Печать безвыходности.
2 часть
Люпус продвигался все глубже в лес, и чем дальше он заходил, тем яснее становилось чувство опасного, но он отрицал возможность этого. Между Цветущим и Мертвым лесом была четкая грань, которую можно было наблюдать, но не было замечено случая, когда создания из Мертвого леса пересекали эту границу. А сейчас Люпуса окружали и тянулись со всех сторон корявые руки погибших деревьев. Отрицать очевидное уже не было смысла, и он принял это. Тогда-то он и понял что в лесу стоит странная тишина, просто мертвая. Эта тишина сводила с ума, не было слышно даже шума ветерка, не скрипели деревья, и не было слышно шагов по сухой изнеможденной и потрескавшейся земле. Сначала Люпус подумал что он оглох, но потом он осознал что уже пару минут стоит в ступоре и издает хрипящий гортанный звук, действие это он прекратил ,но понял и то, что этот лес был как будто не из этого мира, и причина тишины именно в нем, он не выпускал и не пропускал в себя звук. Но себя Люпус мог слышать, потому что не бы частью этого леса.
На всякий случай он обнажил меч и стал продвигаться дальше. Тяжело конечно было идти не ощущая мира вокруг, с чувством оглушенности, да еще и эти одинаковые гиблые картины перед глазами, похожие друг на друга. И тут то начали происходить странности. Через минут десять хождения по лесу Люпус наткнулся на повозку, а точнее на ее остатки. Странное было зрелище: повозка валялась разбитая пополам какой то невиданной силой ,упряжка и то где должны быть лошади валялась в противоположенной стороне, при этом шерсть, явно конская, была тут же, и была она залита чем то черным, от чего слиплись все эти похожие на волосы сплетения. Конечно, Люпус понял, что это кровь, но очень давняя. На боку повозки красовались три огромные и глубокие борозды, заканчивающиеся на месте разлома. А со стороны места, на котором сидел управляющий повозкой, расходились по остаткам этой повозки и ее частям черные пятна, уже явного происхождения, и видимо совсем не лошадиная кровь это уже была. Сухая земля тем не менее сохранила в себе отпечатки огромных лап, где-то явных, где то в прыжке, подтертых и смазанных.