдь къ нимъ обращаются какъ къ новому евангелію, ими провѣряютъ все и вся, на нихъ хотятъ строить все зданіе жизни, весь кругъ человѣческихъ отношеній. Есть ли въ нихъ, въ этихъ понятіяхъ, какая-либо внутренняя обязующая сила?
Все это ни болѣе и ни менѣе, какъ жалкія попытки затѣнить названіе, затѣнить и исказить и силу христіанства другими пышными названіями, понятіями, модными и принятыми. «Не принято» говорить текстами Священнаго Писанія; «не принято» и «стыдно» обращаться къ источнику вѣчной мудрости; стыдно ссылаться на Евангеліе, — это знакъ «лампаднаго міровоззрѣнія»; стыдно искать руководства у Церкви, — это знакъ отсталости и клерикализма.
Что же удивительнаго, если подъ вліяніемъ того же новаго кумира и идола, желающаго и требующаго отъ своихъ поклонниковъ усилій разложить христіанство, устранить значеніе Церкви, ослабить государство, уничтожить патріотизмъ, ввести матеріалистическія основы жизни подъ видомъ прогресса, — «представители народа», страха ради іудейска и изъ ложнаго стыда, стыдятся явиться патріотами, стыдятся стать на сторону порядка? Неужели можно думать, что все это — люди совершенно безсовѣстные, люди злые и безвозвратно безнравственные? Неужели можно предположить, что всѣ они, въ самомъ дѣлѣ, искренно оправдываютъ все то зло, которому служатъ?
Думать такъ, — значитъ, слишкомъ низко думать о людяхъ. Здѣсь очень часто — гибельный ложный стыдъ, здѣсь малодушіе и слабоволіе предъ натискомъ и силой зла, здѣсь боязнь осужденія со стороны модныхъ идоловъ и кумировъ, здѣсь страхъ предъ тѣми силами, которыя нагло взяли въ свои руки руководительство жизни и насиліемъ, запугиваніемъ желаютъ подавить и обезсилить всякое сопротивленіе злу.
Для насъ все это — показатель того гибельнаго пути, куда приводитъ ложный стыдъ. Для насъ это — грозное предостереженіе. Для насъ это — объясненіе того, повидимому, невозможнаго явленія, о которомъ говоритъ намъ евангельское чтеніе:
«Иже аще постыдится Мене и Моихъ словесъ въ родѣ семъ прелюбодѣйнѣмъ и грѣшнѣмъ, того и Сынъ Человѣческій постыдится, егда пріидетъ во славѣ Отца Своего со ангелы святыми».
Не такимъ людямъ, не рабамъ моды, не плѣнникамъ ложнаго стыда устроить жизнь, не такимъ людямъ, хромающимъ на оба колѣна, ею руководить!
Нужны люди и дѣятели убѣжденные, искренніе, вѣрующіе въ Бога и Христа, вѣрующіе въ добро и помощь Божію, открытые и небоязненные сыны святой Церкви. Нужны люди, которые будутъ называть Бога, Христа, религію и Церковь ихъ собственными именами, не стыдясь ложнымъ и постыднымъ стыдомъ, не подмѣнивая этихъ вѣчныхъ и святыхъ основъ всякой жизни модными человѣческими измышленіями.
Только такими людьми строится жизнь, а не разрушается; только такіе люди откроютъ намъ выходъ къ свѣтлому существованію и къ счастью Россіи изъ нынѣшняго тяжелаго безвременья.
Что бы ни дѣлали злыя силы, какими бы преступленіями ни позорили народъ, какими бы тучами и ложью ни омрачали они сознаніе и настроеніе сыновъ родины, — побѣда и торжество суждены не имъ, а людямъ вѣры, чуждымъ ложнаго стыда, неколебимо, безстрашно и прямо идущимъ правымъ путемъ религіозно-нравственнаго устроенія жизни.
Къ нимъ, въ концѣ концовъ, перейдутъ слабые и смущенные, пока еще колеблющіеся, но въ существѣ любящіе Бога и христіанскую вѣру, къ нимъ, и съ ними — и Божье благоволеніе, и Божественная всесильная помощь.
Сильные и твердые! Вамъ похвала и честь и отрадная вѣра, что Сынъ Человѣческій не постыдится васъ, когда придетъ въ славѣ Своей.
Тайные ученики Христовы, Никодимы современные, колеблющіеся и ложнымъ стыдомъ стыдящіеся! Вамъ слово вѣщее: укрѣпитесь колѣна разслабленныя, поднимитесь сердца унылыя!
Сила враговъ — мнимая, она вся утверждается и покоится на вашей нерѣшительности и боязливости. Встаньте во весь ростъ христіанскихъ убѣжденій, — и сила враговъ сразу рухнетъ.
Дерзайте убо, дерзайте, людіе Божіи, ибо Той побѣдитъ враги, яко всесиленъ! Аминь.
ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ ПРОТОІЕРЕЯ І. І. ВОСТОРГОВА. (Томъ III-й)