Картина вырисовывалась необычная: Мари Лопахина в своем серебряном платье, холодная, тонкая, длинная, как змейка, возвышалась над забившейся в угол Кити, которая в своем золотистом платье с рыжеватыми волосами, напротив, напоминала уголёк, пламя свечи, единственный источник света.
Я бросилась к ней и плечом загородила подругу.
— Не пори ерунды, Мари, — строго сказала я, подражая своей маме, когда та была на меня особенно сердита. — Кити просто потерялась. Или у тебя что-то пропало? Ну так обыщи ее! Если нет, то сворачивай этот спектакль!
Мари от возмущения чуть не задохнулась собственным криком. Она уже разинула рот, чтобы ответить что-нибудь хлесткое, как вдруг в комнату влетела мадам Бижу.
Мадам застыла посреди комнаты, оценивая обстановку. Глаза ее метали молнии, а губы были белыми, как мел.
— Что здесь происходит? — от волнения ее речь стала менее разборчива, картавость увеличилась, ударение сместилось на последний слог, что получилось, что к концу предложения мадам едва не перешла на визг.
— Я застала эту воровку в своей комнате, она рылась в моих вещах, мадам! — поспешила Мари изложить свою версию событий.
Мадам Бижу задохнулась от гнева:
— Рылась в вещах! Да как вы осмелились, мадемуазель Кити?!
Кити была все ещё не в состоянии выдавить из себя ни звука, она лишь беспомощно покачала головой, отрицая таким образом все обвинения в свой адрес.
Тут снова вступилась я:
— Как вы смеете обвинять, — воскликнула я с ударением на слове "вы", — не выслушав хотя бы обе стороны?! Если у Мари ничего не пропало, то и обсуждать тут нечего!
Мадам Бижу повернула ко мне свое искаженное от ярости лицо:
— А уж это не вам решать, мадемуазель Сидорова. Я сейчас же разберусь с этой девчонкой, а если вы вздумаете мешать, то тоже понесете наказание!
— Умоляю вас, мадам, остыньте! — послышался вдруг каркающий мужской голос. Повернув головы, мы увидели в дверях низкую коренастую фигуру учителя естествознания.
— Месье Лавинский! — воскликнула Бижу. — О, прошу вас, оставьте это мне! Я в два счета проучу воровку. Мыслимо ли в нашей гимназии подобное поведение?!
— Но, мадам, поверьте, существует регламент наказания за подобные проступки! Я с ним очень хорошо знаком. Не обременяйте себя, позвольте мне взыскать с девчонки по всей строгости.
К моему удивлению, мадам Бижу все ещё трясло от бешенства, она не собиралась сдаваться. Ее пальцы скрючились от злости, губы стянуло в тонкую полоску, глаза так сузились, что зрачков уже не было видно. В черном пышном платье с черными волосами, закрученными в замысловатую прическу, с черными перстнями на длинных тонких пальцах, она напоминала королеву-мачеху из детских сказок. В ту секунду мне показалось, что она, не задумываясь, превратит Лавинского в жабу, а следом меня и Кити в летучих мышей.
Мадам Бижу медленно двинулась на Лавинского, и было в ее фигуре столько угрозы, что в глазах маленького человечка на секунду мелькнул страх. Казалось, из ее сузившихся ноздрей вот-вот полыхнет пламя. Она прошипела:
— Вы думаете, я уступлю вам расправу над мерзавкой, которая посмела покуситься на мою...
Лавинский выставил вперёд руку:
— Не говорите того, о чем пожалеете, мадам! Я все прекрасно понимаю, — он многозначительно округлил глаза. — Но поверьте, вы не останетесь в накладе.
Теперь мадам Бижу, казалось, нашла в себе силы поумерить свой гнев. Бросив на Кити, а затем на меня испепеляющий взгляд, она взяла Мари за руку и потянула ее за собой.
— Пойдёмте, дорогая, — хрипло сказала она, — здесь вам пока ни к чему оставаться. В этой комнате вы не в безопасности.
Мари выглядела так, будто и сама не очень понимала, что происходит. С лёгкой опаской глядя на мадам Бижу, она позволила себя увести.
