РАЗОРУЖЕНИЕ
Обычный июльский день. Дремал обычный июльский день. Привольна тайга северной Карелии. Каменистые сопки. За тысячелетия существования обросли склоны мхом, не одно поколение елей и сосен превратилось в почву, прикрывшую каменное устройство земли карельской. Гордо стояли сопки среди болот и бесчисленных озёр, просторных, и ламбушек, малых озёр, неожиданно возникающих, на нехоженых тропах. Цветущий багульник, с его дурманом, заполнял подлесье; кажется, не было такого места, где бы не прижился этот карликовый кустарник. Редкие берёзки белели нарядными сарафанами, не могли берёзки долго жить на камне.
Через болото по кладкам, по деревянному полуметровому тротуару, проложена дозорная тропа пограничников. Самими же пограничниками застав. Неумело и неказисто, но крепко и надёжно.
Впереди идёт Гордов, майор, замполит комендатуры. Никакого офицерского вида, выправки, он не имеет. Так, одели обыкновенного мужичка, в форму пограничника. Десяток лет, как закончилась война. Фронтовики составляют основу кадров офицерских. Срочникам-пограничникам везёт: с них спрашивают, прежде всего, службу; затем работу, по обслуживанию самих себя, да ещё по понедельникам политзанятия обязательные.
Иван Соколов, отслужил в отряде полтора года, санитаром при санчасти. Увольнение что творит: ходят пограничники с девчатами познакомиться, а для неотразимости и необходимого наступательного порыва, выпивают. Ошибся Иван в дозировке, вместо девчонки, с патрулём обниматься придумал. Вот и кончилась медицина для Ивана, и лафа в прошлое переместилась. Стучал себя кулаком по лбу на губе, но исправить ничего не смог. В конце-концов пришлось смириться с суровой действительностью: пришлось познавать пограничные реалии, которые оказывались в виде и образе дозорной тропы на заставу. Отвыкли ноги в санчасти, на коротких перебежках, от нагрузок. Всё больше отстаёт Соколов от майора.
- Это машина какая-то, шагает и шагает, равномерно, равнодушно. Изредка, для проветривания, снимает фуражку, и тогда на голове у майора, зажигается лучик солнца. Ни одной зацепки нет, на этом блестящем шарике, даже, редкие дневные комары не держатся.
Идёт Иван, подволакивая ногу, и так думая о замполите. Самого Ивана, уже который километр, преследует жужжалка , никак сбить на лету не получается. И солдатский сидор, хотя и тощий, но спину заставляет потеть, и это ружьё мешает свободно передвигаться. Все беды свалились на Ивана, из-за какого-то стакана петрозаводской сивухи. Хотели дать должность старшего санитара и лычку на погон, зарплату повысить на пару рубликов, и всё теперь мимо.
- А что это, майор, с поднятой рукой стоит? – увидел Иван и помахал в ответ, а потом вспомнил наставления майора, остановился, огляделся и прислушался. Слева от дозорки, в зарослях молодого ельника, стучал топор, весёлые голоса кого-то поминали. А замполит Гордов держал в руках карабины СКС, выражение лица его было непонятное: гнев, возмущение и некоторая доля весёлости. Добавил он к карабину Ивана три дополнительных, махнул рукой в ту сторону, куда шли, и пошел. Сообразил Соколов запнуться и упасть. Ружейный грохот вмиг развернул замполита, подбежал он и помог подняться Ивану.
- Ты, не вздумай ещё закашлять! – шёпотом предупредил майор, - и ружьями не греметь, иди вперёд. Производственная деятельность пограничников продолжалась, с тем же шумовым сопровождением. Под конвоем замполита, понуро, как ишак, тащил Иван майорское трофейное оружие. Чёрные картины рисовались в его воображении. Если за выпивон сослали на заставу, то что будет ребятам за потерю боевого оружия? Сослали – это не беда, это даже оживление в служебной биографии. Все великие люди подвергались ссылке. Но вот то, что Соколов – пособник в «позорном» деле разоружения, ни куда не годится. И ему теперь служить на этой заставе, с этими ребятами. Тяжело вздыхал Иван, косил глазом на майора, но тот не думал отменять рейс с трофейным оружием и невозмутимо сопровождал несчастного Ивана.
Влетело ребяткам по первое, по число, но дальше заставы не распространился опыт разоружения, хорошими людьми были офицеры заставы и замполит комендатуры майор Гордов.
