Отрывок из книги «Хардкорная история. Апокалиптические моменты от древности до наших дней»
ПРОЛОГ ПАНДЕМИИ?
Наше современное существование настолько отличается от почти всех поколений до нас, потому что угроза смерти, особенно безвременной смерти от болезни, стала гораздо более отдаленной. Мы живем в эпоху, когда не приходится ожидать, что значительное количество детей умрут в младенчестве, и это делает нашу эпоху исторической аномалией. Но делает ли это нас другими? И насколько? Повседневные болезни и эпидемии, с которыми сталкивались люди прошлого, пандемии, которые выкашивали население целых континентов, выходят за рамки нашего понимания. Представьте, что произошло бы, если бы мир охватила пандемия, от которой погибло бы 10 процентов населения, а ведь это еще не худший показатель далеких эпидемий прошлого. При сегодняшней численности населения от такой пандемии погибло бы семьсот миллионов человек – причем за короткое время. Каждый десятый. В десять раз больше, чем во время Второй мировой войны. Каковы были бы последствия подобной пандемии?
В 541 году н. э. началась первая настоящая пандемия нашего мира, и умерло огромное множество людей. Юстинианова чума, как назвали ее историки, убила сто миллионов человек. Сегодня считается, что это число явно завышено, но оно дает представление о том, насколько мощной оказалась эпидемия. Она стала предшественницей Черной смерти Средних веков и вызвана была той же причиной – бациллой чумы Yersinia pestis. Разносчиками заразы были блохи, жившие на крысах. Смерть от такой болезни была очень тяжелой.
В следующий раз чума вернулась в 40-е годы XIV века. Она получила новое имя – Черная смерть. Через восемьсот лет после того, как на том же месте свирепствовала Юстинианова чума, ужасная болезнь снова поразила западный мир. Предположительно, болезнь возникла на десять лет раньше в Азии. Сохранились документы, свидетельствующие о том, что китайские города буквально вымирали – в некоторых местах смертность достигала 90 процентов.
В первых сообщениях о болезни упоминались корабли, пришедшие в порты Запада с Востока. Все экипажи были мертвы или умирали от неизвестной болезни. Выжившие разгружали корабли, общались с ничего не подозревающими людьми в порту и в городе – и болезнь стремительно распространялась.
Вскоре смертность в Европе достигла уровня Китая. Целые города исчезали с карты. Сегодня воздушная съемка показывает контуры мест, где до Черной смерти находились поселения. Из больших городов каждый день вывозили сотни трупов. Люди знатные и богатые бежали в загородные поместья, надеясь укрыться от того, чего не понимали.
Чума не только заставляла родителей бросать детей. Страх перед заражением разрушал другие важные элементы общества. Естественная человеческая потребность в обществе и поддержке со стороны ближних угасала на глазах. Никто не хотел подцепить болезнь, которая всех убивала. В эпоху, когда люди стремились быть вместе и близость была для них важнее, чем в нашем современном мире, им приходилось отдаляться друг от друга. Такова была молчаливая трагедия чумы: каждому приходилось страдать практически в одиночку.
Мы не знаем точного количества умерших. Хотя некоторые называют цифру 75 миллионов, бесчисленное множество отдаленных ферм, деревень и даже городов могли не войти в окончательный подсчет. Общее население Западной Европы в то время чуть превышало 150 миллионов. Значит, болезнь унесла половину населения континента. (Если сегодня эпидемия унесет такой же процент населения, то в одной лишь Европе умрет более 300 миллионов человек.)
Последствия были колоссальны. В современном мире, при стремительном росте населения до такой степени, что это начинает уже угрожать экосистеме планеты, мы даже представить себе не можем подобной смертности. В научно-фантастических романах часто встречаются описания того, как природа возвращает свое, потому что все люди умерли (так произошло, например, в Чернобыле после ядерной катастрофы – заброшенные территории снова заросли лесом, и там снова появились птицы и звери). То же самое происходило в регионах, истерзанных чумой.
Возможно, оптимист (или пессимист?) скажет, что природа постоянно развивается. Борьба человека с микробом еще не закончена. Природа постоянно напоминает нам, что в микробном мире всегда находится что-то новое взамен того, что больше не работает. В 1918 году, когда самые современные общества считали, что подобные эпидемии – дело далекого прошлого, человечество получило напоминание о том, что даже самые обычные болезни могут потенциально угрожать цивилизации, если для них сложатся подходящие условия. Болезнь, получившая название «испанка», поразила человечество во время чудовищной Первой мировой войны, и вскоре количество умерших значительно превысило количество погибших на войне.