Внезапно мадам Бижу остановилась. Круто повернувшись на каблуках, она воткнула свой длинный ноготь прямо в грудь учителю-коротышке.
— Я прослежу, — прошептала она, но так, что каждое ее слово было слышно всем присутствующим в комнате. — Если подлая воровка останется ненаказанной или наказанной недостаточно, я ручаюсь, вы лично ответите перед нашим руководством, месье!
Сглотнув изрядный комок, застрявший в его горле, месье Лавинский кивнул.
Мадам Бижу и Мари вышли из комнаты.
Лишь через несколько секунд, придя в себя и словно бы стряхнув наваждение, месье Лавинский принялся громко хлопать в ладоши, призывая всех разойтись.
— Так, барышни, — прокрякал он, — не задерживаемся! Отправляйтесь вниз, пока бал не закончился. Нам с мадемуазель Кити предстоит разговор.
Гимназистки нехотя потянулись к двери, лишь я, Кити и, разумеется, Вера не сдвинулись с места. Я посмотрела на Веру, та решительно покачала головой, давая мне понять, что уходить не собирается.
— Ну-с, мадемуазель? — воззрился он на меня. — А вы чего ждёте? Жаждете крови? Хотите позлорадствовать? У вас на мадемуазель Кити зуб?
Месье Лавинский противно захихикал, довольный своей шуткой, я же решительно встала.
— Желаете наказывать Кити, наказывайте и меня вместе с ней. Воровство не доказано, ничего не украдено! Вообще не понятно, вокруг чего весь сыр-бор.
— Ах, вы настаиваете на невиновности! Так что же вы делали в чужой комнате, а, мадмуазель? — он воззрился на Кити, вперев в нее свой цепкий взор, будто бы запутав в колючую проволоку
Я хотела было ответить, но Кити, уже овладевшая собой, вдруг выпрямилась и с достоинством проговорила:
— Я ничего не брала! Я заблудилась, и лишь... осматривалась. Я ничего не тронула! Рыться в чужих вещах я бы ни за что не стала!
Месье Лавинский хмыкнул.
— Ну это мы проверим. Так-с, барышни, пройдёмте со мной. Я так понимаю, что мы накажем обеих? Чудесно!
Снова противно захихикав, учитель вышел из комнаты и жестом показал, чтобы мы шли следом.
Протянув Кити руку, я повела ее за собой, Вера замыкала наше шествие.
Всего пару часов назад, мы также точно следовали по коридорам гимназии за фрау Гештальт, пойманные на преступлении, застигнутые врасплох, ожидавшие кары. Теперь все повторялось в точности, с той лишь разницей, что вместо мудрой и доброй к нам фрау Гештальт, впереди шествовал этот низенький злобный человечек, уже не раз продемонстрировавший и доказавший свое недоброе к нам отношение.
Я ожидала, что месье также, как и фрау Гештальт отведет нас в свой кабинет, но, выйдя из жилых помещений, учитель вместо того, чтобы направиться к классным комнатам, свернул к темной узкой лестнице, уводившей глубоко вниз, в подвал.
Мы переглянулись. Месье Лавинский зажёг и нес перед собой небольшой фонарь, который давал столь тусклый свет, что худо-бедно освещал дорогу только ему, мы же нашаривали себе дорогу в темноте практически наугад.
Заметив наши мучения, Вера выставила вперёд руку, и ее ладонь засияла мягким, едва заметным мерцанием, сравнимым по мощности с ночником, висевшим в раннем детстве у моей кровати. Столько же света дала бы свеча или даже спичка, но нам этого хватило вдосталь, чтобы разглядеть короткие неровные ступени под ногами и удаляющуюся вниз спину учителя.
Лестница упёрлась в низкую железную полукруглую дверь, которую Лавинский, слегка согнувшись, отпер с видимым усилием и громким лязгом.
За дверью мы увидели коридор. Он был куда шире лестницы и даже слабо освещен висящей здесь же на крюке керосиновой лампой. Заперев за нами дверь, Лавинский поманил нас рукой и зашагал по коридору, рефлекторно пригибая голову, поскольку даже для его скромного росточка потолок коридора нависал угрожающе низко.