- Ну, Иван, рассказывай, сначала о разоружении, а затем, как ты с патрулём обнимался. Соколов с серьёзным видом, начинал вариации недавних событий. Всё же Соколов был творческий парнишка, недаром взяли его в санчасть, а туда с улицы не берут. Рассказывал о том, как шли по границе и нашли склад с оружием: три карабина были не брошены, нет, а по хозяйски поставлены к ёлке, на сухое, чистое место. Как торговался с замполитом: кому сколько карабинов нести. И как увидел подбегавших к заставе разоружённых пограничников, с дикими, вывалившимися глазами, и как какая-то непонятная сила затолкала его в затененный уголок, за шкаф. А потом переходил на патрулей. Тут уж и оборотни появлялись: были знакомые девчата, и вдруг, вместо шёлка девичьих завитушек, под щекой грубое сукно шинели…
Курилка, в лице пограничников, весело ржала и глотала дымы махорочных самокруток.
ДЕДОВЩИНА
Рота связи после отбоя не спала, рота связи бежала в ноябрьской темноте. Скрипел снег под крепкими ногами. Под мерцанием Млечного пути – шумное дыхание нескольких десятков молодых здоровых глоток. В голове забега: квартет из молодых пограничников, на простыне бережно несущих груз: окурок, завёрнутый в газету «Комсомольская правда» Обнаружили его, окурок, под нарами.
Нарушен воинский порядок. Преступление. Следует искоренить. Так решил старшина учебной роты связи. В Венгрии парни жизни отдают, а тут, в Керкиеше, курят в неуставном месте и окурки разбрасывают.
Ничего. Похоронили улику. На возвышенности тактического поля. А о дедовщине мы и не знали. Не было такого и зла, и слова в 56 году у пограничников. «Молодые»? Все были когда-то молодыми. Все с этого начинали. Это добродушно-уважительное отношение к нам продолжилось.
За службу трижды бодался с подобным. В среднем один раз в год. Но всё поместилось в первый год. После учебки и школы связи – комендатура в Вокнаволоке. Тридцать пятый дослуживал. И несли они традицию: бойца, пришедшего служить в комендатуру, макнуть в бочку с противопожарной водой. Вся соль заключалась в протухшей воде. Делалось это весело, с шутками-прибаутками. Злобы не было, обиды тоже. Во всяком случае наружно не проявлялись. Крещение!
И ещё. Пограничная почта. Был такой вид наряда. Это когда надо доставить из пункта «А» в пункт «Б» опечатанный пакет, или доставить его из одного подразделения в другое.
На 9-ое мая ( не праздновали тогда) попал в пограничные почтальоны. У меня уже был собственный вещмешок и карабин СКС. В мешок сунул банку каши, обед. Патронов для ружья не дали. А отправили на 25 км со старшим наряда Ершовым. Последний год он служил. Хорошо прошли 25. Обменялись с заставскими пограничниками пакетами. Пошли обратно. И тут Ершову вдруг надоело тащить свой карабин: - Возьми, понеси мой, - сказал. - Зачем мне твой? У меня собственный есть. Ничего не сказал в ответ Ершов. Только прибавил хода – вздумал меня уморить. А я, в те годы, умел переставлять ноги, вызов принял. Так мы быстренько и дотопали.
А больше ничего «крамольного» и не было на расстоянии трёх лет. Такая уж дружная пограничная среда существовала…
Да и то. Парни тех лет хватанули военных невзгод, дружба, терпимость, взаимовыручка помогли выжить в лихие годы.
_____________________________________
Совесть
Дрались за напиток мальчишки,
Всерьёз и со злобой, до крови,
Смотрел я и думал: всё, крышка!
О боже, дожили до нови.
Ну как разобраться со стаей,
Прикрикнуть на них - я бессилен,
Толкнут и затопчут, я старый,
У них кто сильнее – всесилен.
Я вспомнил голодные годы,
Отец инвалид, но охотник,
Поищет еду от природы,
Собачка помощник – работник.
Зима была в полном разгаре,
Два хлебца из чистой мякины,
(На полочке в шкапе лежали)
С приправой коры от осины.
Собачка так близко от хлеба,
Лизала немощные лапы,
Глядела так пристально, слепо,
На корочку хлеба из шкапа.
Слюна выделялась стабильно,
Дрожала собачка всем телом,
Поесть так хотелось, обильно,
Но совесть служила уделом.
Закрыл я тот шкап от соблазна,
Обнял и прижался к служаке,
И горько завыли от доли маразма…
Да, есть человечность в собаке.
А собачку мы потом съели, кормить было нечем…
Начало.
Автор Виктор Проскуряков.
