Глава 5.
Девушки были.
А я рос. Росли и мои потребности в любви. Я давно уже не смущался, и подходил к любой понравившейся девушке. Теперь каждая, каждая – смотрит она на меня или нет – должна была мне принадлежать. Все они такие желанные, такие зовущие к себе. Оглянись, увидишь – сколько их вокруг; и все, все хорошенькие. До потери ума! Это только здесь их сколько вокруг, но ведь есть и другие места! И там они такие же хорошенькие и зовущие к себе? И там – тоже. Невероятно! Где ни будешь – везде они хорошенькие и зовущие к себе. Может ли быть такое? Как вместить в голове ощущение, что в каждом углу Земли живут хорошенькие и зовущие к себе девчонки? Этого в принципе не может быть, но это есть! Есть! Как тут не сойти с ума? Спасает только то, что кроме них в мире много ещё чего есть – только успевай поворачивать голову. Иначе тестостерон польётся из ушей.
Кого как, а меня спасало небо – учёба в лётном пришлась на годы тоски от осознания факта, что нельзя быть знакомым со всеми девушками Земли. Небо поражало огромностью, полёты – возможностями огромность обнять; строй стоящих справа и слева сокурсников отсекал сам смысл фантазий об обладании всей женской половиной человечества. Отсекал только до дня увольнения – вновь и вновь город срывал едва нараставшую кожу идей о том, что в мире слишком много смыслов не менее – а, может, и более – важных, чем данность твоих желаний слиться с женской природой. Дыхание города, отутюженная до последней нитки форма, блеск лакировки изящных ботинок, гордая выправка и периодическое поглаживание правой ладонью лычек на рукаве кителя; и, конечно, распирающая улыбка свободы – пусть на полтора-два дня, на пару десятков часов, но полной свободы.
Пиво, вино, сигареты и девушки, девушки, девушки – какая из них устоит перед погонами и рассказом о том, что не можешь жить без неба? Смешливые и почти серьёзные, красивые и не очень – все, все девушки города были втянуты в орбиту увольнительных дней. Романтика – пять дней в неделю чеканишь шаг и держишь штурвал учебного самолёта, чувствуя иногда холодок в мошонке от мысли, что через считанные дни (только бы не загреметь в наряд!) опять будут отутюжена парадная форма, вычищены неуставные ботинки; и город пахнёт на тебя до пяток пронизывающей свежестью девичьих духов, ощущений полутьмы залов кинотеатров, что-то шепчущих тебе губ.
Девушек было много, девушки были разные. Хорошо это или плохо – вопрос себе не задавал. Главное, что девушки были. Поражало, что некоторые из них серьёзно относятся к нашим встречам – волнуются, готовят какие-то бутерброды и тортики на пикник. Видно, встречи для них что-то значили. Определяя время свидания, одна из них, в ответ на мою реплику о возможном наряде на кухню училища, с нежностью во взгляде сказала: «Если задержишься, подожду – ну, полчаса; ну, час. Только приходи». Ну, полчаса; ну, час! Господи, да кто ещё так скажет? Где, где она сейчас? Любит ли кого так же, как когда-то меня? Наверное, да. Получается, все эти девушки меня любили? Все, не все – но, правда, любили; и отдавали самих себя без любых условий. Для меня же важным в тех отношениях был сам факт моего присутствия в этой жизни.
Были ли тогда любившие меня более зрелы, чем я? Приготовит поесть, почистит дождевую грязь с брюк, погладит при случае майку и китель. А я? Цветы, улыбки, комплименты – знал, чем их брать. Стоило это мало, а подруги не могли на меня надышаться. Может, их природа такова, чтобы жить в окружении цветов и комплиментов? А в этом возрасте за цветы и комплименты они, вообще, готовы на всё. Не для всех, конечно, но это другой разговор. Влюбчивы очень. А любил ли их я? Только как антураж к полной впечатлениями жизни. Просто держал их рядом с собой – не эти бы были, так другие – сколько их на свете! Сидят во всех углах Земли, и все – хорошенькие. Одну провожаешь, обернулся – идёт не хуже, и загадочней. Моя прежняя загадки уже открыла, а здесь – новый интерес.