Пожалуй, самым удивительным в этом гриппе было то, что в момент его появления человечество добилось великих успехов в медицине. Но когда у американских солдат начали проявляться симптомы, специалисты оказались в тупике. Джон Барри в книге «Великий грипп» рассказывает о том, как у моряков неожиданно начиналось кровотечение из носа и ушей, а другие кашляли кровью. «Некоторые кашляли так сильно, что вскрытие показывало, что у них разрывались мышцы живота и хрящи грудной клетки, – пишет Барри. – Многие находились в горячке или жаловались на сильные головные боли, словно кто-то вбивал клин им в череп чуть ниже глаз». Кожа некоторых заболевших приобретала странный цвет. У кого-то «губы и кончики пальцев синели», а у кого-то кожа «темнела так сильно, что невозможно было понять, белый перед тобой или негр».
За пару месяцев до появления этих необычных симптомов было проведено вскрытие моряков с британского корабля, умерших после сходной болезни. Вскрытие показало, что «их легкие напоминали легкие солдат, погибших от ядовитых газов или легочной чумы».
Более тревожной была скорость и широта распространения болезни, несмотря на попытки изолировать тех, кто имел контакт с заболевшими, но пока не демонстрировал симптомов заболевания. Барри пишет: «Через четыре дня после прибытия бостонского отряда, девятнадцать моряков были госпитализированы в Филадельфии... Несмотря на немедленную изоляцию их самих и всех, с кем они могли контактировать, на следующий день в больнице оказались восемьдесят семь моряков... Через два дня их со странной болезнью слегло шестьсот человек. В больнице кончились свободные кровати. Персонал начал заболевать». Поскольку госпиталь был переполнен, заболевших стали отправлять в гражданские больницы, а военные продолжали курсировать между военными базами страны, заражая новых людей.
То, что началось в Филадельфии – по крайней мере, в самой опасной форме – быстро распространялось. В мире все еще шла война. Современные транспортные средства быстро перемещали людей между странами, и вирус распространялся гораздо быстрее, чем во время любой пандемии прошлого. Сочетание эпидемии с началом истинной глобализации было чудовищным. В разгар эпидемии целые американские города практически замирали. Все места, где могли собираться люди, наглухо закрывали, чтобы не распространять болезнь. Люди не ходили на работу и в школы. В некоторых местах само функционирование общества оказалось под угрозой – так велик был страх перед заражением. Эпидемия стихла к 1920 году. По оценкам современных эпидемиологов, грипп убил от пятидесяти до ста миллионов человек. «Примерно половину умерших составляли молодые мужчины и женщины двадцати-тридцати лет, – пишет Барри. – Если верхняя оценка смертности справедлива, то можно сказать, что от 8 до 10 процентов молодежи, жившей в то время, были убиты вирусом».
Болезнь была уникальна не только количеством жертв, но и короткой продолжительностью своей страшной жатвы. Хотя она продолжалась два года, «две трети смертей произошли за первые двадцать четыре недели, и более половины этих смертей пришлось на период с середины сентября до начала декабря 1918 года». Такая высокая смертность за такой короткий период дезориентировала и дестабилизировала общество.
Все это произошло в эпоху, когда мы уже много знали о биомедицине. Мы знали, что болезни распространяют бактерии, мы понимали, что нужно сократить контакты, чтобы не заразиться. Врачи быстро поняли, что моряков в Филадельфии убила особая разновидность гриппа, но болезнь была не похожа на все, что они видели прежде, и они ничего не могли сделать. Заразилась пятая часть населения планеты, и пять процентов умерли. В численном выражении это была самая смертельная пандемия, поразившая человечество, но в процентах она не шла ни в какое сравнение с Черной смертью, царившей в Европе в середине XIV века. Человечество было на волоске от гибели – болезнь была опасной и распространялась стремительно, но все могло быть гораздо, гораздо хуже.
И может быть. Сегодня мы так же высокомерны, как и поколение, которое поразила испанка. Современная эпидемия, сравнимая с пандемиями прошлого, большинству современных людей кажется фантастикой, а не реальной возможностью. Но те, кто регулярно работает с инфекционными болезнями и видит, какое влияние болезни, подобные Черной смерти (например, Эбола или вирус Марбург), оказывают на изолированные сообщества, отлично представляют, как вирус геморрагической лихорадки в одном регионе мира или разновидность птичьего гриппа в другом могут напомнить нам, что наша цивилизация, как и «Титаник», вовсе не является непотопляемой. И для ее гибели вовсе не нужно что-то новое.