Через несколько шагов в стене мы заметили проем. То была, можно сказать, дыра в стене, как будто бы наскоро прорубленная топором. Пригнувшись ещё ниже, месье Лавинский шагнул в эту дыру.
Следовать за ним мне ужасно не хотелось, да и Кити явно робела, не решаясь переступить через порог этого мрачного места, но Вера, смелая то ли сама по себе, то ли, быть может, благодаря своей невидимости, решительно шагнула внутрь. Набрав полную грудь воздуха, вошли и мы.
Мы оказались в довольно-таки странном месте. Каменные стены, сводчатый потолок, ни единого оконца — все это я представляла себе и до проникновения в эту "пещеру", однако все прочее явилось для меня неожиданностью.
Место это более всего напоминало библиотеку, поскольку вдоль стен стояло множество стеллажей, заставленных изрядным количеством книг, но далеко не только книг. На полках стеллажей лежали свёртки, стопки писем, рулоны каких-то манускриптов, бесчисленное число пузырьков всех цветов и размеров, а также шляпы, перья, лампы, коробки и банки, чемоданчики, сундучки и мешочки, а также и вовсе невообразимые вещицы, нахождение которых в недрах гимназии для девочек мало бы кто предположил. К примеру, посреди комнаты лежал гигантский булыжник, гладкий, как колено, деревянный манекен в полный человеческий рост, вешалка с ворохом разноцветного тряпья непонятного назначения — то ли маскарадных костюмов, то ли просто отрезов и лоскутков, приготовленных на выброс не слишком прилежной портнихой.
Это был тайник. Или, может, хранилище. Или попросту свалка никому ненужного хлама, содержащегося, впрочем, если не в порядке, то как будто с определенным замыслом.
Разинув рты, мы застыли, оглядывая все это богатство. Заметив наше удивление, Лавинский довольно захихикал.
— Нравится? — пискнул он, не вполне владея своим голосом, так сильно он наслаждался ситуацией. — Это моя сокровищница или, если хотите, храм. Ни у кого в Империи вы не найдете столь полное собрание магических артефактов, столь исчерпывающую коллекцию! Если Геннадий Штерн впечатлил вас своим...эээ... тайничком, — снова тихое хихиканье, — то эта комната приведет вас в полнейший восторг. Кстати, о докторе Штерне! От него у меня тоже имеется сувенир, — Лавинский засмеялся своим скрипучим смехом и крикнул: — Лисовский!
Из-за наших спин бесшумно, как кошка, появился черноволосый помощник доктора. В скромном чопорном костюме с прилизанной прической, он выглядел точно таким же незаметным офисным работником, каких и в моем времени было пруд пруди. Но от его манеры появляться из неоткуда, материализоваться из пустоты меня прямо-таки пробрало до дрожи. Неприятный тип, ничего не скажешь.
Меж тем, Лисовский, встал рядом с учителем, и мне вдруг бросилось в глаза их сходство: черные, будто засаленные волосы, маленький рост, дешёвый черный костюм, бегающие глазки. Поведение обоих: будто приниженное, как бы пресмыкающееся. Да что там, даже фамилии были похожи!
Стоя сейчас друг подле друга, они выглядели, как два солдатика одной игрушечной армии: молодой и старый.
Лавинский тем временем продолжал:
— Вы знакомы с юным ассистентом доктора Штерна? Дорогой доктор одолжил мне его на время, поскольку моя миссия в настоящий момент чрезвычайно важна. А господин Лисовский необыкновенно аккуратен и исполнителен! Впрочем, как и ваш покорный слуга. Мы с ним одной крови, — снова мерзкое хихиканье.
Я решилась прервать поток его мыслей:
— Ваша миссия? Чем это таким вы тут занимаетесь, месье?
Лавинский скорчил рожу, которая, по его мнению, должна была показаться нам забавной. Меня же слегка затошнило — так отвратительны мне были его ужимки.
— Вам пока рано это знать, барышни! Но вы уже можете помочь. Вы же желаете избежать наказания за свое дерзкое преступление, а?
— Мы ничего не сделали, — вскричала Кити.
Лавинский покачал ладонью перед ее лицом, как бы приказывая остыть.
