Автор Виктор Проскуряков
ПРИКАЗЫВАЮ: МОЛЧАТЬ!
Из отряда, в комендатуру, приехал военный доктор. Старенький! - таким казался нам, двадцатилетним. И ничего военного в нем не было. Разве что китель, с узкими капитанскими серебряными погонами. Приехал он по зимней санной дороге, на лошадке, по замёрзшим озёрам Куйтто.
Нет, не было среди солдат больных. Бдительно следил за нашим здоровьем комендатурский фельдшер Саша Примочкин, медбрат, Красный Крест, гинеколог, аспирин… Много названий было у него, все они помещались в холодном просторном помещении медпункта, идеальной чистоты и порядка. Никто не нарушал этот стерильный покой, не было нужды.
А жили мы в те времена по плану. Планировалось всё, не то что теперь: кто во что горазд, или кто в лес, а кто по дрова. Вот по плану и доктор приехал. Сделать очередные прививки от всех недугов, одним махом. Зверски тяжёл был тот мах: с высокой температурой и лёжкой. Делал доктор укол под лопатку, руки у него тряслись, и он всё жаловался: «Ох, и толстая у тебя шкура!»
Потом было кино «Карнавальная ночь», для снятия стресса, и нам, и доктору.
А назавтра я вспомнил: боится у меня зуб горячего или холодного. Доктор ещё не успел уехать по заставам. Как видно, зубы для него дело новое, практики мало, с видимым удовольствием усадил меня на табурет. После осмотра заявил: «Будем пломбировать!»
«Бурмашина», с ножным приводом, числилась в штате медпункта. Засучив рукава, сдвинув очки на самый кончик носа, доктор прицелился на подопытный зуб. Голова моя попала под волну вибрации, во рту стало кисло. А потом… Дикая боль проткнула мою голову, и я невольно заорал, не менее дико.
Экзекуция продолжалась. После обезболивания, в виде грозного докторского: «Приказываю, молчать!!!», с приложением руки левой к голове, правая крепко держала инструмент. Экзекуция продолжилась.
Озадаченно потёр, доктор, свою переносицу: « Ты знаешь, пломба держаться не будет, Надо удалить зуб» Тут я снова чуть не взвыл, но не от боли, я к ней притерпелся, а от горькой участи подопытного кролика.
ПОПОЛНЕНИЕ
Мы чувствовали себя старичками, хоть и промежуточными. С интересом присматривались к новым связистам. Разочарования не было, ребята что надо.
Ушёл в запас начальник радиостанции Кучеренко, место пусто не бывает, новый появился, сержант Устюжанинов. Кировский парень, коренастый и белобрысый. Этот начальник, штаб не любил, бывал там только при служебной необходимости. И стали мы нести вахту вдвоём, так оно, пожалуй, и удобнее: больше времени на другие дела, быстрее время службы уходит.
У телефонистов самое крупное обновление, впереди лето, колонна – «бригада» по ремонту линий связи, проводной. И пополнение набрали соответствующее. Могут и от комаров отмахнуться и опору однолично заменить.
А пока зима… И надо занять, загрузить службой, работой-заботой, политучёбу на день не растянешь. Парни здоровые, без занятости, на подвиги потянет. Комендатура в населённом пункте, по меркам карельского Севера – немалом.
Дежурства на коммутаторе всех не могут обеспечить, безработица временная зимняя, да и только. Коммутатор ручной, шнуровой, на тридцать номеров. Пять застав, штаб комендатуры, квартиры офицеров, службы, вся тридцатка задействована, резерва нет.
Что-то понесло меня не в «ту степь». Надо про молодых.
Подучили молодых, приспособили к дежурству на коммутаторе. Коммутатор в здании штаба. Офицеры заходят. Коменданту и начальнику штаба дежурный должен рапортовать, докладывать о работе. Так приказал начальник связи комендатуры.