— Здесь не суд, очаровательные мадемуазель! Никому, по большому счету, уже не интересно, кто в чем виноват. Эта стадия пройдена, — он снова рассмеялся. — Или как бы это сказать? Пропущена! Настал черед наказания, и вам, милые девочки, предоставляется шанс его избежать! Принять участие в небольшом эксперименте старого ученого. Это ведь даже похвально, м? Что скажете?
Я уже готова была забиться в истерике. Все мое существо подсказывало мне, что надо бежать, кричать, любой ценой отказываться от странных "экспериментов" этого прохвоста, а, может, попросту психа. Но деваться нам пока было некуда, следовало потянуть время.
Кити, как будто прочитав мои мысли, спросила:
— О каком-таком эксперименте идёт речь, месье?
Довольный нашей покладистостью, Лавинский улыбнулся.
— Все очень просто, — начал он. — Мне необходимо испытать одно лекарство, как бы это сказать, препарат. Его изобрел не я, один великий учёный, я лишь бережно его сохранил, — тут Лавинский сделал паузу и поклонился нам, как бы предоставляя возможность оценить его вклад в развитие современной науки. Затем он продолжил: — Так вот, как в самых передовых испытаниях, мы создадим две группы: рабочую и контрольную. Одна из вас получит дозу препарата, а другая, как бы это сказать, пустышку! И мы с моим замечательным помощником, сможем максимально объективно зафиксировать воздействие лекарства!
Лавинский торжествующе посмотрел на нас, весь его вид свидетельствовал о его безоговорочной уверенности, что он нас убедил.
Я резко помотала головой, как бы отрицая все сказанное им, затем холодным голосом спросила:
— И что это за препарат?
Лавинский хитро улыбнулся:
— Если вы узнаете это, будет нарушена чистота эксперимента, леди.
Мы переглянулись. Все это выглядело чрезвычайно странно. Я подумала о том, как глубоко мы спустились вниз, что, кричи-не кричи, никто не услышит, о запертой железной двери, о двух взрослых, пусть и низкорослых мужчинах, которые, похоже, намерены были нас задержать. От паники у меня застучало в висках.
Кити беспомощно смотрела на меня, Вера, казалось, лихорадочно придумывала, как бы применить свою магию, я же пыталась сообразить, как выпутаться без волшебства. Но, казалось, ни одна из нас не находила выхода.
Лисовский стоял, будто поставленный на паузу, в ожидании распоряжений. Лавинский же едва ладони не потирал, такое удовольствие ему доставляло наблюдение за нашим страхом.
Я уже готова была наброситься на него, драться, кусаться, да будь что будет, как вдруг из коридора донёсся грохот. Кто-то с силой колотил в железную дверь.
Лавинский скорчил недовольную гримасу, но не сдвинулся с места, решив видимо, что непрошеные гости сами уйдут. Но стук не прекращался. До наших ушей донёсся гулкий звук голоса. Скраденный толстыми каменными стенами и старинной железной дверью, голос даже показался мне смутно знакомым.
— Месье Лавинский! — кричали за дверью. Голос явно принадлежал молодому мужчине или даже юноше. — Мы знаем, что вы здесь. Граф Мелье вызывает вас! Директор настаивает на вашем визите!
Вздохнув и нахмурившись, учитель направился к двери. Но вдруг Кити, округлив глаза и схватившись за голову, бросилась за ним. Лавинский, недовольный ее поведением, попытался урезонить ее, но Кити было не остановить. Она побежала в коридор, схватилась за ручку двери и принялась трясти ее, пока Лавинский, с силой отпихнув ее, не начал отворять скрипучий замок.
Мы уже были тут же. Я наблюдала за Кити, которая едва не скулила, подпрыгивая на месте.
Наконец, дверь поддалась. Нехотя, с видимым трудом Лавинский потянул на себя железную дверь.
В коридор вбежал молодой кадет. Высокий стройный юноша в черном кителе с красным воротничком.
— Сейчас же проследуйте в кабинет графа, месье... — начал было молодой человек, но договорить он не успел. Заливаясь слезами, Кити боролась ему на шею.
Вера, вскрикнув, закрыла руками рот. В глазах ее стояли слезы.
Я вдохнула и забыла выдохнуть.
То был Мишель собственной персоной. Целый, невредимый и, очевидно, видимый!