Дежурил молодой, Широких, получивший фамилию по габаритам, со связью не заладилось. Получилось так, что одновременно, в коммутаторную зашли комендант и начштаба. После небольшой заминки, Широких вскочил, левую и правую руки приложил с двух сторон к голове и выпалил: «Товарищ комендант, товарищ начальник штаба, связь работает перебойно!»
«Квацца, а для чего ты здесь сидишь? И почему ты, так странно, двухсторонне, честь отдаёшь?» Комендант не мог обходиться без слова-паразита «квацца».
«Товарищ майор, вас двое вошло, обоим я должен докладывать!»
«Молодца, квацца, да убери ты руки, и связь давай!»
А связь с отрядом сама появилась, волынила, видно где-то, по стокилометровой дороге, то ли за ветки деревьев лесов сплошных цеплялась, а, может быть, к незамерзающей речке спускалась, воды испить.
« Ты проследи, квацца, - сказал начальнику штаба комендант, - чтобы этого юмориста не было здесь при отрядных»
ШИРЕ ШАГ!
От Камненного озера, здравствующей деревни в северной Карелии, до хутора Вуокинсалми, бывшего хутора, двадцать километров по дозорной тропе, по болотам, по кладкам, своеобразному деревянному тротуару полуметровой ширины. Строили «тротуары» пограничники. Несли службу и строили. Но вся беда в том, что на болотах стройматериала нет. Растут чахлые сосенки, но с ними каши не сваришь, приходится трелевать по болоту, на собственном солдатском горбу нормальные лесины издалека.
Девятнадцать километров от Каменноозерской заставы до Вуокинсалми. Уже час, в компании вещмешка и карабина, я иду по тропе. Цветёт багульник. Его терпким запахом пропитано всё в округе: лес, кладки, сопки; даже зайчата, бестолковые и доверчивые. Про болото и говорить нечего, на нём и растёт дурман-багульник. И ещё: на болотах полно морошки, созревающей неравномерно: белой с маленькими головками, краснеющей, и янтарной королевы морошки, поймавшей солнце и необыкновенный аромат. Тяжело взлетают глухари, объевшиеся этим деликатесом.
У меня подходит к концу второй год службы. С «ответственным» заданием хожу по заставам своей комендатуры. На каждой заставе есть немудрёная аппаратура связи и сигнализации, есть связист пограничной выучки. Кому из них нужна помощь – я тут. Грозы любят этот район. Удары свирепых молний бьют аппаратуру. Спасение – хорошее заземление. Трудно его устроить на каменистом грунте застав.
За поворотом тропы, болото, на несколько километров. Кладки прямолинейны, как Невский, и по ним, прогулочным шагом, увлечённо беседуя, идут дозором пограничники, двое. И закралась мне в голову дурная мысль: насколько близко и незаметно к ним подберусь. Прибавил ходу, предательски застучала зубная щётка в футляре, но даже на шаги мои по дереву, ребята не обращали внимания. Километровое расстояние, между нами, сокращалось. Дневное отсутствие комаров, тепло, небольшой ветерок, близкая застава и обед, расслабили их.
Догнал. Иду и думаю, что дальше делать. Схватить сзади за карабин? Нет, нельзя. Неизвестно, чем может кончиться такая «шутка» Посчитают пограничники за нападение. «Шире шаг!» - негромко скомандовал я. Как-то странно быстро и одновремённо дёрнулись пограничники. У ближнего оказался в руках карабин, разговор их, почему-то, прекратился. Они молчали, молча стоял я. Они разглядывали меня, будто я с Луны свалился. Потом они завелись, прикрылись длинным матом и «умной» речью: «А ты знаешь, мы тебя могли подстрелить!»
Тут мне стало весело, я представил, взглядом со стороны, наш контакт. Смотрю, и ребята начинают отходить, и ухмылки не портят их грозные пограничные лица. А потом мы смеялись, даже хохотали, и пошли дальше, и не могли ребята вспомнить, о чём так увлечённо толковали.
